Несколько минут оба молча смотрели на осенний парк, который уже понемногу загорался золотом и багрянцем. Наконец, Аня заговорила:

— Как мне плохо… И знаешь, что самое паршивое?

— Ты не знаешь, от чего хуже. От коньяка или от того, про что мы с тобой сообразили вчера. Поверь, у меня то же самое.

— Они предали нас. Потому мне сейчас плохо только от коньяка. В жизни не буду больше пить. Я про другое. Помнишь, что мы обещали друг другу тогда по дороге в Ярославль? Я не хочу больше мстить. Наверное, это нехорошо, но мне плевать на них. Я не собираюсь тратить свою жизнь, чтобы у деда в аду появилась компания повеселее.

— Я тоже… не собираюсь мстить. Я и раньше-то к этой идее довольно прохладно относился. Я давал клятву защищать род, а не мстить. А теперь… тем более.

— Как мы это скажем остальным? Мы ведь тогда друг другу обещали.

— А никак. Маша и так нас поймёт. Она с самого начала была против, я знаю. Просто с нами спорить не хотела. Маша — творец, созидатель, а не разрушитель. А младшие… пока ничего, им всё это не интересно сейчас. А как станут постарше и поумнеют — думаю, они нас с тобой поймут и согласятся.

— И что нам тогда делать? Что со всем вот этим? — Аня обвела рукой вокруг.

— А всё то, чего и раньше. Жить. Заботится друг о друге. Знаешь, я ни секунды не жалею, что согласился и что вы оказались рядом. Я сейчас даже не представляю, как раньше жил без вас. Маша будет рисовать, станет великой художницей, я уверен. Яна и Юна — может быть, и дальше останутся актрисами, тоже будут всемирно знамениты. Может быть, найдут себе другое дело по душе. Женя — пока не знаю, она ведь без вопросов у нас маленький гений. Ей бы научиться разбрасываться поменьше и о последствиях думать. А мы с тобой, как и раньше, будем помогать и оберегать, чтобы им никто не помешал. Будем просто жить. Тени прошлого пусть и дальше дрыхнут в своих могилах. И нас не трогают.

— Согласна, — Аня потянулась и впервые за день с улыбкой посмотрела на брата. — У нас впереди вся жизнь. Что хотим — то и делаем. И к чёрту прошлое.

Если ты хочешь, чтобы люди с тобой работали за совесть, а не из страха или только по обязанности, нельзя пренебрегать формальной вежливостью и демонстрировать, что раз ты начальник, то остальные рядом с тобой ничтожество и пыль. Но когда глава внутренней безопасности вошёл в кабинет главы рода, тот не сделал даже попытки встать и пожать руку человеку своего ближнего круга. Впрочем, безопасника это не удивило и не задело. Он был один из немногих допущенных к тайне. Это на публику хозяин кабинета бодр и крепок. На самом деле большое кресло — часть медицинского комплекса, а наготове всегда команда врачей. Убийца, лишивший главу рода жены и сына, лишь на ноготь не закончил свою работу.

Проклятие всё равно зацепилось, пусть его действие и удалось заморозить. Только цена этого — адские процедуры каждый день, чтобы хотя бы пару раз в неделю глава рода мог ненадолго показаться на публику. Провести короткую встречу с особо важным гостем, которого нельзя спихнуть на помощников. Или поговорить с прессой. Остальное время сидеть затворником, работая сидя или лёжа. Что поделать, для окружающих после смерти жены у главы рода характер стал на редкость нелюдимый, но к этому все относились с пониманием. То, что он перестал улыбаться, и лицо почти не выражает эмоций, суровая застывшая маска — тоже с горем справиться никак не может. А не потому что мышцы лица давно уже отказали. И ты знаешь, что в любой момент проклятье шевельнётся, очередной спазм перекроет какой-нибудь важный сосуд, и ты мгновенно умрёшь. Завтра, через год, а может и через десять лет. Ни один врач тебе не скажет «когда», потому что и сам не догадывается.

Он давно бы сошёл с ума от этой муки, наплевав на грех самоубийства кинулся с обрыва или завязал петлю на шею. Но за его спиной были дети, он принимал клятву верности от тысяч других людей и не мог всех их предать. Он давно стал к себе суровее любого палача, потому и от остальных требовал такой же дисциплины и точности. И вот сейчас человек, стоящий перед ним, его подвёл. Глава рода постучал пальцем по папке, в которой лежал отчёт о поездке дочери в Крым, и спросил:

— Как ваши люди допустили, чтобы этот Михаил сошёлся с моей дочерью? Да ещё настолько близко? Я не требую от вас устраивать несчастные случаи, но есть тысяча способов отвадить постороннего. Почему ваши люди бездействовали?

— Их знакомство было целиком инициативой Ильи Ефимовича Брасикова. А вы сами перед поездкой подтвердили его приоритет над моими людьми.

Хозяин кабинета замолчал, обдумывая прозвучавший ответ. Оказавшись одной ногой в могиле, можно позволить себе быть честным хотя бы перед самим собой. Из него вышел плохой глава рода. Когда старший брат, умница и официальный наследник внезапно отказался от своего статуса, бросил всё и уехал… Впрочем, сейчас поздно про это говорить, из тщеславия или растерянности — но он согласился принять власть. И худо-бедно как-то вытянул лямку все эти десятилетия. Наверное, потому что тогда принял главное и самое умное решение своей жизни. Вспомнил, как живший два века назад мудрый правитель Земли Ямато вызвал к себе перед коронацией девять своих лучших друзей и попросил их остаться его друзьями. Их называли гэнро. Они не имели официальных титулов и статусов. Гэнро не занимали высоких государственных постов. Зато они имели право сомневаться в поступках микадо и говорить ему про это. Даже когда повелитель не хотел слышать.

У него нашлось не девять, а всего пять таких друзей. Зато настоящих. Они согласились. И никто из них за годы дружбы не потребовал ничего для себя. Но они всегда успевали подойти и сказать: не торопись, тебя обманывают. Кажется, ты слишком доверяешь не тому, ты слишком слушаешь свою гордыню. Не всегда он в итоге поступал по их совету — но сколько раз это их слова и рука спасали от поспешных, сиюминутных, и в итоге глупых и ошибочных решений? Ведь чтобы понять и увидеть, как лестью и обманом тебя подталкивают в нужную льстецу сторону — надо не торопиться, а всего-то остановиться и немного подождать.

Человек, который сейчас стоит навытяжку возле стола, слишком молод, чтобы знать про гэнро. И даже не подозревает, что Брасиков — последний. Остальных давно сожрало время… предпоследний гэнро тогда успел закрыть друга своим телом, принять основной удар на себя. Брасиков — последний из гэнро, только ему он рискнул доверить свою дочь. И если Илья не просто допустил эту встречу, а наоборот подталкивал… С точки зрения здравого смысла знакомство не просто бесполезное, а скорее вредное. Учитывая разницу общественного статуса Ольги и ничтожного политического веса этого Михаила, а также истории с его семьёй. Возможно, друг увидел там, на Крымском побережье что-то, чего отсюда, из душного пыльного кабинета ему не понять?

— Хорошо. Тогда внесите этого Михаила в список десяти.

— Так точно, будет сделано.

Безопасник отрапортовал, хотя и не смог скрыть своего удивления. Минуту назад шеф готов был стереть и подчинённых, и этого Михаила в порошок. А сейчас приказал внести парня в список десяти человек, из которых его дочь потом будет выбирать себе мужа. Глава рода на это мысленно улыбнулся. Вдруг понял, что, кажется, именно этого Брасиков и добивался, так открыто толкая Ольгу и Михаила навстречу друг другу. Но не захотел говорить напрямую, гэнро ведь не требуют и не настаивают, а лишь советуют. Три — четыре недели слишком мало, чтобы зародилась крепкая влюблённость, да и возраст у обоих ещё почти детский. Зато этого хватит, чтобы появилась и окрепла настоящая дружба. Десять — это не потенциальные смотрины женихов, как думают многие в его окружении. Словно они готовятся к ярмарке, кто из покупателей больше даст за товар-невесту, за тем она и пойдёт. Его дочь сама выберет себе того, кого захочет, а остальные станут её гэнро. Пока в списке всего четверо, но все уже точно готовы за Олю в огонь и воду.