Перед ночёвкой семья поставила силки чуть в стороне от своего лагеря. Когда Анюта наконец отправилась проверить ловушки, старик её задержал.
— Послушай, выкинь из головы всё то, что тебе Олежка рассказал. Хороших людей давно нет, их поглотила Зима – Мара, понимаешь? Они умерли первыми, просто не выдержали, остались только плохие. Береги себя, береги свою жизнь, заботиться надо только о тех, кто рядом с тобой. Только о своей семье, никогда её не оставлять. Ты меня понимаешь?
— Я в живе с вами, — с полной серьезностью в голосе повторила она. Внимательно посмотрев в голубые глаза, скиталец наконец отпустил девушку прочь.
Олег уже собирал свои вещи и готовил оружие. Совсем скоро они должны были вновь отправиться в путь: собрать новости, подготовить запасы. Только на это и хватало короткого времени тёплого солнца. Однако, молчание людей живущих за счёт сказа непозволительно затянулось. Вздохнув, Михаил присел рядом с сыном. Смерив отца презрительным взглядом, тот постарался игнорировать его появление.
— Послушай, Олежка, — слова подбирались с трудом. — Долгие годы мы были только вдвоём, и этого вполне хватало. Но теперь всё изменилось…
Молчание.
– Это было твоё желание, твоя просьба! – продолжал говорить Михаил, чувствуя, как попытка примирения перерастает в нём в раздражение. Обвинения смешались с путанной речью. Чёткий план разговора начал медленно катиться к чёрту. – Только из-за тебя мы спасли Анюту! Я этого не хотел, сразу говорил, но теперь что уж?! Сейчас уже поздно! Я понял, что из-за этой девушки наша жизнь изменится навсегда, сойдет с привычной колеи, любое необдуманное решение смертельно опасно! Всё должно было идти по-другому, но теперь уж не будет. Просто не может…
— Не может? — желчно переспросил его сын.
— Да, не может… Дьявол! Сколько мне ещё гнать её от себя, чтобы ты убедился?! Это не любовь! Это какая-то первобытная традиция передачи своей жизни спасителю. Посмотри на неё — Навь совершенно не похожа на нас. Она чужая и всё ещё живет по старым подземным порядкам!
— Ты не прав, отец, — с вызовом ответил Олежка. — Я многое видел и многое понял. Все люди рано или поздно придут к этому. Нам остаётся лишь жаться в Тепле, ни на что ни рассчитывая. Мы бьёмся за место у костра, превращаясь в такое же первобытное племя. Навь проделала этот путь лишь гораздо быстрее. Прежде чем забрать людей окончательно, Долгие Зимы вначале отнимут у нас человечность! Если мы не остановимся, то погибнем гораздо раньше, чем телесно умрём. Погибнем в душе!
— Мы не из тех, кто может рассуждать, Олег, – со стоном отринул его доводы старый отец. – Мы ничего не можем изменить, как никто уже никогда не изменит! Люди угробили этот мир, чтобы сорок Зим мёрзнут на дне его незакрытой могилы! Прежнего не вернуть – города вымерзли, одичали, остались лишь анклавы из тех, кто никогда не протянет руки. Люди привыкли доверять только тем, с кем Зимуют. Они даже не хотят ничего видеть вокруг себя, кроме своих же порядков, а ты…
— Мы можем изменить себя сами! – вскочил Олежка. – Хоть раз помочь кому-нибудь, не проходить мимо обреченных на смерть, не смотреть на ужасы, что творятся, а помогать! Мы можем оставаться людьми! Какой толк бороться за жизнь, в которой нет места для этого?
— Толк? Если так поступать, то сам не долго протянешь! Помнишь, в детстве я рассказывал тебе, что людям верить нельзя? Знаешь, сколько сердобольных помощников погибло в ловушках? Их убили те, кто не оглядывался на других, брал всё лишь для себя! Перестань говорить наивные вещи, перестань убеждать в этом Анюту, иначе вы оба погибнете!
Скитальцы умолкли, разговор дался каждому не легко. Откровения бурным потоком прорвались через плотину терпения…
Солнце поднималось всё выше, повеяло тёплым ветром, впервые за долгое время почувствовался запах весны. Это очистило от мрачный мыслей, разрушило возведенные за Зиму стены недоверия и обиды. Михаил посмотрел на Олега, встретившись с тем же извиняющимся взглядом сына. Они вновь были единой семьёй на извечной дороге скитальцев. Прощать и уметь сдерживаться – слишком важное умение во время зимовок. Так было нужно, так было правильно, чтобы сохранить семью в целости.
— Я не трону Анюту, обещаю тебе, – как можно легче улыбнулся скиталец. – Всё, что делалось – было ради тебя. Придёт время и она сама от меня отстранится. Ты моложе, красивее, а я уже стар, во мне нет ничего привлекательного. Она это поймёт.
Тут его взгляд заметил неладное. Над лесом стелился лёгкий дым от костра, поблизости оказались люди, нужно было скорей уходить со стоянки.
Будто сбрасывая со своего сердца груз, Олежка ответил:
— Я ведь всегда знал, что ты её не тронешь, но всё же боялся. Вернее сказать – был разочарован. Я представлял, что у нас выйдет всё по-другому… Куда после Заветри? Будем искать сказы для мена?
— Нет. Отправимся в Блок. Наши запасы иссякли, на троих уходит слишком много еды. Пора…
Резкий гром близкого выстрела и женский крик не дали скитальцу закончить. С деревьев сорвалась стая ворон, своим глухим карканьем птицы предвещали беду. Скитальцы бросились в сторону выстрела, но по звуку уже было ясно — стреляла винтовка Анюты. Не следовало разводить костёр в этом месте! Здесь хоть и редко, но всё же случались встречи с людьми. Выжившие выходили весной из Тепла и начинали поиски пищи. Анюта вполне могла столкнуться с большой группой таких шатунов. Руки машинально схватили оружие, отец и сын приготовились к стычке. С каждым шагом отчаянные крики становились всё ближе.
Через каких-то полминуты они вбежали в небольшую лощину. Здесь прошлым вечером были поставлены силки на мелкого зверя и представшая картина сразу дала ответы на все вопросы. Анюта была цела. Подняв винтовку она держала на прицеле голосящую женщину. Возле силков лежало тело убитого старика. Заливаясь слезами, несчастная пыталась поднять его и привести в чувство. Но даже со своего места Михаилу было видно выходное отверстие среди грязных седин. Анюта не промахивалась. Никогда не промахивалась. Но теперь колебалась. Она то вскидывала винтовку, то со злостью опускала «Пера», не решаясь выстрелить снова. Заметив подоспевших скитальцев, девушка совсем растерялась.
Олежка подскочил прямо к Нави и еле сдерживаясь, закричал:
— Что ты наделала?!
Она уставилась на парня большими глазами, не понимая причин его злости.
— Крали нашу еду. Наших зайцев украли…
— Это же просто женщина и старик! Ты убила его за двух зайцев?!
— И её надо убить. Зачем она? — девушка посмотрела на Михаила в поисках хоть какой-то поддержки. Не в силах сказать больше ни слова, Олежка остолбенело глядел на неё. Анюта продолжила:
— Сыщем нору, заберём снедь. Они ж недалече…
— Хватит! — резко оборвал её парень и Навь вздрогнула, как будто получила удар.
— Она всё правильно сделала. Это были наши силки, наша добыча.
Олежка пораженно открыл рот, пытаясь возразить отцу, но тот уже обернулся к рыдающей женщине.
— Неужели ты думала, что ловушка не охраняется, когда решилась на воровство?
— Будьте вы прокляты! — безумно завопила она. — Вы убили отца! Моего отца! Как мне теперь выжить?!
— Держаться за то, что у вас было раньше. За тех, кто вам сможет помочь, а мы ничем не поможем, — мрачно произнес Михаил, подзывая Анюту. Девушка быстро спустилась со своего снайперского места и встала рядом со старшим. Олежка медлил лишь на несколько секунд дольше. Ему было больно видеть плачь сироты, но и он в конце концов последовал за своей семьей не оборачиваясь.
— Убейте меня! Лучше убейте меня сейчас! Изверги! Будьте вы прокляты! — кричала им в спины женщина. Михаил на ходу стиснул зубы, стараясь не слушать её, оглохнуть, не обращать никакого внимания.
Когда они отошли достаточно далеко, крики стихли. Скиталец посмотрел на Анюту и та учуяла взгляд.
— Зайцев жалко. Зачем оставили? — сверкнули глаза охотницы из-под капюшона.
— Зайцев тебе жалко, а старика нет? — скитальцу хотелось услышать честный ответ, потому в голосе нарочно не было осуждения.