— Или пока уголь не кончится, — тихо пробормотал Олежка. Отец улыбнулся, ведь угля у Головы было ещё предостаточно. Теплостанция когда-то отапливала целый город, но теперь работала на один-единственный котёл. Старик и его подданные могли здесь сидеть ещё сотню лет. Так что в чём-то религиозные бредни местных были правдивы.
— Ну, говори, раз пришёл. Что видит свет? Что дарит весна? Кто жив, а кто нет? — словно даруя великую милость, произнёс Голова. Он даже извлек из-под груды тряпья свою пухлую руку и взмахнул ей, разрешая развлечь себя новостями.
— Однако, знай, сказалец, что удивить меня тебе будет не просто.
Михаил только пожал плечами. Новости, которые они приносили всегда были в Блоке востребованы. Ни к чему было набивать себе цену.
— При первом ясном дне мы направили стопы к Заветри. Взойдя на вершину – насчитали на юге девять костров. Два Тепла на юге погасли. Не стало селений…
— Об этом я знаю, — неожиданно отмахнулся Голова. — Говори дальше, что видел на севере?
— Две трубы на севере, что были даже больше труб благословенного Жара – исчезли. Так, словно их и не было никогда. Вечный Огонь погашен силами, о которых…
— Не ведаешь… — закончил за скитальца старик.
Его осведомленность начала настораживать Михаила. Неужели Голова и вправду мог заглянуть за стены своей жаркой крепости при помощи рун? Эта мысль была настолько нелепой, что пришлось её сразу отбросить. Но Голова явно наслаждался моментом – скитальца было нелегко поставить в тупик при разговоре.
— А на востоке тишь да река, несущая воды в края далекие и неизведанные. Как же там пелось…
Обрюзгший старик начал вдруг что-то припоминать:
— «Воды холодные, в земли безлюдные. Окрест деревья лесные, над курчавой волной облака расписные». Хорошие слова, красивые. Ты ведь тоже любишь красиво говорить… Верно, скиталец? Да только они тебя переплюнули. Те, кто до вас тут уже побывал.
Сердце Михаила дрогнуло. Ещё по взгляду и словам Григория он понял — в Блоке что-то не так. Его семья была не первой, кто приходит к Голове с новостями. Здесь побывали другие скитальцы, это их следы остались на Заветри!
— Кто? — спросил он, чувствуя, что положение стремительно ухудшается.
— Мужчина и женщина — молодая, красивая. Голос, словно у певчей птицы. Она играла и пела, складывала слова так, как ты никогда не сумеешь. Их было двое, и они рассказали все новости, которые ты бы мог мне сейчас предложить. И даже более того, их путь был гораздо длинней твоего, а истории интересней. Порадовали меня ещё и ручною зверушкой. Псов я давно не видал, а при них был щенок. Он звенел от чистой души, как дождь по талому снегу. Презабавная животина.
Голова рассмеялся. Ему довелось видеть настоящее выступление с музыкой, песнями, новостями и даже редкой собакой – их же почти всех съели! А те, что бежали прочь от людей, встретились в лесах с волчьим братом. Даже если бы сказальцу удалось вспомнить сейчас лучшие из своих истории, это не затмило бы появление незнакомцев.
Михаил молчал. Стоял и молчал, глядя на ухмыляющегося старика. Нет для скитальца участи хуже, чем молчанье на Мене. Семья не смогла бы достать здесь припасов при всём желании. Оставалось надеется, что хотя бы выпустят со своим. Но судьба продолжала ехидно портить им планы.
— Ты побеспокоил меня в неурочный час, скиталец, не имея на то серьёзного повода. Такое должно иметь плату. Ты пытался бездарными россказнями отобрать крохи отложенные на чёрный день, но у тебя ничего не вышло. Однако, во славу Великого Жара, я позволю тебе развлечь меня в последний раз. Расскажи то, что удивит меня. Пронзит в самое сердце. А лучше, — Голова перевёл влажно заблестевшие глазки на стоявшую позади всех Анюту, — пусть она мне расскажет! Признаюсь: женский голос для меня стал приятен.
От напряжения у Михаила закололо кончики пальцев. Олежка осторожно толкнул его в бок – в глазах сына читалась мольба. Он просил рассказать о Повелителе Серых Городов и предупредить Голову об угрозе. Это не только «поразит его в самое сердце», но и заставит всё жирное тело трястись. Однако, едва ли после этого можно будет спокойно выйти из Блока. После подобных рассказов их точно не выпустят, задержат до самого прихода Серой орды. Но, даже если удастся поразить Голову другим своим сказом, тот наверняка не сдержит данного слова. Михаил чувствовал ложь старика, как чувствуют запах в испорченной пище. И Анюта… Зря он потащил молодую девчонку на поклон к этому сластолюбцу!
— Она только учится нашему делу, косноязыка и…
— Тебя я уже слышал, теперь её очередь! Раз она скиталец, пусть расскажет мне что-нибудь. Пусть поразит! — рявкнул властитель Блока, приподнявшись на месте.
На краю зрения забеспокоились тени опричников, раздались щелчки приготовленного оружия. Медленно, очень медленно Михаил обернулся к Анюте и взглянул на неё. В глазах цвета лазури не было страха и не нашлось места растерянности. Лишь застывшие воспоминания блестели на дне широких, как озёра зрачков. Губы девушки шевелились, произнося только ей одно ведомое.
— Анюта…
Но вдруг она сама вышла вперёд и откинув с головы капюшон, расправила русые волосы. Из угла послышалось хищное урчание Головы.
— Возле Жара черно, как при самой тёмной ночи. Вечной ночи, когда мир был пуст и безбрежен. Не было люда, не было зверя, и Богов, что над нами, средь нас и под нами Богов тоже не было.
Михаил слушал, затаив собственное дыхание. Что Навь хотела рассказать Голове? Но, как видно, старик оказался заинтригован. Он не ожидал услышать такого, ведь скитальцы приносили новости лишь из реального мира.
— Что же было тогда, если не было ничего? — облизнув губы, старик покосился на священный котёл.
— Лишь яйцо цвета альта — златое яйцо. Внутри него сокрыт Род-прародитель – начало начал и основа основ. И родил Род Ладу-любовь – силу, что незаточима. И вырвался Род из яйца разбив золото, осветил мир звёздами, сотворил океян-море. Из лица своего родил солнце, а из груди своей выпустил месяц, дыханьем своим закружил ветры и бури. Обернулся Род соколом и взял по правое крыло день ясный, а по левое крыло — ночь тёмную. И полетел над морем-океяном, путь впереди выбирая. Держал дневной сокол едино зерно, а сокол ночи – ком землицы сухой. Вот обронил чёрный сокол ком в море, обернулся селезнем и нырнул в глубины, дабы землю вознесть. Поднялась земля островом Бури, где сошлись ветры и грозы ревущие. Светлый сокол обронил в ту землю зерно своё, и поднялось ветвями могучее дерево. Воссел на нём Род и сотворил сына – могучего Сварога. В мудрости и силе своей увидал Сварог, что прячет селезень в клюве камень волшебный. Произнёс Сварог слово заветное и начал расти тот камень, пока не смог селезень его более в клюве держать. Упал бел-горюч камень Алатырь на сыру землю. Взял Сварог молот волшебный и ударил по тому камню. Рождались от каждой искры выбитой Сварогом новые Боги-Сварожичи. Средь коих в жарком мареве родился и сам огненный Бог Семаргл…
Анюта вдруг прервалась и многозначительно взглянула на котёл. В его топке с гулом билось багровое пламя. Голова проследил за её взглядом и беспокойно заёрзал. Невыносимая жара туманила людской рассудок, заставляла видеть наяву то, о чём говорила охотница. Алые руны, начертанные на стенах, переплелись в картину сотворения мира. Должно быть в этом месте старик действительно легко впадал в транс, а любой чувствовал себя одурманенным. Каждое слово в жаре воспринималось легко и проникало виденьями в затуманенный разум.
— Расскажи больше! Больше об огне – о Великом Жаре! — начал просить Голова.
— Явился Бог огня Семаргл в вихре пламени – самом чистом и другое всеочищающем. Ехал он на златогривом коне серебряной масти, и где конь тот ступал – всюду выжженный след оставался. Но селезень-ночь породил тогда Великого Чёрного Змия, который удумал силу и славу Сварога себе отобрать. Ударил Чёрный Змий по бел-горюч камню, и полетели от него чёрные искры, родившие нечисть и всех злых духов. Схлестнулся тогда Огнебог со Змием, и разыгралась долгая битва. Но не хватало сил у Семаргла одному одолеть Змия и всю нечисть им порожденную. Попросил он тогда помощи у отца своего – предка Сварога, и одолели они Змия вместе. Запрягли Змия в великий плуг и распахали мир на три части: Правь, Явь и Навь. Правь для чистых духов и благородных предков наших, Явь для живущих сейчас, а Навь – буде миром подземных душ, самых тёмных и злобных при жизни. Когда от Богов люд произошёл, Семаргл даровал им Великий Жар, что спасает от Долгой Зимы и укрепляет стены наших домов. Такой мой сказ о том, как было рождено всё сущее, как запылал огонь в наших топках. Доволен ли ты, Голова, поражен ли в самое сердце?
