Однажды поздней ночью, ослушавшись приказа главы семейства, взяв с собой заранее приготовленную корзинку для пикника с остатками ужина, Риган решила проведать брата.

По длинному коридору, что вёл в нужное крыло, гулял ветер и выводил печальные ноты умирающего имения. Эту часть дома перестали использовать уже больше десяти лет назад. Она больше не отапливалась зимой и после урагана не восстанавливалась. Выбитые порывом ветра, когда-то искусно расписанные витражи радужными осколками рассыпались по полу холла восточного крыла. Отражая лунный свет, кусочки стекла рисовали причудливые узоры на покрывшихся плесенью стенах. Пахло болотными топями, тленом и умирающей историей имени Хоув.

Затаив дыхание и сделав последние пару шагов, Риган постучала в нужную дверь. Она и не надеялась на ответ, просто повернула резную ручку из оленьего рога, толкнула преграду и вошла в спальню брата.

Лютер сидел в глубоком кресле, укрывшись старым пледом из шерсти горного быка. Черты его лица исказились. Он был старше всего на пару лет, но теперь Хоув находила в нём взрослого мужчину, что прошёл несколько войн. Солдата, что видел смерть и сам её дарил.

Половица скрипнула под ней, когда она сделала шаг в сторону брата. Парень перевёл на неё пустой взгляд.

Сегодня он был вымыт. Одет в новые одежды. Подбородок гладко выбрит, а волосы были аккуратно зачёсаны назад. Когда-то по нему сходили с ума все девицы Ивердуна. Высокий, статный, красивый как божество на рисунках древних фолиантов. Наследник Хоув подавал большие надежды, и девушки на выданье кружились вокруг него, как мотыльки у пламени. Но то время прошло. Сейчас он был похож на высушенное тело, в котором ещё жила душа.

Сердце кольнуло, и слёзы подступили к глазам. Пододвинув поближе к брату столик, Риган стала выкладывать на него содержимое корзины. Аккуратно разложив еду и налив в два кубка остатки вишнёвого вина, что выкрала из старых запасов в подвалах поместья, один она вложила в ледяную руку Лютера, а когда его пальцы сомкнулись на стакане, то лёгким соприкосновением стекла друг о друга разрезала тишину спальни.

Дзынь.

Оба молчали. Они, собственно, и раньше-то не общались. Хоув ещё раз окинула стан сидевшего напротив молодого человека. Поблагодарила старую нянечку, что втайне от главы рода приходила заботиться о брате. Поблагодарила судьбу, что та не наделила её магическим потенциалом. Что не пережила всё то, что выпало на долю сидящего рядом.

Чиркнув огнивом, подожгла маленькую свечку на куске яблочного пирога и протянула молчаливому брату.

– С днём рождения, Лютер!

***

Пытаясь сбросить с себя болезненные воспоминания прошлого, Риган встрепенулась в кресле. Проклиная себя за слабость, она посмотрела в сторону двери, желая как можно быстрее покинуть спальню прадедушки.

– Убирайся с глаз моих, никчёмная! – рявкнул глава рода.

Как сигнал к отступлению. Хоув подорвалась и рванула в сторону выхода, окончательно решив – место ей в тени.

Глава 4. Намеченное будущее

Золотые рыбки в пруду колыхали водную гладь. Синева поверхности отражала плывущие в небе кучерявые облака. Лёгкий майский ветерок ласкал кожу. Риган протянула руку к проплывающей рядом маленькой жизни. Куснув загрубевшую кожицу пальцев девушки, рыбка уплыла в глубь водоёма, на прощание вильнув шлейфом хвостика.

«Выйдешь замуж за кузнеца», – слова прадедушки отбивались в голове тревожным колоколом.

Наречённый Авель Гунтред происходил из обеспеченной семьи ремесленников. Хороший парень. Она пару раз видела и общалась с ним на ярмарках Ивердуна. Симпатичный, но не многословный. Такой же грубоватый и угловатый, как его инструменты, которыми он подковывал лошадей и ковал мечи в подарок знати. Талантливый, но скучный и холодный, как кусок железной руды.

И не то, чтобы Риган верила в сказки. Нет. Её жизнь давно перестала быть пределом мечтаний. Хоть и рождена была в благородном роду, работала она как служка, только бесплатно.

Огромная усадьба уже больше десяти лет как держалась на хрупких плечах в ней живущих. Спозаранку Хоув поливала грядки, полола сотки с картофелем, драила полы поместья и стирала вещи, таскала вёдра с реки, что текла недалеко от огорода. Не готовила – не было таланта. Пару раз пробовала, но получала подзатыльники за испорченные продукты.

Поместье увядало. Умирало, тихо поскрипывая деревянными балками, шорохом крошившегося фундамента, перезвоном осколков разбитых витражей и завыванием ветра в бесконечных коридорах.

В свободное от работы время она проводила в семейной библиотеке. Просматривала старые записи обрядов, пыталась найти тот переломный момент, что стал ключом к проклятью. Сколько не перечитывала о проведенных ритуалах экзорцизма, все они были по одному образцу. Менялся только результат. Очень много погибших было во времена самого рассвета их фамилии, когда главой рода был Фолкор Хоув. В те года шла война, и появилось немыслимое количество мятежных духов. Старые пергаменты пестрели десятками имён тех, кто не пережил обряд, но кто мог заточить зуб на клан экзорцистов, из прочитанных записей было не ясно. Может, и вовсе эта была обиженная женщина, что не смогла породниться со знаменитым семейством, или же мужчина, чью жену увёл один из дальних любвеобильных родственников. Не теряя надежды, Хоув собрала в стопку все записи с погибшими и отнесла в свою комнату, решив, что однажды она раскроет эту тайну.

***

Риган сидела под тенью плакучей ивы, поджав колени, и перелистывала страницы бесполезного талмуда, что когда-то дал ей прадед. Как ни старалась, но высшее наречие не желало покоряться. К несчастью – а может, и слава всем богам, – ей это было неподвластно.

Хоув знала, что в доме живут сущности. Демонические создания, что когда-то давно были приняты её предками и стали хранителями от злых сил. Но она их не видела, только ощущала. Когда в жаркий августовский день по позвоночнику проходила ледяная волна, или предметы находились не на своих местах, или пламя вспыхивало в камине, словно масла плеснули, или же всё те же излюбленные колыхания штор и вековых гобеленов в безветренную ночь. И всё же – это наводило жуть. Не очень радужная перспектива – знать, что, может, кто-то за тобой подглядывает, когда ты сидишь на ночном горшке.

Рядом с ней с глухим стуком что-то упало и закатилось под подол. Риган подцепив край льняного сарафана, перекинула ткань набок. Взору явилось надкусанное наливное яблоко. Затаив дыхание, она подняла глаза и стала вглядываться в кроны плакучей ивы, прекрасно зная, что никого там не увидит. Пытаясь преодолеть страх, сделала пару глубоких вдохов и как на духу протараторила:

– Хагун, прекрати меня пугать!

Демон, сидевший на толстой ветке ивы, присвистнул. Он ждал, что его И-Ри, завизжит как поросёнок и рванёт в сторону дома, сверкая пятками, но, видимо, не в этот раз.

Что-то поменялось в ней с последней встречи со стариком, – подумал он лениво и, громко зевнув, развалился на ветви, подперев голову кулаком в ожидании, когда Хоув перевернёт страницу книги.

Солнце клонилось к закату, а это значит, что пора выдвигаться в сторону огорода. Хлопнув книгой, Риган поднялась и направилась в сторону кильдейки, где хранились садовые инструменты.

Вёдра тихонько поскрипывали в такт идущей. Протоптанная дорожка сквозь дикий бурьян тянулась от огорода до реки, что неторопливо несла свои воды, беря начало у подножья гор.

Присев на мостике и зачерпнув воды, Хоув увидела фрагменты размытого отражения на водной глади. Кристально чистая поверхность на доли секунды вспыхнула ярким всполохом, словно чиркнули огнивом. По позвоночнику прошёл жар, и Риган, ощутившая толчок в спину, полетела в реку.

Барахтаясь в воде, она пыталась найти устойчивое положение. Когда дно, что было устлано камнями, всё-таки пожелало подвинуться, и булыжники разошлись, дав стопам пространство, водная гладь вновь стала колыхаться, теперь уже от ударов рук об неё. Риган лупила со всей мочи, ругаясь и проклиная на чём свет стоит демона, что к ней прицепился.