Мимолётным взглядом пройдясь по полу, где был расстелен искусно сотканный тонкий ковёр, когда-то привезённый её далеким предком из Восточной Империи Хинаяна, она остановилась на рисунке цветущей дикой сливы.
Символ стойкости к невзгодам судьбы, – промелькнуло в мыслях девушки. – Не работает!
Также осмотрев прикроватный столик, на котором стоял графин с водой и кубок, и решив, что ей померещилось, спрыгнула с кровати и направилась к противоположной стене. В массивном камине догорали поленья и не дотлевшие листья папоротника, что Риган старательно клала каждую ночь перед тем, как отойти ко сну. Хозяйка спальни издала смешок. Глупые люди в самую короткую летнюю ночь ищут цветок, но не находят. Папоротник не цветёт, и, если бы простаки знали секрет, было бы достаточно собрать его листья и сказать пару-тройку слов на древнем наречии. Но этим секретом род Хоув не делился, ибо зарабатывал на этом деньги и славу, которая, между прочим, стала угасать. Стремительно.
Она смотрела на переливающиеся ярко-оранжевым цветом тлеющие угли. Боковым зрением уловила шевеление сбоку. Резко развернувшись, Хоув во все глаза уставилась на висевший между двух мягких кресел гобелен. Тяжёлая плетёная ткань легонько подрагивала.
– Да перестань меня пугать! – прокричала девушка в пустоту комнаты и, подлетев к стопке дров, на которых покоились несколько пучков сушёного чертополоха, схватила веник и запустила в камин. Сухостой вспыхнул моментально.
– Не поможет! – прозвучали слова в полутьме, но Риган их не услышала, как и не увидела того, кто их произнес. Развалившись в кресле и наблюдая за действиями хозяйки спальни, незваный гость громко зевнул. Демон, заключивший контракт с семейством почти четыре сотни лет назад, с недавнего времени начал подшучивать над Риган. Он перекладывал её вещи, прятал защитные амулеты, шептал на ушко всякие пошлости и колыхал воздух магией ветра.
– Издевайся над кем-нибудь другим! – топнула ногой девушка.
Хагун осмотрел И-Ри. Так он прозвал её с рождения, что на языке рун переводилось как «ключ». Длинные иссиня-чёрные волосы струились по плечам и ниспадали до поясницы. Тонкий хрупкий стан, тёмно-карие, почти чёрные глаза, пухлые губки и тонкий королевский носик. Она соответствовала своему дарованному имени. Риган с древнего языка значило – Королева. До неё она ещё не доросла, но за принцессу сходила. В ночь, когда родилась девочка, стоял такой плотный туман, что не было видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Глава семейства увидел в этом мистический знак о спасении увядающего рода. Ритхуд же, переведя взгляд со старика на плотный сгусток, что затянул в свои оковы, словно в саван, весь город, пришёл к мысли, что судьба у человеческого дитя будет очень интересной. С той ночи минуло двадцать лет, а он так и не нашёл причины, почему обратил внимание именно на эту девочку. Одно демон знал точно, интуиция его никогда не подводила.
Вынырнуть из воспоминаний помогли долетевшие до его слуха недовольные причитания. Резко выставив длинную ногу вперёд, Хагун смотрел, как И-Ри спотыкается и, как в заклинании замедления времени, плюхается на ковёр. Улыбка коснулась тонких тёмно-бордовых губ ритхуда. В его демонической душе вспыхнул огонёк удовлетворения при виде того, как глаза хозяйки комнаты моментально расширились, и она, запутавшись в ночной сорочке, пыталась подняться на ноги. Когда же всё-таки ей удалось принять вертикальное положение, юная Хоув развернулась так резко, что копной густых волос хлестанула его по лицу. Проказник зашипел.
Риган стремглав рванула из комнаты, и ещё спящие на тот момент обитатели поместья проснулись от девичьего визга: – Прадедушка-а-а!
Глава 3. Место мне в тени
Короткие обрывистые вдохи. Риган пыталась успокоиться, рассматривая голые ступни. Пальцами ног терзала шкуру гигантского белого медведя, что была расстелена почти по всему периметру спальни. Не смев поднять взгляд на главу рода, ловила с опозданием мысль о том, что прийти сюда было ошибкой!
Запах воска и мятной мази, которой так щедро смазывал суставы её родственник, витал в комнате. Густой настолько, что его можно было потрогать. С каждым новым вдохом он сильнее сковывал грудную клетку, подобно мифическому змею окольцовывал свою жертву и желал задушить. Слишком тяжёлый, словно могильная плита. От него ей становилось всё больше не по себе. Даже дурно. К горлу подступил ком, и Хоув посильнее вжалась в кресло, желая раствориться в воздухе под пристальным взором чёрных глаз хозяина спальни. Его взгляд сжигал заживо и унижал безмолвно.
Стараясь дышать через раз, Риган скользнула взглядом по стенам, что были исписаны древними защитными заклинаниями, пропитанными наследием рода. Для неё – это были нечитаемые символы. Сотни раз, под присмотром главы семейства, она пыталась пропустить через себя магию и смысл слов, но всё было бесполезно.
– Ты видишь его? – громогласно разнёсся по комнате мужской голос. От него хотелось превратиться в пыль, в песчинку, маленькую и незаметную.
Прийти за поддержкой и защитой – было ошибкой. Снова как в тот раз.
Хоув знала ответ, и ей не нужно было смотреть в том направлении, куда указывал прадед. И она лишь отрицательно покачала головой.
– Бестолочь бесполезная! – с надрывом произнёс глава рода.
С глухим стуком могильная плита придавила, вмяв в сырую кладбищенскую землю.
Вновь разглядывая свои ступни, она окончательно для себя решила, что невозможно дотянуться до света звезды, будучи ползучим гадом. Место ей в тени. Ей и всем родившимся после прадедушки. Слишком недосягаемый он был, как пролетающие по небосводу кометы.
Вилфред Хоув носил имя миролюбивого человека, но таким не являлся. Он был единственным живым представителем рода, кто мог видеть и взаимодействовать с потусторонним. С каждым годом численность семейства росла, гонимая желанием старшего вернуть имя сильнейших экзорцистов страны. Шли годы, но ни в одном из потомков не открылся дар. Было, правда, одно исключение, и ему приходилось ой как несладко. Лютер Хоув отдувался за всех. Мальчишка, в котором с рождения теплилась маленькая искра магии, мог разглядеть смутные очертания будущего. Он стал надеждой прадеда и его учеником. С первым лучом солнца правнук направлялся в покои главы и с наступлением сумерек их покидал. Возжелав обучить будущего наследника всему, что знал сам, Вилфред брал его на обряды экзорцизма, спиритические ритуалы и на поминальные службы. Казалось, что всё, наконец, стало налаживаться.
Так было ровно до того момента, пока четыре года назад, в обычное июльское утро, рассвет не окрасил небо в багровые краски осени. Риган хорошо помнила тот день. Мёртвая тишина, как на заброшенном кладбище. Крохотная жёлтая зарянка, для которой Хоув сколотила из разноцветных дощечек домик, не запела рассветную серенаду. Лютер вернулся после изгнания мятежного духа, куда их с прадедушкой вызвали прошлой ночью. Его одежды были окроплены алыми красками. Тяжело дыша, он толкнул ворота и шагнул на территорию поместья. В его глазах читалось бедствие и бездонное ничто. Троюродный брат походил на человека, который еле спасся от стаи диких волколаков. Лоскуты одежды покачивались в такт его коротких шагов и надрывных вдохов.
Риган всегда задавалась вопросом: На что готов пойти глава семейства, чтобы вернуть силу имени?
– На всё! – с придыханием произнесла она сама себе, облачённая в шёлковое платье королевского синего цвета. Когда-то дорогого, но уже потёртого временем.
Прихрамывая, Лютер удалился в свои покои. Никто так и не пришёл его поддержать. Слабость не в почёте у семьи.
Не нужно быть эмпатом, чтобы понять, что случилось. Обитатели поместья прочитали всё на лице Вилфреда, который практически сразу вошёл за своим внуком. Желваки на его лице ходили ходуном. Тонкие губы были поджаты, а глаза метали адское пламя и желали сжечь всех, кто попадётся под их немые проклятья.
Спустя неделю Лютер достиг своего совершеннолетия, и магическая искра, что теплилась, – потухла. Без того уже замкнутый и зашуганный бесконечными недовольствами прадедушки, парень свихнулся окончательно. Он забился в самое дальнее и холодное крыло поместья и практически не покидал его.