— Не пойму, почему люди так часто встревают в наши зачистки зверолюдей. Неужели этому неотесанному простолюдину было неясно, что мы устраняем отвратительный, опасный результат неэтичного магического опыта?

Изабелла вспомнила напуганную гурьбу нищих, загнанную в камеру трансморфирования. Архимаг толкнул короткую речь, дескать даже вы, отребье, теперь сможете послужить своей стране. Затем он начал читать сложную магическую формулу и ни на что больше не отвлекался. Ни на крики, ни на мольбы. Но за миг до того, как камеру заполнил преображающий магический свет, глаза Изабеллы встретились с глазами какой-то нищенки. Кроме страха в них было что-то еще, чувство, которое волшебница так и не смогла определить для себя. Однако напарница уже слишком долго ждала от нее ответа, и Изабелла проговорила:

— Знаешь, Гера, с людьми-ящерами я таких проблем не припомню. Их, даже наоборот, охотно сдавали к нам в руки. Я внесу предложение в консулат отказаться от трансморфирования в домашних животных. Думаю, все дело в этом.

Карл что-то неразборчиво бормотал во сне, а его широкая, поросшая жесткими рыжими волосами грудь беспокойно вздымалась. Наверное, солдат, как и в каждую прочую ночь, продолжал вести бой с иллюзорным противником, плечом к плечу с давно ушедшими товарищами. Однако первые робкие лучи солнца уже начали проникать в небольшую чердачную коморку через расположенное на скошенном потолке оконце, а значит, вояке снова было пора возвращаться к мирной жизни. Полюбовавшись на спящего Карла еще несколько мгновений, Мария выпустила коготки и нежно поскреблась мужчине по животу, промурлыкав:

— Пора вставать, дорогой.

Солдат со сдавленным криком резко поднялся на лежаке, уставившись на девушку мутным, ничего не понимающим взглядом.

— Все в порядке, это всего лишь кошмар, — успокоил его мягкий бархатный голос, и Карл понемногу начал приходить в себя. Его взгляд скользнул по вечно взъерошенным непослушным волосам Марии, пушистым кошачьим ушкам, хрупким обнаженным плечам и остановился на беспокойных желтых глазах, слабо мерцающих в полумраке. Хриплым с полусна голосом мужчина проговорил:

— Прости, мне опять приснилось…, — солдат сделал паузу и уже более бодрым тоном продолжил — а впрочем, не важно, что у нас сегодня на завтрак?

На завтрак у них оставалась половинка жирного голубя, пойманного Марией еще вчера. Приготовленная на небольшой жаровне, расположенной здесь же, в углу комнатушки, она была совсем неплоха и вполне могла поспорить по вкусу с курятиной, подаваемой в местных забегаловках. Конечно, рацион Карла в последнее время не блистал разнообразием и состоял в основном из пресловутых голубей да рыбы, которую его возлюбленная умудрялась вылавливать в грязном канале, протекавшем неподалеку от их скромного жилища. Но если Мария отвечала за провиант, то на плечи солдата ложился заработок. По медяку в день забирала за съем хозяйка этой скромной чердачной коморки — свою лачугу Карлу пришлось оставить из опасений быть найденным дознавателями магического консулата. Из тех же соображений вояка начисто сбрил свою рыжую шевелюру, надеясь не быть узнанным соглядатаями, во множестве состоявшими на службе у этих ищеек. Но даже соблюдая все меры предосторожности, оставаться в столичном Городе Шести Башен было слишком опасно. Посему, все остававшиеся от оплаты жилья деньги солдат аккуратно складывал под потертый соломенный матрац. По его расчетам самое паршивое место на корабле, идущем в провинцию Нордклиф, стоило никак не меньше двух серебряных архов. Старый скряга держатель портовского склада, привечал Карла за то, что солдат всегда готов был трудиться до темноты и заменял по сути двух грузчиков. За свое упорство, вояка получал по пять медяков ежедневно. Не так уж и дурно. Главное не лениться и, не пройдет и двух месяцев, как можно будет помахать всему этому треклятому консулату и его цепным псам рукой с уходящего корабля. До Карла доходили слухи, что хоть Нордклиф формально и признал власть магов, его население по большей части сохранило верность погибшему королю Марку Валентайну. Впрочем, вояка никогда не был силен в политике, ему было все равно, на чьей стороне махать мечом — лишь бы исправно получать жалование. В любом случае в Нордклифе им с Марией будет куда спокойнее, чем находясь прямо под носом вездесущего консулата. Однако солнце уже поднялось, а значит стоило поскорее дожевывать завтрак и отправляться в порт. Из дома Карл вышел в отменном настроении и, фальшиво насвистывая боевой гимн своего бывшего отряда, скорым шагом двинулся вниз по улице — туда, откуда соленый морской бриз доносил запахи рыбы и водорослей.

Как всегда, входя в зал собраний имперского магического консулата, Изабелла невольно поежилась. Тонкие стрельчатые арки, поддерживающие потолок этого величественного помещения, уходили столь высоко, что их верхушки терялись во мраке, каменные плиты пола потрескались от времени и местами поросли мхом, а бугристые серые стены покрывал белесый налет инея. Освещение традиционно отсутствовало, но волшебница сомневалась, что даже сотня факелов смогла бы разогнать густую тьму веками въедавшуюся в седой камень этой древней твердыни. Холодные ветра гуляли здесь всегда, совершенно наплевав на время года и царившую на улице погоду, и тонкая ткань прелестного небесно-голубого платья была отнюдь не лучшей защитой от них. Без сомнения, Изабелле стоило бы накинуть плащ, но молодая волшебница слишком любила рисоваться, даже здесь, где ее привлекательная внешность не значила ровным счетом ничего. Большую часть времени зал пустовал, и поговаривали, что по ночам здесь хозяйничают призраки магов прошлого. В эту чушь Изабелла, конечно, не верила, но некое гнетущее впечатление всегда заставляло ее как можно скорее пройти к единственному в этом царстве тьмы светлому пятну, рождаемому расположенным где-то высоко над головой световым колодцем. На этом спасительном островке полукольцом расположились троны шести величайших волшебников — лидеров всех практикуемых в Королевстве магических школ. Едва зайдя в круг света, волшебница преклонила колено, тут же обожженное мертвенным холодом шершавой каменной плиты, и почтительно замерла, ожидая разрешения говорить. Удобное положение, чтобы как следует полюбоваться на живые легенды — людей, от которых всецело зависела политика государства. Крайний трон слева, выполненный в форме исполинской ладони, занимал глава немногочисленной и загадочной гильдии провидцев. Над его головой расположился отлитый из меди знак, изображающий раскрытое око, в зрачок которого пирамидой было вписано еще три таких же — символ всех предсказателей. Однако сам волшебник — Кассий Терциус совсем не подходил к этой величественной атрибутике. Его голова напоминала Изабелле сморщенный пятнистый гриб, увенчанный редким пушком седых волос. Закутанный в какой-то потасканный плащ из некрашеной шерсти, Кассий по обыкновению дремал, как, впрочем, и на большинстве подобных собраний. Волшебница могла припомнить лишь пару случаев, когда старик, на мгновение приоткрыв глаза, изрекал беззубым ртом невнятные, похожие на бред предсказания. Изабелле думалось, что Кассий давно выжил из ума, но, в отличие от других членов консулата, старикашка был полностью безобиден, чего отнюдь нельзя было сказать о его соседе слева. Франк Салеван — действующий глава внутреннего круга некромантов, облаченный в тускло-серый, будто вовсе не отражающий света доспех, наплечники которого венчали высокие кривые шипы, казался просто гигантом. Надень он закрытый шлем, и вполне можно было бы вообразить, что перед тобой могучий рыцарь, гроза врагов и любимец дам. Однако поднимавшаяся над массивным латным воротником голова портила все впечатление. Длинные седые волосы Франка свисали какими-то спутанными, похожими на паутину редкими прядями, единственной заметной деталью на мертвенно-бледном, испещренном морщинами лице были уставшие глаза со странной ярко-алой радужкой. От руки этого человека пал предыдущий лидер некромантов, посмевший выступить против магического консулата на стороне свергнутого короля — Марка Валентайна. Изабелле думалось, что лишив монарха поддержки призывателей тьмы, Франк фактически решил исход затяжной войны. Однако за эту победу некроманту пришлось поплатиться многим. Поговаривали, что в бою с предыдущим Мэтром Салеван был смертельно ранен. Что его доспехи — вовсе не защита от вражеской стали, а напитанный силой тьмы мощнейший артефакт, поддерживающий медленно угасающую жизнь закованного в них человека. Тем не менее, для живого трупа Франк был слишком опасен, и предательские мурашки пробегали по телу волшебницы каждый раз, когда внимательный взгляд алых глаз впивался в нее, словно заглядывая в самые темные уголки души. Сиденье некроманта представляло из себя груду сплавленных вместе металлических черепов, увенчанную поднятым на высоком шесте символом клана — отлитой из бронзы берцовой костью, обвитой виноградной лозой. Высокий трон слева от Салевана, изображавший полураскрытый бутон подсолнуха, пустовал. Его попросту не успели убрать из зала. Над изящным сиденьем виднелся знак запретной школы магии — оловянная голова медведя, оскалившая пасть в беззвучном реве. Клан друидов, до последнего сражавшийся на стороне короля, был почти полностью уничтожен, а их башня разрушена еще в первые дни войны. Изабелла подумала, что столицу теперь стоило бы переименовать в Город Пяти Башен. Ну или хотя бы Пяти и одной развалины. Невесело усмехнувшись про себя, волшебница перевела взгляд на следующего мастера, негласного лидера консулата. Кеншин Фуруде — бессменный глава элементалистов — самой многочисленной магической школы королевства совсем не производил грозного впечатления. Благообразный старик с аккуратно расчесанными белыми волосами до плеч, бородой заплетенной в тонкую длинную косичку, унизанную металлическими колечками, кустистыми бровями, из-под которых внимательно смотрели темно-серые, почти черные раскосые глаза и словно застывшей на лице полуулыбкой. Приняв позу лотоса, Кеншин по обыкновению завис в воздухе на расстоянии полуметра от своего деревянного резного трона. Вокруг архимага лениво летал небольшой огонек — Спарки, и если хорошенько присмотреться, то можно было различить в пламени черты шутливо-улыбающегося лица. Сам Кеншин никогда не снисходил до общения с другими людьми, за него всегда говорил этот маленький пламенный глашатай. Мастер Фуруде был действительно силен, потрясающе, пугающе, невообразимо. Если основным рабочим инструментом Изабеллы был призрачный лук Фростенблитз, а самым большим достижением — призыв демонической осадной машины Фламмендрейк, то лидер элементалистов не разменивался подобными мелочами. Волны магического огня, рождаемые волей этого добродушного на вид старика, могли выжигать целые города. Печальным подтверждением тому была судьба непокорного замка Кайзенхейм, гарнизон которого единомоментно был обращен в пепел. Впрочем, до личного участия в бою мастер Фуруде снисходил не часто. Обычно для защиты интересов консулата вполне хватало помощи его учеников. Над головой лидера элементалистов застыла золотая четырехлучевая звезда — знак клана, символизирующий четыре природных начала. Следующий участник совета был знаком Изабелле лучше других. Гектор Вонг — молодой глава школы материалистов был ее наставником. Впрочем, молодым его можно было считать только среди остальных архимагов. Гектору было хорошо за сорок лет, и в его аккуратно постриженных черных волосах уже обильно проглядывала седина. Живые фиалковые глаза Вонга всегда внимательно седили за собеседником, словно он априори предполагал какой-то обман. Небольшие усики и остроконечная бородка дополняли образ импозантного мужчины, все еще способного покорять сердца дам. Гектор был невероятно честолюбив и пришел к месту главы материалистов буквально по головам. После гибели в бою предыдущего Мэтра клана, Вонг со своими приближенными и на скорую руку собранным ополчением умудрился совершить бросок к бывшей столице — Старограду, выдвинувшись далеко за линию фронта. Удача сопутствовала амбициозному магу, и в кровопролитном бою город был взят. Король со всей своей семьей оказался в заложниках. Однако, лояльные монарху войска и конный полк паладинов — элита королевской гвардии успели подоспеть к стенам Старограда куда быстрее сил консулата. Началась изнурительная осада, не сулившая Гектору и его людям ничего хорошего. И тогда Вонг принял очень спорное, на взгляд Изабеллы, решение — ликвидировать короля со всей его семьей. Подмога успела как раз вовремя, и Староград выстоял, а Гектор Вонг получил почетное звание Мастера материалистов. Но этот жестокий поступок остался несмываемым пятном на его репутации. Впрочем, молодой архимаг не особо заботился о морали. Так, к примеру, идея превращения нищих в зверолюдей, с последующей отправкой на фронт была придумана и воплощена лично Вонгом. Изабелла не могла осуждать своего учителя и даже в чем-то завидовала ему. Но в свое время начинающей волшебнице пришлось изрядно настрадаться от его своеобразной манеры обучения и вечных язвительных упреков. Но именно Гектор Вонг сделал из Изабеллы то, чем она являлась сейчас, и только благодаря ему она была вхожа на совет консулата. Лидер материалистов вольготно развалился на шикарном, позолоченном, украшенном драгоценными камнями троне. За его спиной, закрепленная на длинном шесте, поблескивала серебряная призма — знак магической школы. Последним членом совета был мастер алхимиков Айзек Шайтенбаум. Преклонных лет мужчина, облаченный в просторный, местами заляпанный, а местами прожженный халат. На его седой с обширной залысиной голове крепились причудливые очки на резинке, массивные стекла которых закрывали добрую половину красного шелушащегося лица. Картинку только что оторванного от работы ремесленника дополняли длинные кожаные перчатки до локтя. Трон алхимика представлял собой сложный механический агрегат с кучей разномастных вращающихся шестерней, поршней и трубок. При этом единственное их практическое назначение волшебница видела в возможности регулировки сиденья по высоте и откидывания неудобной спинки. При этих действиях механизм выпускал обильные клубы пара и угрожающе жужжал. Пожалуй, сама Изабелла не рискнула бы сесть на подобное чудовище. Символом гильдии алхимиков была все та же зубчатая шестерня, отлитая из чугуна.