Как там говорил Страж — представители пяти цивилизаций?

Не знаю, зачем этим самым представителям убивать людей, но предположить вполне могу.

Страж сказал, что все ждут окончания эксперимента. Так.

Ждут уже несколько веков. При этом убивают любого человека обладающего либо некими способностями либо зачатками этих способностей.

Оставим вопрос "зачем" на потом. Предполагать глупо — недостаточно данных даже для приблизительной экстраполяции. Для того чтобы убить меня — достаточно попросту уничтожить население Земли.

А если убить только меня и при этом не трогать остальное население — тоже неувязочка. Со слов стража основная людская масса им по барабану.

Так что "зачем" и "почему" оставлю до следующей беседы со Стражем. В том что беседа состоится я даже не сомневаюсь.

Вопрос в другом. Что делать мне?

— Ты над чем задумался? — Голос Захара прозвучал неожиданно. Я действительно сидел на кровати, подперев подбородок кулаком и совершенно не

обращая внимания на сидящего в кресле друга. Даже не заметил как он там очутился.

— Да так — Я встал с мягкого дивана при этом неуклюже уронив одеяло. Вчера, за не имением лучшего, меня определили в личную комнату отдыха генерала.

Что б я так жил.

Толстый, с пушистым белым ворсом ковролин. Высокие, забранные серой рельефной плиткой потолки. Стильная кожаная мебель. Стойка с дорогой видео и аудио аппаратурой в углу рядом с громадным телевизором.

Единственное, что не укладывалось в эту действительно со вкусом подобранную обстановку — старенький торшер, поставленный хозяином комнаты рядом с дверью. Видимо из сентиментальных побуждений.

— Думаю, что мне теперь делать. — Я торопливо натянул на себя брюки. Кстати уже вычищенные и выглаженные.

Впрочем как и остальная одежда.

— Ну, сначала мы с тобой отправимся позавтракать — Захар выудил из кармана пачку сигарет и прикурил. Поискал глазами пепельницу и, не найдя, стряхнул несколько крупинок пепла на ковер.

Н-да. Гнева генерала даже не опасается. Или же уборщицы у них тут очень хорошие. Оперативные.

А ведь похоже Захарка, что подфартила тебе судьба в моем лице.

По настоящему подфартила. Тебя теперь даже повысят. Наверняка повысят.

Налепят еще звездочек на погоны или одну большую. Кто знает.

И не выпустишь ты теперь меня из рук. Никак не выпустишь.

Не сможешь.

И забудешь ты про нашу дружбу. Уже начал забывать.

Пусть и будешь убаюкивать себя при этом мыслями о том, что стараешься сохранить мне жизнь.

Грустно все это как-то. Очень грустно. Глупо.

Дьявол! Ну почему мне так везет по жизни, а?

— Я готов. — Известил я Захара.

— Ну тады пошли. — Мне было интересно, что он станет делать с окурком. Тоже на ковер отправит?

Захар послюнявил пальцы и, затушив окурок, отправил его обратно в пачку.

С подозрением посмотрел на мою ухмыляющуюся физиономию и засунул сигареты в карман.

— Ты чего?

— Ничего. Пошли. — Я постарался стереть с лица ухмылку. С трудом но получилось.

Завтракали мы в небольшой и от этого очень уютной столовой для офицерского состава.

Это помещение для приема пищи ничуть не напоминала столь знакомые по когда-то пройденным сборам столовки с их пропахшими селедкой и разбитыми вдрызг столами и скрипящими фанерными стульями на тонюсеньких металлических ножках. Скорее оно напоминало те красивые, уставленные шикарной, чуть ли не фешенебельной мебелью обедни, кои столь часто показывали в художественных фильмах про армию поры моей юности.

Залитая искусственным дневным светом столовая была заполнена где-то наполовину. В рассчитанной персон на сорок комнате неторопливо вкушало человек пятнадцать.

Мы прошли в дальний угол к уже сервированному столику, стоящему на небольшом возвышении рядом с огромным террариумом, пышно заросшим салатного цвета папоротниками.

Мило. Ничего не скажешь. Мило. Эстетично.

Неплохо живет здешний офицерский состав.

Я поспешил занять место спиной к залу — на нас, точнее на меня уже бросали любопытные взгляды. Сомневаюсь, что хотя бы половина из присутствующих знала кто я такой — иначе грош цена всем разговорам о секретности, но факт того, что гражданское лицо трапезничает в этой святая святых военного учреждения, явно вызывал жгучее любопытство.

— Кофе будешь? — Захара любопытство коллег ничуть не смущало и, он, казалось,

целиком ушел в изучение блюд, поданных к завтраку.

— Буду.

Захар кивнул и потянулся с кофейником к моей чашке.

— Тебе как … Черный или со сливками.

— Со сливками. — Ситуация стала меня откровенно забавлять.

Вчера мне угрожали вивисекцией … сегодня заботливо подливают кофе. Что дальше? Снова дифирамбы в честь моей уникальности?

— А сахару сколько?

— Три ложки, гарсон.

— Оу… месье знает французский? — усмехнулся Захар, но сахар положил.

— Нет. Просто издеваюсь.

— Опять ты за старое. Вроде бы договорились вчера обо всем. Или нет?

Вместо ответа я пододвинул к себе чашку. Захар пожал плечами и сосредоточился на поедании яичницы.

— Захар.

— Чего?

— Сколько я здесь пробуду?

Захар со вздохом отложил вилку.

— Блин. Витька… Ну почему ты не можешь дать человеку спокойно пожрать? А?

— Захар. Сколько?

— Не знаю. Может день. Может месяц.

Он всмотрелся мне в лицо и торопливо добавил.

— Витька. Ну не могу я тебя сейчас выпустить… Пойми.

Конечно не можешь. Вернее, наверняка можешь, но не хочешь. Не рискнешь карьерой. Может быть, я стал законченным циником, раз так плохо стал думать о людях, но не выпустишь ты меня.

— Я конечно могу тебя отпустить хоть сейчас. Но ради себя самого ты будешь сидеть здесь. Под охраной. В надежно охраняемом бункере.

— А Наде ты что скажешь? Ну положим, первые несколько дней ей можно будет петь о хорошем друге с дальнего Востока. О том, как мы дружно и с песнями пьем водку у тебя дома. Потом можно будет наплести о дружеской рыбалке… Ну или не рыбалке — какая к дьяволу рыбалка среди этой слякоти. Пусть об охоте. Это еще … ну пусть неделя. А потом?

Захар молча ковырял вилкой в измазанной желтком тарелке.

— Что потом Захар? Или тоже притащите ее сюда. В этот долбанный каменный мешок. Под хорошую… надежную охрану. Что молчишь?

Я спиной чувствовал взгляды буравящие мне спину. Я старался говорить не громко но в таком маленьком помещении нельзя и подумать об конфедициальности.

— Виктор. Поверь… Я сделал бы это просто. Например командировка от редакции — скажем срочная и очень, очень хорошо оплачиваемая серия статей.

О чем он? Какая редакция? Какие к черту статьи?

— Разумеется, никто не будет ставить в известность твою жену. И забирать ее сюда тоже никто не будет.

Я растерялся. Они что… собираются держать меня здесь вечно?

— Тогда как.

Лицо у Захара закаменело. Только глаза что-то упорно ищут на столе среди аккуратно расставленных тарелочек и вазочек.

— Официально тебя уже нет в живых Витя.

— ЧТО?! — Я привстал со стула роняя на пол чашку с дымящимся кофе. — Что?

— Уже десять часов как нет. Надя уже опознала твое тело. Прости.

— УБЛЮДОК! МРАЗЬ!

Я опрокинул стол. Даже не опрокинул — просто отшвырнул в сторону. Чашки радостно загремели по паркету.

Самое страшное, что он даже не пытался защищаться. Ни когда я ударил его по лицу, ни когда навалившись сверху начал по мальчишески молотить до боли сжатыми кулаками.

Даже не поднял рук к лицу. Просто лежал на изгаженном несостоявшимся завтраком полу, закрыв глаза и вздрагивая от каждого удара.

Нас растащили. Вернее оттащили меня — брыкающегося и брызжущего слюной идиота, видящего перед собой только одно — лежащего на полу человека с закрытыми глазами.

— УБЬЮ! УБЛЮДОК! МРАЗЬ! СУКА! УБЬЮ!

Меня повалили. Профессионально прижав руки и ноги. Сжав голову и задрав ее вверх.