Патрик взял стакан с темно-красной жидкостью и залпом выпил. Бэрриджу показалось, что это вино.

— Напрасно вы так пьете, — сказал он. — Мистер Рэморни был бы недоволен.

— Почему? — с удивлением спросил Патрик, потом догадался. — Это сок. Вишневый. — Он грустно улыбнулся. — Раньше я любил апельсиновый, но после смерти Луизы не могу на него смотреть.

Он поставил стакан на столик. Сенбернар широко зевнул и облизнулся.

— Ник намекает, что мой визит затянулся. Вы устали, Патрик. Отдохните, а мне надо кое-что обдумать.

И Джеральд Бэрридж принялся раскладывать отдельные кубики этой головоломки по своим местам, чтобы получить законченную картину.

Вместе с Бэрриджем в гостиную вошли Кроуфорд и Ли.

Предупрежденный Бэрриджем, Патрик в достаточной мере овладел своими чувствами, чтобы встретить их без открытого проявления враждебности.

Ли выглядел смущенным и растерянным, а на бледном лице Кроуфорда горели красные пятна; было очевидно, что он остро сознает всю неприглядность своего положения и это для него крайне мучительно.

Все трое выжидательно смотрели на Бэрриджа, который пододвинул массивное мягкое кресло к камину, на то же место, где сидел тогда, а рядом поставил пустое.

— Я буду рассказывать в той же последовательности, как рассуждал сам, — сказал он, — чтобы вы смогли оценить убедительность моих доводов. Из трех убийств одно было совершено на моих глазах, и я начну с него. В тот вечер я сидел на этом же месте, а мисс Олбени — там. — Бэрридж указал на пустое кресло. — Я хорошо помню, что она сама брала бокалы. Все присутствующие находились от нее на таком расстоянии, что возможность незаметно подсыпать в бокал яд была полностью исключена. Ситуация с Гловером такая же. Однако Луиза Олбени умерла, а Гловер попал в больницу, и исходя из этого инспектор Мортон сделал вывод, что кто-то все же умудрился отравить их. Я привык доверять тому, что вижу, поэтому я пришел к противоположному заключению: никто из присутствующих не подсыпал им яда, это могли сделать лишь они сами.

Кроуфорд скептически усмехнулся, а лицо Ли выразило откровенное разочарование.

— Однако я не считаю мисс Олбени самоубийцей, — невозмутимо продолжил Бэрридж.— Из  этого следует, что раз сама она не всыпала яд в свой бокал, значит, яда там не было вовсе.

— И полицейский эксперт всего-навсего ошибся, установив наличие яда на осколках ее бокала и в бокале мистера Гловера, — сказал Кроуфорд с иронией.

— Этого я не говорил, — возразил Бэрридж. — Эксперт дал правильное заключение, но обратите внимание: исследованию подвергались остатки жидкости в бокале Гловера и осколки, повторяю, осколки раздавленного им бокала Луизы. Я тогда сразу бросился к ней, и поэтому Гловер оказался у меня за спиной. Мистер Ли, вы можете описать его движения? Постарайтесь быть точным.

— Я хорошо помню, как это было. Когда мисс Олбени закричала и упала на пол, он шагнул к ней, покачнулся, да… наступил на бокал — я отчетливо слышал хруст стекла. Потом поставил свой бокал на столик…

— Простите, я перебью вас. Он продолжал пошатываться?

— Да, он двигался с трудом.

— Постарайтесь вспомнить, как он держал свой бокал.

— Он пролил сок на пол, — подал голос Патрик.

— Да, теперь я вспомнил, — подтвердил Ли. — Когда он покачнулся, немного сока выплеснулось на пол.

— И попало на осколки бокала Луизы Олбени, — закончил Бэрридж, — чем и объясняются результаты экспертизы.

— Мистер Бэрридж, в ваших рассуждениях есть один изъян, — сказал Кроуфорд. — Мисс Олбени все-таки умерла.

— Этот факт не противоречит моей теории. Итак, в бокале мисс Олбени яда не было, а в бокале Гловера яд был, и подсыпал его туда он сам, предварительно определив безопасную дозу. Его движения были точно рассчитаны, и ему было не настолько плохо, как это выглядело со стороны. Закономерно возникает вопрос: зачем ему понадобилось травить себя? Отвечаю: затем, чтобы отвести от себя подозрение в отравлении мисс Олбени.

— Но вы же только что утверждали, что она вообще не была отравлена!

— Вы опять искажаете мои слова, мистер Кроуфорд. Отсутствие яда в ее бокале не означает, что она вообще не была отравлена.

— Вы говорите загадками.

— Здесь мы сталкиваемся с противоречием, — продолжал Бэрридж. — Причиной смерти Луизы Олбени явился обнаруженный в ее организме яд. У меня возникло определенное подозрение, и я обратился к специалисту. Теперь заметьте следующее: давая заключение, полицейский врач знал об обстоятельствах смерти, то есть заранее полагал, что яд должен быть быстродействующим. И еще остатки отравленной жидкости. Словом, он ошибся. Я проконсультировался у специалиста по ядам и выяснил, что существует яд, по всем признакам чрезвычайно близкий к находившемуся в бокале Гловера. — Бэрридж достал записную книжку, полистал ее и прочитал длинное латинское название, которое было для его слушателей пустым звуком. — Исследуя организм отравленного им человека, их легко спутать. Чтобы установить различие, надо провести специальные анализы, чего полицейский эксперт, имея данные о содержимом бокала Гловера, наверняка делать не стал. Возможно, он и вовсе не знал о существовании второго, очень редкого яда. Главное то, что этот яд, если принять смертельную дозу, действует примерно через три часа. Луиза Олбени умерла в начале восьмого — следовательно, яд попал в ее организм примерно в четыре. Она приехала из дома Гловера, и горничная утверждает, что они сели обедать как раз около четырех часов, причем позже, чем обычно. По дороге сюда мисс Олбени не заезжала к себе домой — у Гловера все было точно рассчитано, а такой крюк потребовал бы лишних тридцати-сорока, минут. Она должна была умереть в доме Карлайлов, а не в своем и уж тем более не в его машине. Когда они приехали сюда, Гловер, видя, что Луиза еще чувствует себя хорошо, стал тянуть время: увел вас, Патрик, в кабинет, потом пошел за шалью. Здесь с его стороны виден тонкий психологический расчет. Ему было известно пристрастие Луизы к театральным эффектам, поэтому он был уверен, что она скажет: «Вот убийца Роджера!» — не раньше, чем все рассядутся по своим местам и она полностью завладеет вниманием собравшихся. Подчеркиваю: всех собравшихся. Когда Гловер, проведя некоторое время в кабинете с вами, Патрик, вошел в гостиную, там отсутствовала леди Камилла. Патрик, вы были с ним вместе, подумайте: мог ли Гловер знать, что ее нет в гостиной?

— Да, мы видели, как она шла в столовую.

— Я так и предполагал! Поэтому Гловер вошел вместе с вами в гостиную, иначе придумал бы какой-нибудь предлог, чтобы не входить туда. Момент был рискованный: вдруг, когда он откроет дверь, Луиза укажет на него и воскликнет: «Вот идет убийца Роджера!»  Очень эффектно. Однако отсутствие леди Камиллы помешало Луизе сыграть эту сцену. Луиза не собиралась лишать себя удовольствия видеть, какие чувства будет испытывать леди Камилла, когда узнает, что Роджера убили. Потом Гловер сразу же пошел за шалью: он боялся находиться в гостиной, а леди Камилла могла вернуться в любую минуту. Правда, Сирил Мортисс курил на балконе, но его можно было позвать. Дверь Гловер специально оставил открытой и возился на лестнице с шалью, пока не услышал, как Луиза говорит, что у нее кружится голова — головокружение было признаком скорого конца, ей оставалось жить три-четыре минуты. Бесспорно, Гловер сильно рисковал, но у него не было другого выхода, не убивать же ее в своем доме.

— Гловер отравил Луизу? — с сомнением произнес Патрик. — Невероятно… Он же хотел на ней жениться… Зачем?

— По телефону она сказала мистеру Ли, что знает, кто убил сэра Роджера.

— Да, именно так она и сказала, — подтвердил Ли. — Только я не понимаю, как одно связано с другим. И почему у мистера Гловера было мало времени?

— Мистер Бэрридж, — серьезно сказал Кроуфорд, — вы продумали свою версию гораздо основательнее, чем нам показалось вначале. Разумнее будет выслушать вас до конца, а уж потом задавать вопросы.