— Вы хирург, мистер Бэрридж, и хирург превосходный, а я психиатр — наши интересы находятся в разных областях, и я вряд ли смогу быть вам чем-нибудь полезным. Всего хорошего, мистер Бэрридж.

«Итак, доктор Рэморни тоже не хочет, чтобы ему задавали вопросы, — следовательно, он что-то знает», — решил Бэрридж.

Раздумья Бэрриджа относительно того, что известно доктору Рэморни, были прерваны визитом Фрэнсиса Гловера.

«Любопытно», — подумал Бэрридж, отвечая на его приветствие, — «Миссис Мортисс считает, что после показаний Гловера на суде дом Карлайлов для него закрыт. Выходит, она заблуждается».

Гловеру Бэрридж сообщил то же, что и Джоан: Патрика лучше пока не тревожить.

— Я хочу побеседовать с его психиатром, — сказал Гловер. — У Патрика порой бывают странные капризы. После смерти Роджера, когда он лежал в клинике у Рэморни, он почему-то категорически отказался от ночной сиделки. Ему было очень плохо, и Рэморни считал необходимым, чтобы за ним присматривали и ночью, но Патрик закатил по этому по­воду настоящую истерику, и врачу пришлось уступить, чтобы не раздражать его. Может, Патрику лучше уехать отсюда на время? В таком случае я поехал бы вместе с ним в любое место, куда он захочет.

— Доктор Рэморни обещал быть здесь завтра утром.

— Тогда я останусь, дождусь его.

Ночью Бэрридж пару раз заглядывал в спальню Патрика — тот дышал ровно и спокойно. Утром Патрик выглядел лучше, чем вчера, по-видимому, эта ночь была первой после смерти Камиллы, когда он нормально спал.

— Извините меня за вчерашнее, мистер Бэрридж, — сказал он, опустив глаза и нервно теребя край одеяла. — Я вел себя ужасно. Мне очень жаль, что так получилось.

— Пустяки, не стоит и вспоминать, —  ответил Бэрридж. — Только что звонил мистер Рэморни и сказал, что скоро придет.

— Это вы его вчера вызвали?

— Да. Вы меня немного напугали.

— Чем? — быстро спросил Патрик. — Что я сделал?

Этот вопрос привел Бэрриджа в замешательство. Описывать Патрику, как он вчера набросился на него, было сейчас неуместно и даже жестоко. Что-то из этого Патрик, определенно, помнил, раз извинился, но тогда почему спрашивал?

— Вы не помните? — осторожно спросил Бэрридж.

Патрик потер виски.

— Плохо, не все. Я на вас кричал… Потом не помню. Что еще я делал?

— Ничего существенного, — постарался замять эту тему доктор, но Патрик проявил ко вчерашним событиям острый интерес и вынудил Бэрриджа рассказать, как все было.

Сама формулировка вопросов показывала, что Патрик помнит больше, чем говорит; очевидно, он помнил все, но смутно, как в тумане, и теперь стремился выяснить, насколько воспоминания соответствуют действительности, а когда выяснил, реакция его была резко отрицательной: он повернулся к стене, и Бэрридж успел заметить на его лице отпечаток ужаса и какой-то обреченности. Это поставило Бэрриджа в тупик: он тщетно старался понять, что во вчерашнем эпизоде настолько напугало Патрика.

— Вчера приезжала миссис Мортисс, — сказал Бэрридж, чтобы отвлечь его.

Патрик повернул голову.

— Она что-нибудь оставила для меня?

— Нет. И по правде говоря, если бы она привезла наркотик, я бы вам его все равно не дал. Вы что, погубить себя хотите?

— Какая разница, — вяло пробормотал Патрик.

— Посмотрим, как отнесется к этому доктор Рэморни.

— Вы ему скажете? Он будет ругаться. Пожалуйста, не говорите, — попросил Патрик, краснея.

— Хорошо, только не делайте впредь таких глупостей.

Патрик лег на спину и, глядя в потолок, спросил:

— Зачем она тогда приезжала?

— Интересовалась, не надо ли вам что-нибудь.

Губы Патрика скривились, но он ничего не сказал.

— А еще кто приезжал? — спросил он после паузы. — Я слышал шум машины.

— Мистер Гловер.

Вопреки опасениям Бэрриджа, на Патрика это имя не произвело никакого впечатления — ни плохого, ни хорошего.

— Он уехал? — спросил Патрик через пару минут; его реакции были явно замедленными: очевидно, Рэморни использовал сильные средства.

— Нет, он здесь. Вы хотите его видеть?

— Потом… — Он искоса посмотрел на Бэрриджа. — По-вашему, мне не следовало принимать его после всего, что было?

— Это ваше дело, — дипломатично ответил Бэрридж.

— Фрэнсис не виноват… Луиза наплела ему всякую чушь, а он поверил. На суде он лишь повторил то, что сболтнула Луиза, ему потом было очень неловко. Он приходил сюда, когда Камилла куда-нибудь уезжала. Мог бы и при ней, она не стала бы устраивать сцен, Камилла была…

На слове «была» Патрик оборвал фразу и снова повернулся лицом к стене.

Вскоре приехал Рэморни, Гловер переговорил с ним насчет отъезда, но доктор был против: Патрик сейчас нуждался в медицинской помощи.

Проходя по коридору, Бэрридж услышал доносившийся из какой-то комнаты возмущенный женский голос:

— Что за безобразие! Я же здесь все позавчера прибрала. Такой беспорядок, даже окно распахнуто! А если бы дождь с ветром? Все намочило бы.

Другой голос ответил:

— Ты сама забыла закрыть окно на защелку, вот оно от ветра и открылось.

— Ничего я не забыла! Бумаги все как разбросаны, ты только посмотри.

— Ветром сдуло, я же говорю. Окно-то всю ночь было открыто, а может, и вчера тоже. Ты вчера сюда заходила?

— Нет, зачем? Неприятно как-то. Позавчера убрала, и все. Я и сейчас лишь потому зашла, что услышала, как окно хлопает.

— Вот видишь, за два дня все и сдуло.

— Заладила: сдуло, сдуло! А выдвинутые ящики? Их, по-твоему, тоже выдуло?

Бэрридж открыл дверь и увидел двух горничных. Одна, совсем молоденькая, запирала окно, а другая, постарше, собирала разбросанные по полу бумаги.

— Что вам угодно, сэр?

— Почему здесь такой беспорядок? — строго спросил Бэрридж. — Чья это комната?

Обе горничные смутились, молоденькая густо покраснела.

— Сэр, здесь я убираю, — сказала та, что постарше. — Позавчера я все убрала и больше не заходила. Это комната покойной леди Карлайл.

— Вы забыли запереть окно?

— Мне кажется, я его закрыла.

— Не могло же оно само открыться.

— Конечно, сэр. — Горничная смутилась еще больше.

— Здесь ничего не пропало? — спросил Бэрридж, окидывая взглядом дорогие безделушки.

— Нет-нет, сэр, — торопливо в один голос заявили обе горничные. — Все разбросано, но ничего не пропало.

— Хм… а выдвинутые ящики?

— Мы ничего не брали, — испуганно сказала молоденькая.

— Может, сюда забрались воры?

— Нет, сэр, — уверенно возразила вторая. — Я хорошо помню все вещи — все здесь, до последней мелочи. А драгоценности леди Карлайл хранятся в другом помещении. Что до ящиков, так там не было ничего ценного: всякие бумаги, письма. Они тоже не пропали, только вывалились на пол.

— Кто же здесь хозяйничал?

Горничные переглянулись, потом молоденькая робко сказала:

— Мы думаем, тут рылся сэр Карлайл.

— Вы его видели?

— Нет, сэр, но больше некому.

Бэрридж рассеянно пригладил ладонью свою короткую бородку. Самоубийство леди Карлайл с самого начала вызывало у него сомнения, теперь же он был уверен, что ее убили и кто-то (скорее всего, сам убийца) произвел в ее комнате обыск и проделал это, наверно, нынешней ночью: сильный ветер дул уже три дня и, случись это раньше, хлопанье открытого окна услышали бы еще вчера. Выйдя на улицу, Бэрридж отыскал взглядом уже закрытое окно. Что ж, сильный и ловкий человек мог добраться до окна, но как его снаружи открыть, не оставив на раме царапин или иных повреждений?

Бэрридж вернулся в дом.

Бэрридж задумался над тем, у кого бы получить некоторые сведения о Камилле Карлайл, поскольку рассчитывать на Патрика не приходилось. Он спросил у горничной Камиллы, были ли у той близкие подруги.

— Да, мисс Чартерис. Она часто здесь бывала.

— Где она живет?

— Не знаю, сэр. Если хотите, я спрошу у шофера, он иногда отвозил ее домой на машине леди Камиллы.