Бабушка, увидев увлечение внука, помогла ему выстроить правильную последовательность из книг — от простого к сложному, рассортировав по отдельным наукам. Она научила Лёню вести дневники и конспекты, чтобы записывать самое важное из прочитанного. К ней Лёня обращался, если что-то было непонятно, и они вдвоем искали ответ.

А потом появился один из бывших студентов старого профессора, который за чаем с пирогами, с шутками и прибаутками помогал мальчику согласовать добытые знания со школьной программой. Этот бывший студент в то время уже был директором одной из московских школ и с удивлением наблюдал за необычным ребенком.

В итоге Лёня в 15 лет блестяще сдал экзамены экстерном за весь курс средней школы. О юном даровании даже в газетах писали! Ему не было шестнадцати, когда он поступил в университет на физико-математический факультет. Он был самым молодым студентом!

Потом была аспирантура и начало научной деятельности.

В 1941 году Леонид Шувалов ушел добровольцем на фронт, хотя вполне мог получить бронь как талантливый молодой ученый.

Про войну Шувалов не любил рассказывать. Точно известно, что он свободно владел французским и, при необходимости, мог объясниться еще на двух-трех европейских языках, поэтому часто находился при штабах разного уровня в качестве переводчика. Конечно, кроме штабной работы, был обычный ратный труд: атаки и смерть товарищей, промозглость окопов и горячая радость победы.

В начале 1945 года он был серьезно ранен: контузия и несколько осколков в теле. Попал в госпиталь, который был оборудован в старом замке. Осколки хирурги вытащили все, кроме одного, который частично задел сердце и находился рядом с важными сосудами.

Сердце продолжало работать, но невозможно было предсказать, как поведет себя этот осколок дальше. Выбор у Шувалова был небольшой:

1) Холить и лелеять этот капризный кусочек металла, чтобы он лежал на месте и не натворил бед. Для этого Лёне самому надо было лежать на спине на ровной поверхности, глядя в потолок, и ждать прогресса медицины.

2) Учиться жить нормальной жизнью с некоторыми несущественными, как ему казалось, ограничениями и с осознанием того, что в любой момент его сердце может перестать работать.

Шувалов выбрал второе. Раны заживали и он начал предпринимать небольшие неспешные прогулки по замку.

Однажды его попросили поучаствовать (в качестве переводчика) в разговоре с владельцем замка. Речь шла о расширении операционной, для чего надо было снести одну из внутренних стен. Надо было выяснить, как это может сказаться на всей конструкции замка и коммуникациях.

Владельцем замка оказался невысокого роста очень шустрый и активный старичок по имени Эмиль. Он жил тут же, в замке, и, по мере сил, помогал чем мог. Чертежи коммуникаций хранились в подвале, поэтому было предложено всем туда спуститься.

Оказалось, что в подвале хранились не только чертежи, но и огромное количество книг! И Шувалов, совершенно обессилевший после тяжелого спуска по лестнице, с восторгом разглядывал тома: Лейбниц, Кант, Беркли…

К счастью, с чертежами разобрались быстро, и Леонид, сославшись на усталость, сказал, что поднимется наверх чуть позже. Все ушли, но Эмиль тут же вернулся и сообщил, что у него есть нечто очень интересное, специально для Леонида! И выволок на середину комнаты большой сундук. В нем оказались очень древние рукописные книги.

— О! Это действительно интересно! — выразил одобрение Шувалов, чтобы порадовать старика.

— Я очень рад! Пожалуйста, читайте, только не выносите отсюда ничего. А почему вы заинтересовались Кантом? Читали?

И следующие пару-тройку часов они обсуждали Канта, Беркли, Юма и далее по списку… Эмиль был несказанно рад такому общению и пригласил Леонида заходить в любое время!

Спуски и подъемы по крутой подвальной лестнице давались Шувалову очень тяжело, но, ради такой шикарной библиотеки и возможности пообщаться с интересным собеседником, можно было и потерпеть. Со временем он практически переселился из палаты в подвал и чувствовал себя как в детстве в профессорской квартире…

И однажды, в том самом сундуке с рукописными книгами, Шувалов обнаружил то, что имеет самое непосредственное отношение к нашей странной истории.

Однажды Шувалов, как обычно, медленно, отдыхая через каждые три-четыре ступеньки, спускался в подвал и на последних ступеньках заметил женщину, которая мыла пол в книгохранилище.

Он увидел крепкие белые ноги, пышная юбка придавала широким бедрам воздушность и подвижность… У Леонида перехватило дыхание, его накрыло волной жара, сердце вздрогнуло и забилось интенсивнее и, конечно, сразу же появилась боль… Он прислонился спиной к стене и начал потихоньку опускаться на ступени, стараясь дышать ритмично, чтобы унять боль и не потерять сознание.

Он увидел, как женщина вымыла руки и пошла к нему. На него взглянули внимательные, светлые с синеватым оттенком глаза, пухлые губы слегка улыбнулись и от этого на щеках появились ямочки. Шувалов хотел улыбнуться в ответ, но не смог — сил хватало только чтобы дышать…

— У тебя там железка, — сказала женщина, протягивая руку к его груди, — сейчас посмотрим…

Она провела руками по его волосам и лицу, и внезапно сердце Шувалова успокоилось, дышать стало легче и он погрузился в очень приятный полусон-полуявь… Откуда-то возник Эмиль и начал говорить женщине, что она должна быть осторожной и так нельзя… Её ответ Шувалов перевел примерно так: «Не лезь, старый хрыч, я сама знаю». Ему это показалось очень забавным.

Потом он почувствовал теплую ладонь на груди в области сердца, другая ладонь расположилась симметрично на его спине.

— Эту железку можно немножко сдвинуть и будет лучше. Чуть-чуть… — тихо сказала она.

Шувалов вздрогнул от резкой боли и тут же её губы зашептали ему в ухо: «Тихо-тихо-тихо… Сейчас-сейчас-сейчас…» От ладоней уже шло не тепло, а жар. Но этот жар был очень приятен.

Боль прошла и сладкий сон полностью овладел им. Он проспал прямо там, на ступенях, часа три наверно.

— Ты здесь? — раздался громкий голос откуда-то сверху, — Вылазь, твое сиятельство! Кушать подано.

Шувалов догадался, что это же Сан-Саныч зовет его на ужин, но сладкий сон не отпускал…

— Эй, тебя что, прихватило? — забеспокоился Саня, разглядев в полутьме лежащего на ступеньках Шувалова.

Из книгохранилища вышел Эмиль и нащупал у Шувалова пульс.

— Всё нормально, — сказал он Сане по-русски.

— Слышь, Лёня, все нормально, вставай! — подхватил Саня. Одна нога у него была в гипсе, он опирался на костыли, поэтому не мог спуститься по ступенькам и вещал сверху.

Леонид открыл глаза и, опираясь на руку Эмиля, начал вставать. Боли не ощущалось, голова не кружилась. И правда всё нормально! Он огляделся, женщины нигде видно не было, тогда он благодарно кивнул Эмилю и, придерживаясь, на всякий случай, за стену, пошел по ступенькам наверх.

Каша оказалась удивительно вкусной. Шувалов пошел за добавкой.

— Кушай, родной, — ласково проворковала повариха Даша, отваливая ему еще один половник каши, — глядишь и поправишься, а то смотреть на тебя страшно, скелет ходячий…

Удивительно, но Шувалов стал чувствовать себя гораздо лучше, да и сил прибавилось. Осколок никуда не делся, но он действительно занял другое положение и стал меньше мешать.