Я чуть не задохнулся от слепой ярости.
Нана, пугливо оглядывая ресторан, осторожными шагами прошла к столику.
– Минуточку! – Ачжосси подбежал к женщине и грубо схватил ее за руку. – Откуда вы знаете рецепт «Сливочной нежности»? Это невозможно. На всем белом свете рецепт блюда знают только два человека. Да-да, только двое. Так откуда вы знаете рецепт? – начал он допытываться.
Видимо, Нана оказалась не тем человеком, которого он так неистово ждал.
– Эй, что с ним? Мы же успешно провели акцию, и чего он вдруг? Передумал вручать три миллиона? Нет, так не пойдет. Ведь пост об акции был выложен на моем аккаунте. А если он не сдержит обещание, то как я буду выглядеть? Черт, если эта женщина напишет правду в соцсетях, я опозорюсь как последняя собака, – кипел от негодования брат.
– Я спрашиваю, откуда вы узнали рецепт «Сливочной нежности»? – Шеф продолжал допрашивать гостью.
– А вы здешний повар? – поинтересовалась та.
– Да, я шеф-повар этого ресторана. Это я изобрел рецепт «Сливочной нежности». Признавайся, как ты узнала рецепт? – грубо допытывался шеф.
Нана смерила его уничижительным взглядом.
– А вы-то как научились готовить «Сливочную нежность»? Как вы сами сказали, рецепт блюда знают всего два человека на этом свете, – теперь уже Нана накинулась на собеседника.
– Я первый задал вопросы.
– Сначала вы ответьте.
Глаза у обоих сверкали от ярости.
– Эй, – брат хлопнул меня по руке, – что с ними?
Признаться, мне и самому было любопытно.
– Послушай! А вдруг «Сливочная нежность» запатентована? И кто-то из них двоих украл патент? Да, так оно и есть. Кто-то из них воришка. Ну и люди… Зачем же воровать чужое? Ну и подлость. – Брат цыкнул языком.
– Не тебе судить. Ворам собак вообще слова не давали.
– А при чем здесь собаки? – рассердился брат.
– Ты знакома с Со Чжиён? – обратился шеф к Нане.
– А вы в таком случае знакомы с Ли Минсоком? – спросила Нана.
– Кто ты ей? Это она тебя прислала?
– А вы какое отношение имеете к Минсоку? Я должна знать.
Двое продолжали осыпать друг друга вопросами. Казалось, что ни один из них не собирается уступать.
Конец затянувшейся перебранке положила Нана. Она просто повернулась и пошла к выходу, ни словом не упомянув о трех миллионах, как будто и не собиралась их получить. Ачжосси побежал до двери вслед за хладнокровно уходящей женщиной и схватил ее за руку:
– Дайте мне номер Чжиён.
– Не могу. Откуда я знаю, что вы за человек? – Нана равнодушно отбросила руку шефа.
– Ну так передай ей, что таким образом она ничего не добьется. Передай, что Минсок ни за что не отступится. Ведь она знает об этом, раз прислала сюда тебя? Она знает, что я найду ее любыми путями, если она не придет сама! – выкрикнул он в спину уходящей Нане.
Та сделала вид, что не услышала его, и ушла семенящей походкой.
– Шеф, а кто из вас двоих воришка? Это подло – воровать патент на чужое изобретение.
Вместо ответа Ачжосси обхватил обеими руками голову и ушел в комнату.
– На сегодня торговля окончена, мы закрываемся. Так что можешь идти. – Я махнул брату, чтобы тот поскорее убирался.
– Почему? А как же вечерние посетители?
– Ты что, не видишь в каком он состоянии? – Я кивнул подбородком в сторону комнаты.
– А моя оплата? – Брат протянул ладонь.
Я выдал ему деньги, рассчитав оплату с утра до четырех дня. Он с суммой не согласился и начал горячо спорить, говоря о том, что планировал работать до вечера. А поскольку его преждевременно освободили по вине владельца, значит, мы должны компенсировать ему ущерб. Мне было лень препираться с ним и даже противно глядеть на него и встречаться взглядом.
– На, подавись! – Я почти швырнул деньги на столик, находящийся перед ним.
– Малой, больше так не делай. С деньгами нужно обращаться бережно. – Ван Досу собрал купюры, одну за другой.
– Можно тебя спросить? – обратился я, наблюдая за ним.
– О чем угодно. – Брат, обслюнявив палец, пересчитал деньги и спрятал в карман.
– Ты на что потратил деньги за украденную собаку?
– А тебе-то что? – Он поднял голову и пристально посмотрел на меня.
– Просто интересно, на что ты потратил деньги, вырученные от такого плохого поступка. Ты что, шмотки купил? Или в клуб сходил?
– Какой еще клуб? Мне тогда всего пятнадцать было, придурок! Да я и не помню уже, давно было дело. Так, гроши несчастные. – Он похлопал рукой по карману с деньгами.
– Гребаный ублюдок!
Слова «гроши несчастные» больно резанули мою душу. Я прикрыл ладонью переносицу – так неистово защипало в носу.
– Что? Гребаный ублюдок? Ты что, сдурел? Думаешь, если я тебя терплю, то уже можно и берегов не видеть? Ты за своим базаром следи! – Брат занес руку над головой.
Я нагнул голову в его сторону:
– Ну давай, бей! Бей, не стесняйся!
Мне казалось, что я перенесу любые побои, если это облегчит душу бедной собаки, погибшей пять лет назад.
Ван Досу, который был готов вот-вот ударить меня по голове, неизвестно по какой причине опустил руку и потер ее об полу рубашки.
Брат ушел, и я закрыл за ним дверь ресторана. На улице еще было светло, но внутри повисла мертвая тишина, присущая только глубокой ночи, и меня охватило чувство полного одиночества.
Я бросил взгляд за окно. Автобусная остановка и станция метро были все так же оживленны, как и утром.
В это время школьники возвращаются с занятий. Они наперегонки выбегают за ворота школы и идут или домой или в хагвоны[14]. Кто-то отправляется в дешевые кафешки, а кто-то в укромные места возле рынка. Дети, выбравшие закоулки, будут курить и смачно ругать учителей, которые сегодня им чем-то не угодили. В одной из таких ребячьих стаек наверняка окажется и Сучан. После перекура он пойдет в ресторан своего отца, а затем поможет ему с доставкой жареной курицы. Лица других одноклассников я помнил смутно, но вот его лицо отпечаталось в памяти.
Семья Сучана открыла в нашем районе ресторан, где готовили жареную курицу, когда мы с ним были первоклашками. Я намного позже узнал, что он на год, даже почти на два, старше меня, хоть мы оба и учились в одном классе. Не знаю, почему он пошел в школу позже других детей.
Сучан делал вид, будто не замечает, как я временами катаюсь без спроса на их ресторанном мопеде для доставки. Наверняка он догадывался, что у меня нет водительских прав, но знал и о том безграничном ощущении свободы, которое я испытывал во время езды. Потому молчал.
Мы с Сучаном не разговаривали ни в школе, ни на улице, но отлично понимали друг друга.
Он занялся доставкой курицы около двух месяцев назад. До этого ею занималась его мать, и причины, почему она бросила это делать, я не знал. В общем, я каким-то шестым чувством угадывал, когда ему не хотелось работать, и именно в это время угонял мопед.
Обычно, прокатившись с ветерком, я оставлял мопед в укромном закоулке, а Сучан его там находил. Мы с ним стали соучастниками преступления, связанными большой тайной. А еще начали доверять друг другу благодаря одной общей беде.
Однажды я стал свидетелем того, как отец нещадно избивает Сучана прямо перед рестораном. Тяжелая и мускулистая мужская рука раздавала такие оплеухи, что худенький мальчишка, не удержавшись на ногах, приземлялся то пятой точкой, то падал ничком, ударяясь головой. Это происходило регулярно. Каждый раз, наблюдая такую картину, я думал, как было бы здорово, если бы я был суперменом. Мне хотелось схватить в охапку Сучана и подняться с ним высоко в небо.
Он тоже нередко видел, как я убегаю из дома, спасаясь от побоев отца. Как и я, Сучан никогда не утешал меня. Вполне возможно, что он тоже мечтал превратиться в супермена и спасти меня, но я не мог знать этого наверняка, ведь мы никогда не разговаривали друг с другом; мы только переглядывались, чувствуя товарищескую солидарность. Единственное преимущество Сучана передо мной состояло в том, что у него была мать, которая иногда защищала его от побоев отца. Она казалась такой же худой, как и Сучан.
