Приделать чужую голову к моей шее? Бр-р, даже представлять противно.

– Давайте не будем говорить об этом, а то меня в дрожь кидает.

– Честно говоря, у меня у самого мороз по коже от этих слов. Черт побери! Раз уж такой расклад, приделала бы мне лицо покрасивее. Ну что это за рожа? По сравнению со мной прежним эту морду даже лицом назвать трудно, разве не так? – продолжал возмущаться дядька, приблизившись к оконному стеклу.

Хотя, пожалуй, сейчас он выглядел намного добрее, чем раньше, – когда напоминал бандита. Я тоже подошел к окну. В отражении на меня смотрел незнакомый мальчишка с нежным подбородком и круглыми глазами.

– А тебе-то досталось лицо получше собственного, – покосившись на меня, позавидовал Ачжосси.

– Угораздило же нас встретить аферистку. – Прочитав записку Сохо, Ачжосси не справился с приступом злости и со всей силы швырнул стул, попавшийся под руку. Тот ударился о стену, отскочил от нее и, зацепившись за стол, с грохотом упал на пол.

– Нельзя выходить за пределы ресторана. Разве это не слишком, а? Ну скажи мне!

Что и говорить, условие «не выходить из ресторана в течение сорока девяти дней» было вопиюще несправедливым, хотя, честно говоря, лично у меня это ограничение неудобств не вызывало, ведь я не планировал ни с кем повидаться или что-либо сделать. Но, глядя на своего товарища по несчастью, который внезапно превратился в свирепую гориллу, я был вынужден согласиться с ним.

– Да, это уж слишком, – без малейших колебаний ответил я.

– Если бы я знал, что мне придется безвылазно сидеть в ресторане, ни за что бы не вернулся. Черт побери, откуда она могла знать, что я соглашусь? Я раскусил ее по манере фамильярничать с незнакомыми людьми. Проклятая мошенница. – Он порвал записку, полученную от Сохо, на мелкие клочки.

– Вы все-таки собираетесь выйти отсюда?

– Ну, конечно. Мне нужно встретиться с одним человеком. Ведь я только ради этого и вернулся, какой мне смысл сидеть неотлучно в ресторане? – воскликнул он, сжав кулаки.

– Но ведь за этим последует адская боль…

– Что мне боль? Ну, подумаешь, умру. Ха, я ведь уже умер, неужели умру второй раз? Как-нибудь перетерплю. – Он заиграл желваками.

Стояла глубокая ночь. Яркий лунный свет, льющийся сквозь окна, незаметно слабел и растворялся в призрачном ночном воздухе. Сияние луны и мерцание звезд были почти невидимыми, а тьма становилась все гуще и непрогляднее, – приближался рассвет. Внезапно на меня навалилась такая страшная усталость, словно все тело вот – вот рассыпется на мелкие кусочки.

Ачжосси выглядел так, словно собирался бодрствовать всю ночь. Он без конца злился и ворчал. Я понял, что поспать уже не удастся и принялся осматриваться, изредка ему поддакивая.

Наше временное пристанище оказалось довольно приличным. Честно говоря, не просто довольно приличным, а по-настоящему шикарным. Здесь было намного лучше, чем в том доме, где я жил. Два холодильника последней модели, снизу доверху набитые продуктами; кладовка, заполненная провизией, – казалось, здесь можно пробыть безвылазно не только сорок девять дней, но и все сто. А еще имелась опрятная ванная комната с горячей водой. Единственным недостатком было наличие всего лишь одной жилой комнаты. Меня немного напрягала перспектива делить комнату с чужим мужиком, но в крайнем случае я мог ночевать в зале ресторана. Это меня совершенно не пугало.

Спрашиваете, кто я такой?

Меня зовут Ван Доён и целых одиннадцать лет я был сыном своего отца, вплоть до его преждевременной смерти от приступа белой горячки.

В те дни, когда отец возвращался домой пьяным, мне приходилось убегать и ночевать на улице, укрываясь утренней росой. А поскольку отец пил почти каждый день, улица для меня стала привычней дома. Я великолепно приспособился к ночевкам на открытом воздухе.

– А ты почему умер? – поинтересовался Ачжосси, выпив залпом стакан воды, – видимо, устал злиться.

– Что?

– Я спрашиваю, почему ты умер?

Ах да, я ведь умер. Ну надо же, напрочь забыл об этом.

– Кажется, это случилось со мной, когда я катался на мопеде. Последнее, что я помню, – как несусь наперегонки с ветром. Какой кайф! Обалденно!

– Ты что, курьером подрабатывал?

– Нет, меня не брали на подработку из-за низкого роста. Говорили, я похож на младшеклассника.

– Ну да, у тебя очень короткие ноги, поэтому ты кажешься меньше ростом. В человеке очень важны пропорции. Даже высокий человек с короткими ногами выглядит ниже, а невысокий с длинными ногами – выше. Я тоже принял тебя за младшеклассника, когда впервые увидел. Но присмотрелся повнимательнее и понял, что лицо-то у тебя слишком старое. Если судить о возрасте только по лицу, то ты и за студента сойдешь.

Черт побери! Ну и наглец! Есть же куча вежливых выражений! Мог бы сказать, что я кажусь старше своего возраста. Разве обязательно говорить, что я выгляжу старым?

– Ты почему ехал на мопеде? Детям опасно ездить на нем.

– Долгая история, – отмахнулся я, решив, что нет необходимости рассказывать, как я катался на ворованном мопеде. Ведь я угнал его со стоянки ресторана, который держит отец моего друга Сучана. Не хватало еще, чтобы этот посторонний мужик, наши пути с которым разойдутся через сорок девять дней, считал меня воришкой.

– И что с того, что долго? Рассказывай, нам спешить некуда. Ведь у нас впереди целых сорок девять дней, – казалось, что дядька немного успокоился.

– А вы как умерли?

– Мне кажется, со мной тоже произошел несчастный случай. Последнее, что я помню, – как я еду на машине, выслеживая кого-то.

– Выслеживая? Вы полицейский?

Выходит, он соврал про шеф-повара? Как хорошо все-таки, что не я рассказал про угнанный мопед. Чуть сам не признался полицейскому, что я вор. Вряд ли покойник потащит меня, мертвого, в полицию. Но если он убежденный борец за справедливость, то, скорее всего, будет выносить мне мозг, упрекая при каждом удобном случае. Ведь многие взрослые снимают стресс на детях под маской благородного слова «воспитание». А если человек вдобавок по профессии полицейский, то у него будет не одна маска, а целых две. Взрослый, да к тому же полицейский! Бр-р, даже подумать страшно.

– Нет, не полицейский.

– А кто тогда? И зачем вы следили за кем-то, если не полицейский?

– Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Куда нам торопиться? У нас впереди куча времени. Давай лучше немного поспим перед началом завтрашнего дня.

Ачжосси отправился в спальню, но я не последовал за ним. Мне казалось, так будет лучше. Да и он сам не позвал меня. По крайней мере, его поведение меня не напрягало. Было бы хуже, если бы он обращался со мной слишком ласково. От мысли о том, что в этом плане у нас с ним полное взаимопонимание, на душе стало спокойнее.

Я составил вместе пять столиков в зале ресторана и улегся на них. Чтобы согреться, скрестил руки в подмышках и свернулся клубком.

Густая чернильная тьма незаметно проникала с улицы, заполняя собой все пространство. У-у-у! – завывал ветер. В унисон ему дрожали оконные стекла. Внезапно мое сердце сковал жуткий могильный холод. Неужели я на самом деле умер? Холод сменился противным липким страхом. Поскорее бы закончилась ночь, которая имеет магическую власть превращать маленькие страхи в безумие ужаса. Я изо всех сил старался уснуть под ритмичную дрожь оконных рам.

Разбудил меня аппетитный запах, доносившийся из кухни. Мой вчерашний попутчик ловко колдовал над кастрюлями и сковородками. Все его движения были привычными ему и оттого уверенными.

– Я отлучусь после завтрака, – сообщил он, поставив на стол нечто аппетитное на идеально белой тарелке… Еда, названия которой я не знал, выглядела шикарно. Нет, словом «шикарно» не передать впечатление от этого незнакомого мне блюда из овощей. Мне казалось, оно излучает сияние, а на вкус – безупречно, почти само совершенство.