Слои этого третичного песчаника выпрямленные, что указывает две вещи: либо отложение происходит во время катаклизма, либо оно было перевернуто с тех пор. И все же очень интересно обнаружить эти третичные куски на обеих оконечностях вулканического бассейна Армении.

До Урдабада, поворачиваясь вокруг черного базальтового пика Иланли (горы Змей), мы пересекли страну, разрезаемую холмами желтого мергеля и песчаника, погруженного под красным песчаником. Повсюду почва покрыта булыжниками и неустойчивыми блоками диорита и других кристаллизованных скал.

Чем ближе к Урдабаду, тем лучше заметно, как продвигаешься вглубь широкого полукруга из высоких гор, куда равно устремляется и Аракс без какого-либо видимого выхода. Уже в 5 или 6 верстах от Урдабада начинаются выбросы пироксенической порфиры или мелафира; в самом Урдабаде это обнаруживается на обширном образовании черного сланца; позади больше долины, больше свободного пространства, но огромная неприступная стена, называемая Белке, и узел цепи Алагеза на север от Аракса, и цепь Карадага на юг.

Урдабад, прислонившийся к этой стене, дома которого рассеяны от берегов двойного ручья до вершины холмов из черного сланца, показался мне очаровательным местом; я здесь увидел цветущие грушевые деревья и миндаль, ивы и тополя, обрамлявшие ручьи. Оный вид Урдабада оказался настолько поразительным для меня, в отличие от Нижней Армении, которую я только что пересек, не являющей в общем своей природой возможности понравиться Европейцам, привычным к прекрасной глазури степей и богатой зелени лесов. Из наших стран я обнаружил здесь лишь наших жаворонков и чибисов. Вы мне позавидовали из-за гиацинтов, тюльпанов, ирисов, растущих тут и там; вы ошибаетесь; все это столь скудно, а почва столь бесплодна и суха, что вы должны почувствовать себя счастливым, располагая своими печеночниками и фиалками. Ни одного дерева: все наго и изможденно; горы абсолютно лишены травяного покрова и всякого вида убранства. Ночная буря напоила землю водой; я машинально выставил голову на воздух, мне казалось, что я должен чувствовать аромат берез или орешников; но тщетно – воздух не источал никакого запаха, и первоцветы наших степей обладают большим ароматом, чем этот дикий край, где воды недостает повсюду, ибо нет ни воды, ни полива, которые смогли бы здесь что-то вырастить. Значит, у меня появились веские причины найти очаровательный Урдабад посреди своих садов и бесчисленных шелковиц, поскольку район Урдабада в Армении единственный, производивший шелк. Знаменит и собираемый здесь мед.

Шик-али-Хан, правитель Урдабада и брат Эксан-Хана, пожелал обязательно меня принять у себя; я согласился на это тем более охотно, что начальник полиции, с которым я познакомился в Эривани, предложивший мне жилье в своем доме, оказался в отъезде на несколько дней. Шик-али-Хан и его брат, признавшие суверенитет России только в ходе последней войны с Персией, говорили уже по-русски.

Гянджа. Ворота Старой Гянджи в монастыре Гелати у Катаиси

Гянджа. Джума-мечеть Шах-Аббаса. Построена в 1606 году

Утром 30 марта я спешил посмотреть на чудо Урдабада – на знаменитый платан, затеняющий небольшую площадь верхней части города. Мы добираемся туда по сильно извилистым и узким улочкам, как во всех этих азиатских городах; действительно есть нечто внушительное в этом старом сыне земли, и рядом с ним мы кажемся весьма маленькими. Я измерил его: при шести футах от земли его окружность составляет 32 фута, а в корневом воротнике – не менее 40 футов; причем его диаметр примерно 11 футов. Будучи полым внутри, он представляет там целиком пустое пространство в 7 ½ фута. Часто, а особенно когда кто-то приезжает в это место, рассматриваемое как ссылка, русские чиновники приказывают здесь поставить стол и устраивают чаепитие, играя партию в вист. Впрочем, этот платан был полностью и до основания разрушен бурей или молнией, и его вершины больше не существует; одни нижние ветви увеличились в размерах и по-прежнему представляют довольно красивую макушку. Видел я и много других деревьев, считавшихся гигантскими, особенно в Гяндже, знаменитой своими водами и действительно великолепными платанами; но самое крупное, измеренное мной между Гянджей и Геленендорфом, имело не больше 26 футов в высоту, находясь уже в двух футах над землей; тем не менее, оно не утратило своей верхушки, а его ствол оставался здоровым и целым. Знаменитая липа Виллара вблизи Мора в Швейцарии растет на высоте 3 футов над землей, возвышаясь на 20 футов.

Итак, в Урдабаде я достиг края бассейна Армении, чтобы следовать Араксу в его течении и продолжить свое путешествие; я спешил войти в эту горловину, открытую плутоновой революцией в сердце высокой гряды гор. Немногие люди задумываются об этом. Представим, что Аракс без особых усилий выходит из Армении; однако в Урдабаде его уровень от поверхности Каспийского моря приблизительно еще 2 500 футов, и ему осталось пройти лишь 30 французских лье, чтобы упасть с этой возвышенности на равнины, прежде своего слияния с Курой.

От группы вулканических гор, возвышающихся к югу от озера Севанга, отрывается в южном направлении гряда ощетинившихся пиков, из которой перед достижением Аракса наиболее южный и примечательный Алагез. Эти горы иногда называются грядой Карабаха, иногда Алагеза.

В мае и в июне большинство их вершин покрыты снегом, никогда даже не исчезающем с вершины Кетидага, отделяющей долину Зота на берегу Севанга от Карабаха (Черного сада).

На той стороне Аракса, напротив Алагеза, возвышается в Персии Киамг-ху – вторая опора шлюза Аракса. Ее высота не меньше той, что и у предыдущей гряды, и я наблюдал 29 марта/ 10 апреля с 38º 30´ широты всю ее вершину в форме усеченного конуса, укрытую сверкающим снегом; этот снег исчезает очень поздно. Это одна из продвинутых точек гряды Адербайджана (Азербайджана), называемая Карадагом (Черными горами) и тянущаяся вдоль правого берега Аракса до равнин Мугана.

Именно в этой цепи, вероятно, заграждавшей бассейн Армении и превращавшей его в обширное озеро, Аракс в результате вулканической катастрофы оказался в расщелине, позволившей ему выбраться из данного бассейна.

Вскоре мы обнаружили Аракс внизу от Урдабада; до сих пор его течение спокойное, но как только он достигает первых скал, то стискивается ими, а его желтая вода вскипает на блоках, наполняющих его русло. На протяжении первых пятнадцати верст Аракс зажат между двумя стенами черного кремнистого известняка жженого цвета, разорванные верхушки которых становятся зубчатыми, принимая наиболее причудливые формы. Почти все склоны крайне обрывисты; мы узнаем по их бокам сложенные слои, искаженные воздействием и поднятием диоритовой порфиры(24), вздымающейся стеной за Урдабадом, не достигая еще здесь Аракса. Этот кремнистый черный известняк(25) расколот на параллелограммы; все поверхности трещин как бы поражены красной или рыжей ржавчиной. Коричневые, черные или серые оттенки широко укрывают эти скалы, на которых нет ни деревца – и даже кустарник не облачает их наготы.

Вдоль этих скал, кажущихся неприступными, прорисовывается тропа, висящая над протяженностью Аракса, кипящего у ее подножия или проносящегося как стрела, грызущего чернеющие и стискивающие его бока. Это прекрасное зрелище для путешественника, полагающегося на своего коня и не боящегося проникнуть своим внимательным взглядом в разверзающуюся перед ним бездну. «Ах, – сказал мне, все еще дрожа и бледнея, Али, который только что преодолел один из сложных переходов, – если мне не удастся забыть этот ужасный путь, я больше не буду спать по ночам». В самом деле, от осыпающейся тропы оставалось ширины около двух размеров копыта лошади. Что делать? Мы оказываемся здесь в тот момент, когда меньше всего этого ожидаем. Невозможно отпрянуть, повернуть, опереться на землю; остается смириться перед сим, предавшись Провидению и положившись на коня, на котором едем; когда мы узнаём, насколько лошади в этих горах приобрели по привычке легкость преодоления самых сложных переходов с одной ноги на другую, то ощущаем, что нет даже заслуги в том, чтобы пуститься в оное предприятие.