Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Стихи для детей

Когда с немотой нас поженит великая сводня,
Вам Завтра расскажет, какими мы были сегодня,
И вывесит ценник всех наших стихов и улыбок,
Ненужных побед и прекрасных, блаженных ошибок.
Из дальних пределов, при жизни, увы, недоступных,
Уже не исправить наме́рений, слов и поступков,
Но вы, молодые, явите чуть-чуть милосердья
К нескладным итогам излишне большого усердья!
Ах как мы старались! Искрили мозги и суставы!
И правы мы были, когда даже были непра́вы,
И чушью задорной свои заполняли тетради,
А если и врали – так только лишь истины ради!
Но знали мы точно, что избраны веком и словом,
Что именно нам суждено прикоснуться к основам
Глубин и галактик! – и не было большего страха,
Чем тихо и сонно рассеяться горсточкой праха.
День близок к закату. Свои собирая котомки,
С улыбкой мы просим вас, дерзкие наши потомки,
В безвестное Завтра летящие под парусами:
Судите тогда нас, когда поумнеете сами!
И знайте, что ваши успехи, ошибки, тревоги —
Они не начало – они продолженье дороги.
Пройдите свой путь, оглянитесь и тихо вздохните,
И стих напишите, и детям его расскажите…

Обыкновенная история

Они стихи писали. А порою
Их накрывали страсть и тишина.
Я в интересах истины не скрою:
Он был умней, талантливей – она.
Их разные обслуживали Музы.
Им нравились условия игры.
Средь множества дуэтов и союзов
Они не худшим были. До поры…
До той поры, когда она однажды
Пропела, будто складывала стих:
«Любить достоин далеко не каждый.
Здесь я одна люблю за нас двоих!»
Тогда с высот мужского первородства,
Иронией припудривая гнев,
Он пошутил, что бесы превосходства
Предпочитают перезрелых дев.
И вздор амбициозного скандала
Сдул с бабочки нежнейшую пыльцу…
Любовь померкла, съёжилась устало
И побрела к унылому концу.
Не стало ни звонков, ни посещений,
Ни тихих посиделок под луной.
Он стёр инициалы с посвящений,
Она сожгла поэму «Мой герой».
В своих обидах каждый был упорен,
И каждый залатал дыру в судьбе,
Но почему-то ищет до сих пор он
В её стихах хоть строчку о себе.
Смятенье слов, прекрасное до дрожи,
Метафор золотистый звукоряд
– всё это не ему теперь! – и всё же
Он примеряет их чужой наряд.
И будто на мгновение воскресли
Звезда, любовь и запустелый дом…
Кольнёт в груди – а может быть? а если? —
И аж до слёз смешно ему потом!

Кольцо Соломона

Дорогая, в час пик ошибись как-нибудь континентом!
Мы с тобой забредём в ресторанчик на рыжей горе.
– Мир входящим! – приветливо, с тысячелетним акцентом
Скажет старый еврей при мобильнике и кобуре.
За горою Стена, сохранённая верой и горем.
Всё вернулось на кру́ги, но сколько же было кругов…
А на юге – послушное голосу Господа море,
Что спасало народ, переживший врагов и богов.
Где все эти цари, фараоны, халифы, эмиры,
Превзошедшие прочих в жестоком своём ремесле?
И следа не найдёшь… А судьба и история мира
По тропинке плетутся на старом ушастом осле.
Так давай не спешить. И пускай на кольце Соломона
«Всё проходит» написано, грусть отложи на потом.
Может быть, и не всё – если я дожидаюсь влюблённо
Рук твоих и шагов, как и в тысячелетии том.
Ну, допустим, пройдёт… А пока мы побудем с тобою
Вот за этим столом, где сошлись мировые пути,
И бокалы допьём, и пойдём за ослом, за судьбою
По тропинке наверх – и кто знает, что ждёт впереди?

Аптекарь

Лечит здесь людей не лекарь. Много лет подряд
Пользует селян аптекарь – шапочка, халат,
В пятнах старческие руки, будто пролит йод,
И к нему со всей округи сходится народ.
Плохо людям – хрип да кашель, заложило грудь —
Просят порошков и капель хоть каких-нибудь.
Он им, словно детям малым (без толку, хоть плачь!),
В сотый раз твердит устало: «Врач вам нужен, врач…»
Соглашаются, конечно: «Правильно, милок!
Только врач, пойми, сердешный, дорог и далёк.
Ехать холодно и хлябко, осень ведь сейчас,
А к тебе и мать, и бабка приводили нас!
Помоги!» – и на стремянку залезает он,
Где пустырник с валерьянкой, липа и паслён.
Это вроде бы подлечит. Добавлять к питью…
И уйдёт он лишь под вечер в комнату свою.
Стол, продавленное кресло, печка – а потом
Изменяются чудесно человек и дом.
Кто вы, господин аптекарь? …Плащ, чеканный лик.
Свечи и библиотека потаённых книг.
Свод, гранитные колонны и хрустальный куб.
В нём, заклятьем полонённый, мечется суккуб1.
Лютня, клавесин, страницы рукописных нот.
В клетке Феникс золотится. Дремлет чёрный кот.
Графский герб из палисандра в перекрестье шпаг.
В печке вёрткой саламандры огненный зигзаг.
Пламя одевает стены в алые шелка,
А в окне чужих вселенных мчатся облака.
Снявши меч в драконьей коже, шпоры и берет,
Маг через крутой порожек входит в кабинет,
С кресла ворох пышных юбок сбрасывает прочь.
Моцарт и мадеры кубок с ним разделит ночь.
Память робко постучится: можно ли, нельзя?
Можно! – и являют лица давние друзья,
Те, чей ум, как бритва, острый, жаждал перемен:
Нострадамус, Калиостро, Фауст, Сен-Жермен,
Те, то в бедности и в лоске не щадили сил.
Тайный камень философский их к себе манил.
А была до цели – малость! Но по одному
Все ушли. И мощь досталась младшему – ему.
Страшный камень, вещий камень сдался, наконец!
Обратились воды в пламень, в золото – свинец.
И открылся между тайн высший их предел:
Камня этого хозяин Вечностью владел,
Силами и тьмы, и света ведал чародей.
Но, всевластный в мире этом, средь живых людей,
Мёртвых он из-за порога возвратить не мог,
И скитался одиноко новый полубог.
Преданность ведь тоже тайна. Нет над ней суда.
А потом судьба случайно привела сюда.
Поп, кузнец, пастух и пекарь… Каждый – человек,
Прост, хитёр, неглуп. Аптекарь вот уж третий век
Лечит их, отводит войны. Честно говоря,
Оттого ему спокойно, что живёт не зря.
Три села и две деревни – все к нему идут.
Он тут свой, хотя и древний, как овраг и пруд…
И, выходит, не бессмертным – добрым надо быть,
Чтоб в миру жестокосердном ближнего любить.
Тёмен ближний и не вечен, свыше не храним,
Но душа в нём человечья! – значит, надо с ним,
Часто слабым и усталым, разделить пути,
Значит, там, где света мало, сам ему свети…
вернуться

1

Суккуб – демон похоти женского пола.

7
{"b":"900179","o":1}