– Рассказала, сколько помнила. Какой-то темный подвал. Бандиты. Боль. Гараж и длинная дорога. Доктор говорит, что это может быть результатом травмы, стресса и примененной анестезии. Я жива, а остальное неважно. Тебя-то я помню, – засмеялась Джейн. – Разве ты не рад?

Альфредо хотел ее обнять, но она мягко отстранилась и сказала, как бы извиняясь:

– Можешь подождать в коридоре? Я немного приведу себя в порядок.

Зеркальце заплясало в ее руке, пуская зайчиков по всей комнате.

Журналист понимающе развел руками и улыбнулся. Потом серьезно добавил:

– Я готов ждать тебя, сколько потребуется.

Он поднялся с колен, развернулся и вышел из палаты.

Утром, когда Джейн открыла глаза, Альфредо уже сидел на стуле рядом с кроватью.

– Неужели семь? По тебе можно проверять время. Ты точен, как атомные часы!

– Перехвалила. Я опоздал. Уже почти восемь.

Парень нежно коснулся ее руки.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, почти хорошо! Уже третью неделю здесь валяюсь. А вот тебе нужно больше отдыхать. Мечешься между работой и мной. Я бы запретила, но ты ведь не послушаешь.

– Верно, и не пытайся. Сегодня просто не заводилась машина. С ней это иногда случается, но в целом – классная тачка! Кто только на ней не ездил! Неразрушимая, как авиационный «черный ящик». Еще послужит.

– Я всегда думала, что чем больше у машины хозяев, тем меньше у нее шансов дожить до старости, – улыбнулась Джейн.

– О! Поверь, эта – переживет нас всех. По правде говоря, я бы давно приобрел новую, но не могу пересилить чувство брезгливости. Легче купить русскую ядерную субмарину на черном рынке, чем машину у дилера без ощущения, что тебя поимели. Продавец машин похож на собаку. Он, в принципе, любит людей, но готов перегрызть горло любому, на кого укажет хозяин. Тонны любви к комиссионным и ни грамма совести.

– Я вижу, что с такой философией тебе еще долго придется ездить на старой.

– А ты ведь тоже почему-то предпочитаешь древние джунгли современному цивилизованному обществу. Почему? Там ведь опасно, – склонив голову набок и лукаво прищуриваясь, спросил Альфредо. – Считай, что это интервью. Должен же я покрыть расходы на твою косметику. А это – гарант честности, чтобы ничего не скрывала.

Альфредо достал из своей сумки бутылку красного вина и два бокала.

– Доктор сказал, что не только можно, но и нужно, – поспешил он добавить, перехватив вопросительный взгляд. – Держи!

– Вино на голодный желудок? Это же сыворотка правды и бахвальства, – воскликнула Джейн. – Теперь меня не остановишь.

После первого же глотка у нее порозовели щеки.

– Мне к опасностям не привыкать, – сказала она, усаживаясь на кровати. – Каменные джунгли городов и зеленой сельвы имеют много общего. Цивилизованные люди совершают еще большие безрассудства. Такие, как русская рулетка, например. Простая жизнь помогает мне сохранить волю и право выбора. В сельве я чувствую себя свободной. Там ни я, ни мне ничего не навязывают. А здесь…

Джейн развела руками.

– Смотришь, скажем, фильм по телевизору. Мало того что на самом интересном месте он прерывается рекламой какого-нибудь средства от тараканов, меня еще начинают убеждать в том, что я не могу жить без электрической мочалки или средства от облысения. Стиль жизни – это как религия: мы думаем, что выбираем ее, а на самом деле это она нас находит.

Альфредо улыбнулся глазами и кивнул.

– Современные люди ведут себя как дети, которые только научились говорить, – продолжала Джейн. – Они торопятся высказаться на любую тему, по любому, даже совершенно незначительному поводу. Я не говорю, что это плохо – иметь свое мнение и быть услышанной, но сами темы… Они какие-то пустые: сколько килограммов прибавила после родов звезда, и с кем ее видели в ресторане…

Журналист рассмеялся:

– Потому что для многих жизнь знаменитости – это дырка в заборе в другой мир. Я журналист и вполне их понимаю.

– Наверное, ты прав. Не следует судить людей и решать, что для них хорошо… Все, все, все. Стала ворчливая, как старуха. Кстати, не посмотришь, что происходит во дворе? Всего минутку, хорошо?

Альфредо отошел к окну. Джейн откинула одеяло и села на кровати. Пошарив ступнями по полу, она нашла тапочки и встала. Поморщилась от боли в плече, надевая халат.

– Можно.

Альфредо развернулся. Он не скрывал восхищения.

– Ты напоминаешь мне балерину. Такая же гибкая и легкая.

– Больница – не лучший спортзал, но я и правда постройнела. К тому же ты угадал – в детстве отец водил меня в балетную студию. Пожилая француженка-педагог приучила нас, где бы ни находились и что бы ни делали, тянуться вверх, к свету, как цветы.

Альфредо подошел к Джейн и, не в силах сдержать нежность, погладил ее по плечу.

– Не веришь? – по-своему восприняла его жест Джейн. – Честное слово! Ты не заметил, что у балерин очень длинные шеи? Это от постоянных упражнений на растяжку. Позвоночник становится центром любого движения. Мадам называла его смычком организма. Там, говорила она, рождается импульс, а все остальное только движется вокруг него по различным орбитам, подчиняясь величайшему и непостижимому чуду – соединению эмоции и мысли в созданную ими же форму мышечной архитектуры – пластики.

Альфредо смотрел на Джейн с таким восхищением и любовью, что она замолчала и взяла его за руки.

– Прости. Вино ударило в голову. Я увлекаюсь и начинаю говорить как лектор в музее. Ты ведь совсем не этого от меня ждешь…

Альфредо приложил ее ладони к своим губам, бережно поцеловал и сказал:

– Ты для меня как обручальное кольцо на пальце. Оно хоть и не часть тела, но такое же необходимое и родное. Я дорожу твоими чувствами и оберегаю их. Влюбленность пылка. Только настоящее чувство терпеливо. Я люблю тебя и надеюсь. А ждать я умею.

На следующий день встревоженный Альфредо сидел в кабинете главного врача. Не найдя Джейн в палате, он сразу направился туда.

– Я понимаю, что нарушаю правила, – сказал доктор, разливая виски по стаканам. – Подобная информация только для родственников, и у Джейн есть муж. Правда, она в первый же день категорически запретила сообщать ему о ее состоянии и месте нахождения. Но… порядок есть порядок. Сегодня рано утром госпожа Санчез выписалась и уехала. После ее отъезда я позвонил ее мужу и даже отослал результаты анализов с моим заключением. Я решил, что вы тоже имеете право знать.

Джейн смертельно больна, но не вследствие истощения или полученных ран. Это лейкоз в самой запущенной форме. Где только она могла получить столь чудовищную дозу облучения?

– Как же вы могли отпустить ее в таком состоянии! – воскликнул Альфредо, но тут же извинился:

– Простите доктор, я просто не понимаю.

– Держать больную здесь не имеет смысла. Обеспеченная женщина может позволить себе прожить последние дни в лучших условиях. Я честно рассказал ей о прогнозе, выписал, и она тут же уехала домой. Позвонила из моего кабинета адвокату. А вам просила передать, что вы замечательный друг.

Джейн не раз пожалела, что, почувствовав слабость по пути из госпиталя домой, остановилась на ночлег в гостинице. Проснувшись среди ночи от шума за стеной соседнего номера, она уже не смогла заснуть. Так и пролежала в кровати с открытыми глазами до тех пор, пока черная штора ночи за окном не стала серой.

Даже крепкий кофе, обычно помогающий веселее взглянуть на жизнь, показался этим утром слишком горьким и вместо бодрости вызвал тошноту. После одного глотка содержимое кружки отправилось в раковину.

Прогноз, казавшийся Джейн не относящимся к ней отдаленным мутным силуэтом, приобрел четкие очертания беды. Жизнь уходила из нее, и радовало в этой ситуации только то, что она успела уладить самые важные и неотложные дела. Завещание было составлено в кабинете адвоката Майкла Батлера, запечатано в пакет и положено в сейф до дня оглашения. Клиника переходила в руки главного врача доктора Соломона. Верный Альфредо получал часть ее личных сбережений. Хорхе была назначена пожизненная пенсия. Средства от продажи дома и с вкладов в банке Джейн поделила между благотворительными организациями, больницей, в которой лежала, и фондом возвращения ее питомцев в сельву.