Бом, бом, бом – громко забила полифония колоколов в будильнике телефона, чередуя тяжелый гул с легким и звонким.

Нужно открыть глаза. Темно, спит муж. За окном уже скоро включится улей, гул города, автомобилей. Очень не хочется вставать, но обязательно нужно попасть на воскресную литургию!

Заглянула к детям в соседнюю комнату, поправила подушку сыну, приподняла упавшее одеяло старшей и тихо прикрыла дверь.

Двадцать минут на утреннюю молитву, глаза все еще закрываются:

– Бóже, ми́лостив бу́ди мне грéшному.

Первый поклон всегда сложнее остальных, спина побаливает от вчерашнего сидения за компьютером, безуспешно искала лекарства подешевле. Ничего, второй поклон пойдет легче.

Веки постепенно опускаются. По памяти буду читать. Нет, лучше открыть глаза, засну еще.

Умыться, привести волосы в порядок, длинная юбка и платок, на все двадцать минут.

Тихий поворот ключа, закрыла дверь. До соседнего храма километр пешком, там за шоссе заканчивается город, там переступаешь в совершенно другой мир с деревенским пейзажем, домиками с печными трубами и пышными деревьями. Плавно течет звон колоколов, немного запинается, видать, новый алтарник на колокольне.

Проходя хозяйственный магазин, что на углу, вспомнила:

«Свет выключила. А утюг?!

…Фух, утюг ведь не включала.

Не забыть бы про школьное собрание, в прошлый раз не сдала деньги вовремя.

Все! Оставим попечение, займусь душой, Господи Иисусе Христе помилуй мя…

Хм, надо будет на обратном пути купить масло, заканчивается, а завтра утром Димке на работу, бутерброды приготовить. Ой, деньги, то взяла?»

Нащупав в сумке кошелек, провела по молнии:

«Точно, есть!

Вот дуреха, иду в святое место, а мысли! Эх, Душе моя, душе моя, что спиши!

Господи Иисусе Христе помилуй мя! Господи Иисусе Христе…»

В полумраке, не разобрать лиц, только видно, как к светлым воротам медленно приближаются очертания прихожан, со всех сторон, почти как капли, соединяются в ручеек у главного входа храма.

Внутри запах ладана, чтец отчетливо произносит:

– Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои.

Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! ибо я к Тебе молюсь.

Подходя к плавно текущей змейке-очереди в сторону алтаря: «Пойду на исповедь, а то еще глядишь, не причастят».

Вышел пожилой священник, благословил каждого, спустился к аналою и произнес:

– Бо́же, Спаси́телю на́ш, И́же проро́ком Твои́м Нафа́ном пока́явшемуся Дави́ду о свои́х согреше́ниих оставле́ние дарова́вый, и Манасси́ину в покая́ние моли́тву прие́мый, Са́м и раба́ Твоего́.

Священник: – Назовите свои имена.

Я: – Екатерина.

Священник: – Ка́ющагося о ни́хже соде́ла согреше́ниих, приими́…

Подошла очередь.

Священник, наклонившись внимательно выслушал. Затем объяснил, как правильно исповедоваться. Огорчилась, не стоило описывать подробности, а только каяться во грехе. Стыдно. Вытащил из меня все. Со слезами рассказала, как осуждала подругу, когда та пришла в вызывающем платье, как теряла мир за вечерними уроками с дочкой, раздражалась на надоедливую коллегу мужа и еще, еще. Слова выпадали, как булыжники, становилось легче.

Наложил на голову епитрахиль и разрешил грехи. Облегчение!

«Забыла поделиться о здоровье сына! Правда зачем? Наверное, батюшкам несладко, столько людей приходит со скорбями, у многих сложнее чем у меня. Главное исповедовала то, что вспомнила. Господи помоги исправить страстное сердце! Помоги не осуждать, сохрани веру, дай терпения, укрепи мужа!»

– Фух, – отошла со спокойным сердцем в сторонку к большому напольному подсвечнику.

В трех шагах, у иконы, пожилая женщина с благородными чертами лица в длинной черной юбке, на голове темный платок с кисточками. Что-то шепчет и складывая руки лодочкой часто кланяется, затем снова что-то проговаривает и кланяется, все это не в такт службе: «Странная она какая!»

Стою и думаю о Христе: «Сколько Он вытерпел на кресте. Что такое принять на себя грехи мира? Не смогу осмыслить… Наверное, не самое сложное, когда висишь с раздробленными кистями, задыхаясь от жажды и сдавливания, а грехи, мои грехи, которые я еще не совершила пока, а Он уже знал обо мне. Предвидел мои страсти, знал какой я буду! Попытаюсь исправить себя или стану заглушать совесть? Буду наслаждаться моментом или остановлюсь?»

«Господи Иисусе Христе, помилуй!» – вытерла слезы.

Вдруг женщина поворачивается, отчего кисточки на платке взлетают стайкой, и глядя в глаза, произносит:

– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест!

Также быстро отворачивается и продолжает класть поклоны. Хор почему-то перестает петь, видимо, какая-то заминка в алтаре.

Теряюсь в мыслях, пытаясь понять, о чем это она. Становится не по себе, но стараюсь молиться:

– Господи Иисусе Христе! Господи Иисусе!

Торжественно проходит диакон с кадилом. Запахло смолой и лесом, южным горным ароматом деревьев, когда жара, а под ветвями прохладно, шелестят иголки на сосне.

Из леса вернул в храм тот же женский голос:

– Благодать всегда укрепляет перед скорбями!

Бабушка с красивым лицом быстро удаляется, черная юбка покачивается от сквозняка у входных дверей: «Кто она? – странное ощущение в сердце от этих слов, – откуда она знает о чем я думаю? Стою в растерянности, а служба идет своим ходом».

Час или два пролетели как секунды, мысли о Христе, об этой странной пожилой женщине: «Хочу молиться и любить, искренне обнять каждого, кто стоит рядом. Печали ушли, рутина и заботы улетучились! Вокруг как в детстве, когда необъятный мир, деревья великаны и рядом друзья! Откуда это во мне?»

Скрестив руки иду к чаше.

– Причащается раба Божия… как ваше имя?

– Екатерина.

Отхожу в сторонку и запиваю. Ясно чувствую, как разливается по телу что-то невероятное. Лишь бы не спугнуть! Отошла, стою и боюсь пошевелиться, чтобы не прогнать То, что сейчас во мне: «Не понимаю, откуда на сердце радость? Или это мне кажется? Нет! Такое нельзя придумать, это чувство есть, сейчас сердце заполняется Им, но чем? Что там происходит? Как теплый поток, невидимой, но ощутимой любви заполнила волна чашу сердца! Что это?!»

Благодарственные молитвы неподвижно стояла. Не прогнать бы облако чуда. Радость распирала сердце, словно надутый шар, что сейчас лопнет, а от этого взрыва точно знаю, всем вокруг обязательно станет также радостно и хорошо! Поделиться бы с каждым, но как передать?

Слабо помню, как шла домой. Внутри все пылало до легкой усталости. Можно ли устать от тихой радости и любви? Может это как в детстве, когда долго и радостно смеешься с друзьями и уже нет сил, но все еще смешно?

Очнулась в продовольственном магазине с пачкой масла в корзинке. Как же оказывается приятно, погасить мрачную раздражительность этого грубоватого кассира, потушить ее внутри себя, не дать огню гордыни разгореться, не ответить руганью, а просто улыбнуться. Кассиру тоже трудно, люди весь день, очередь, не многие подарят доброе слово.

Домой летела словно на крыльях, ощущая каждой клеточкой тела и души – это, то, что исходит из сердца, даже замешкалась на пешеходном переходе, выругался таксист, в ответ снова улыбнулась.

Мысли о Христе и почему-то о Его словах:

«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?»

Откуда у меня она? Евангелие редко открываю, странное сегодня утро.

Подходя к подъезду, глаз зацепился за тревожный объект возле наружных дверей – машина скорой помощи!

Взбегая по ступенькам, лифт слишком долго ждать, мысленно почти кричала: «Только бы не к нам! Господи, пожалуйста, не к нам!»

В голове как кадры кинопленки. Знакомство с мужем, фата, свадьба, я с животом и мы счастливые ждем малыша. Грубо толкают в автобусе, падаю, адская боль и слезы, я в больнице, врач в маске и слова: