Хаген стоял спиной ко мне, прямо перед панорамным окном во всю стену. Любовался ночным городом.

— Я скучал, — сказал он и повернулся, пошел навстречу. — Приятная встреча, не правда ли?

Что-то изменилось. Неуловимо. И в то же время очень ощутимо.

Он отодвинул стул, помогая мне занять место. Сам расположился напротив. Нам подали какие-то блюда, разлили по бокалам вино.

Я отметила, что Хаген не притронулся к алкоголю.

— Аллергия, — коротко бросил он, поймав мой взгляд. — Расскажите, как ваши дела на новом месте. Как развивается ваша карьера в университете?

Он выглядел абсолютно спокойным и уравновешенным. От него не фонило разрядами электрического тока как вчера. Не возникало впечатления, будто он готов заехать мне кулаком по лицу без причины.

Расслабленный. Вальяжный. Манеры отточены до безупречности.

Это был тот холодный и равнодушный мужчина из аэропорта.

Ровные вопросы ни о чем. Беседа на отстраненные темы. Первое напряжение спало, и я не могла понять, зачем он вообще меня сюда пригласил.

Просто пообщаться? Обсудить мою работу? График такого человека расписан на год вперед, а может даже на несколько лет сразу. Каждая его минута на вес золота, а он тратит драгоценные часы на общение со мной. Зачем?

Все это казалось полным абсурдом.

Я не чувствовал с его стороны мужского интереса. Ни единого намека. Вчера он смотрел на мои ноги, будто голодный зверь. От него веяло похотью. Но тут мы общались спокойно, ничего кроме вежливого интереса Хаген не показал.

Я даже уловила скуку. Будто он и сам не понимал, зачем все это затеял, отбывал какую-то повинность. Но почему? Если бы я была важной персоной, это еще можно понять. Но я для него никто, пустое место.

Блюда успели сменить несколько раз. Нам подали десерт.

Хаген ничего не говорил о себе. Ограничивался обтекаемыми фразами. А вот мне задавал вопрос за вопросом, причем не сказать, чтобы ответы его волновали. Он выглядел скучающим, и все равно продолжал разговор. Создавалось впечатление, словно у него заранее намечен определенный список, как на интервью или для анкеты, и пока каждый ответ не будет получен, мы не сможем разойтись.

Бредовая ситуация.

Впрочем, ни о чем крамольном он не спрашивал. Работа. Плана. Какие проекты меня интересуют. На какую конференцию я бы хотела попасть. В каких странах бывала и какие хотела бы посетить. Мои любимые фильмы. Книги.

Нам подали десерт.

Обсуждение не прекращалось.

И я начала поглядывать на часы.

— Боюсь, уже слишком поздно, Виктория, — вздохнул Хаген. — Мне придется отправить вас домой.

— Да, благодарю за интересную встречу.

— Мой водитель вас отвезет.

Мы распрощались, и я направилась к выходу. Позади вдруг послышался странный звук. Не то хруст, не то треск.

Я крепче сжала сумочку и обернулась.

Хаген сжимал в руке бокал с вином. Стиснул ножку так сильно, что пальцы побелели. К моему ужасу, его ладонь опоясывали багровые ручейки.

Я застыла. В другой ситуации точно бросилась бы помочь. Но тут… ему вряд ли нужна моя помощь.

Он крепко стиснул челюсти и качнул головой, не выпуская бокал из крепко сжатого кулака.

— Проклятье, — усмехнулся. — Ножка была надломлена.

— Вы что, совсем не чувствуете боль? — вырвался вопрос, о котором я моментально пожалела.

Но черт возьми, поведение у Хагена было очень нетипичным для такой ситуации. Он не отбросил расколотый бокал, не попытался остановить на кровь. Он даже не стал никого звать на помощь.

— Высокий болевой порог, — отмахнулся небрежным тоном. — У нас это врожденная особенность.

Я сглотнула с трудом.

— В моей семье, — прибавил он. — У всех такое.

Ну хватит с меня. Вечер сильно затянулся.

Я толкнула дверь и вышла.

Администратор ждал за порогом, лучезарно улыбнулся и повел меня на выход из вип-зала. Позади послышался обеспокоенный голос официанта:

— Ваше величество, позвольте осмотреть…

— Нет, — жестко оборвал Хаген. — Вызови моего врача.

Через неделю у меня была назначена встреча с моим психотерапевтом. И до последнего момента я собиралась обсудить происшедшее.

Но потом передумала. О чем говорить? Хаген опять пропал, чему я была только рада. И мне совсем не хотелось затрагивать эту тему снова. У монархов свои причуды. Так я сама себе объяснила череду наших непонятных столкновений. Хватало других проблем, чтобы размышлять еще и об этом.

Вот только мой психотерапевт сам заговорил про Хагена, когда сеанс подошел к завершению.

— Вы знаете, что наш университет спонсирует король Альтена?

— Да, — напряглась я. — С недавнего времени знаю.

— Он также владеет сетью клиник. Той, где я работаю, в том числе. Господин Хаген всерьез увлекается психологией.

— Разве?

— Давно увлекается, да.

Мужчина поднялся и подошел к своему сейфу, достал оттуда объемную папку и вернулся ко мне, но присаживаться напротив не стал, просто оставил документы передо мной на столе.

— Знаете, я норвежец по происхождению. Раньше вел приемы в Европе. Там начинал практику. Сколько разных пациентов было у меня за все это время. Очень разные люди. Влиятельные. Известные. Разумеется, их тайны конфиденциальны. Даже самые специфические.

— Понимаю.

— Я скоро вернусь, — пообещал он. — Нужно предупредить другого пациента о том, что мы с вами задержимся, как вы и просили. Сейчас я включу музыку. Постарайтесь расслабиться. Прикройте глаза.

— Хорошо.

Вот только я не просила продлить сеанс. Мы ни о чем таком не договаривались. Он выражался так странно, будто опасался, что наш разговор могут подслушать. Явно волновался. Всегда спокойный, сегодня выглядел непривычно взвинченным.

Я склонилась над столом и открыла папку. Невольно зажала рот ладонью. Крик забился глубоко в горле, мешая дышать.

Снимки. Копии полицейских отчетов. Заключение психиатра.

Мне хотелось бросить все эти материалы, оттолкнуть папку подальше и вылететь из кабинета, но в тот же момент я не могла перестать это все изучать. Жутко, мерзко, а оторваться нельзя, физически не выходит.

От фотографий меня замутило. Желудок свело спазмами. Не знаю, как мне удалось не вырвать. Наверное, я просто старалась вчитываться в строчки отчетов и воспринимать ужас, который мне открывался как исследовательский материал.

Разумеется, это и близко не походило на те исследования, которые я привыкла вести.

На первый взгляд могло показаться, что все снимки принадлежат одной женщине. Но потом я увидела стопку фотографий “до”. Лица все же отличались, хотя типаж был одинаковый.

Мой. Это был мой типаж, черт побери.

Кареглазые брюнетки. Высокий лоб, прямой нос, острый подбородок. Отчетливо выраженные скулы. Одинаковый разрез глаз. Пухлый губы.

Казалось, тут набор моделей, которых пробуют на одну роль.

Роль идеальной жертвы.

Нигде не упоминалось имя преступника. Или пациента? Врач называл этого ублюдка “Пациент Р.Х.” Скупые инициалы, но у меня не оставалось сомнений насчет того, кому именно они принадлежат.

До встречи с “Пациентом Р.Х.” все эти девушки выглядели примерно как я, а вот после их лица превращались в кровавое месиво, как и тела. Никто не выжил.

Я старалась не вглядываться в снимки “после”. Не вчитываться в детали отчета. Но какие-то подробности все равно откладывались.

“Р.Х.” сделал это один. Без сообщников. Сделал сам. Голыми руками. Без помощи посторонних предметов. Только собственные кулаки. Зубы.

Психотерапевт описывал пациента как абсолютно вменяемого. Результаты тестов. Экспертиза. Он не показывал никаких отклонений от нормы.

Что?! Как это возможно? Больной урод должен сидеть в тюрьме.

Дверь открылась, и я вздрогнула всем телом, захлопнула папку и посмотрела на своего врача. Он приложил палец к губам и отрицательно покачал головой.

“Молчи, Вика. Молчи обо всем”.

Мужчина отключил музыку.

— Просыпайтесь, Вика, все хорошо, — сказал он. — Полагаю, вы опять вернулись в прошлое. Вам просто приснился кошмар.