‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И все. Ничего другого быть не могло. И не должно было. Все, что потом — сумасшествие и пустота. Единственно настоящее — там.

— А есть… есть где-то в цифре это фото? — неуверенно спросил Шамрай. — Ну в смысле, может, на компе каком или на флэшке?

Данька пожал плечами, подумал и выдал:

— Мы как-то на Новый год в горы ездили. Мама их с собой брала, надевала на праздник, еще конкурс выиграла на самый красивый наряд. Тогда весело было. Мелочь еще совсем мелочь была, крестный с ними спать ушел, а мне поручил охранять маму и тетю Марусю. Те фотографии точно есть. Только бусины на бусах все целые!

— Может, отреставрировала… А найдешь мне? У меня от семьи мало что осталось. А так хоть снимки будут.

— Найду, — кивнул мальчишка и потащил Назара дальше, пока они не оказались в его комнате. И теперь уже тот мог внимательно ее осмотреть. Спрашивать. Узнавать. Вот макет корабля и ракушки. Это осколок его детства на океане. Вот книжная полка. И хорошо, что она в принципе есть. Вот компьютерный стол и на нем мощная машина, которая явно не только для учебы. У Мориса ничуть не хуже, но у Мориса ни макета корабля, ни енота. Вообще ничего. И у Назара даже не было шансов сделать так, чтобы что-то появилось. Вернее, был один. Для этого четырнадцать лет назад надо было сходить в ЗАГС, но даже и подобное мероприятие ничего бы не гарантировало. А здесь — столько всего. Целый мир, детский мир, маленькая семья, в которую ему хотелось до бесконечности, но в которую будет почти нереально попасть. В конце концов, Даниле он тоже может быть интересен лишь пока в новинку. А потом… вдруг начнет отмахиваться, как Морис?

— А макет ты сам сделал или заказывали где-то? — спросил он, продолжая бесконечный диалог, теперь уже не имевший начала, потому что каждый раз — о разном.

— С макетом вообще целая история, — рассмеялся Данила, когда все же забрался в постель и удобно устроился среди подушек. — Мне его Олекса подарил на днюху. Я мелкий совсем был, а он всегда приезжал. Начали мы его делать все вместе, ну вернее все делали, а я больше мешал, наверное. Потом Олекса уехал, а мама и Зденка — это моя няня была в Ирландии, продолжали все это собирать, представляешь? А когда мы совсем оттуда уезжали, мама не знала, как его везти. Говорила, что придется оставить. Я не соглашался. В общем, потом его упаковали как какую-то особенную ценность, и он доехал как новенький.

— Отдельный самолет для него не заказывали, не? — хохотнул Назар.

— Не, — смутился Данька, — но Зденка предлагала оставить его у себя на хранение, а мы бы потом приехали, например, на машине и забрали бы.

— Зденка была хорошая?

— Да. Они с мамой и сейчас общаются.

— Тебе повезло.

Следовало признать. Даниле действительно повезло. Его окружали — хорошие. Первое зло, с которым он столкнулся в своей жизни шло от человека с фамилией Шамрай. С фамилией его отца. Как и тогда, когда он еще не родился — когда его матери не поверили.

Дане повезло, что она решилась его родить.

И повезло еще в одном, о чем Даня не подозревал пока.

Ему повезло расти в безусловной, абсолютной, всепоглощающей любви. И это чувство — сшибало Назара с ног в этой комнате. И от их разговора. Никогда в жизни он его не испытывал так остро, как сейчас рядом с сыном. Потому что его самого не любили. Он не догадывался о том ни в детстве, ни в юности, ни когда стал старше. И понял это сейчас. Данилу мама любит так, как никто никогда из семьи не любил его. Даже баба Мотря. Несмотря на макароны, гримерки по всему миру или ее занятость… чтобы у Данилы все было.

Некоторое время Назар переваривал это знание, все еще разглядывая макет, а потом увидел собственную фотографию на стене. Моложе на добрых четырнадцать лет, дурнее… Бритый, влюбленный сельский хлопец, которому досталась невероятная царевна, и он не сумел уберечь ее от себя же. Шамрай грустно улыбнулся и спросил:

— Мама говорила, что я в те времена добывал янтарь на копанках?

— Серьезно? — удивленно вскинул брови Даня.

— Ну в Рудославе месторождения по лесам.

— Это я знаю, читал. Так ты был добытчиком?

— Ага, мы там разрабатывали жилы… если честно, незаконно, так что я в те времена такой себе браток был, получается… Янтарная мафия. На этом снимке заброшенная копанка, на которой я нашел свой первый камень. Хотел маме твоей показать, вот привез, она и щелкнула. А теперь я геолог, это дело всей моей жизни. Может, если бы она мне не встретилась, я бы так и сидел в янтарных канавах.

— Ого, — тихонько булькнул мальчишка, растерявшись. Мать ничего такого не рассказывала. Хотя она в принципе вообще не говорила, чем там отец тогда занимался. Сама она училась и была на каникулах. Как-то само собой разумелось, что и папа был тоже… студент. А оказывается, целый детектив! Детективы Данька иногда почитывал, иногда почитывал и фэнтези после того, как проглотил Гарри Поттера, но предпочитал книги о морских приключениях и благородных пиратах, как капитан Блад.

— Ага… Ладно! — Назар хлопнул себя ладонями по бедрам и бодро проговорил: — Слушай, а что насчет кофе? Мне Никоряки, ну от которых ты удрал, говорили, ты просил. Сварим?

— А у нас кофе-машина есть, — деловито заявил Даня, — латте вкусный делает.

— Я люблю эспрессо. Но пошли, сварим себе по чашке. Или ты полежишь, а я принесу?

Конечно же Данила наотрез отказался отдыхать и преданным трогательным щенком поскакал с ним на кухню, как если бы у него ничего не болело. Но ведь болело же. Назар это точно знал. От Даниного детского желания ни на секунду от него не отлипать раз за разом сжималось сердце, и он про себя твердил только: пусть бы так было всегда. Если Данила прикипит, то как бы Милане ни хотелось, не получится уже его выбросить. Не должно получиться, он не допустит.

Пока сооружали Даниле его латте, а Назару его эспрессо, обменялись наконец номерами, словно бы спохватившись.

— Фотки выберешь мне, какие понравятся, и в телегу скинешь, хорошо? — снова напомнил Назар. И вовремя. В это самое время в прихожей щелкнул замок на двери.

Следом раздался и веселый голос Миланы:

— Данька! Я дома! Я тебе мороженое принесла. Торт, как ты любишь.

Громко, чтобы он мог услышать в своей комнате. Но уже в следующее мгновение она бы и сама ничего не услышала, потому что опустив глаза, наткнулась на мужские кроссовки, которые были на несколько размеров больше, чем обувь сына. В голове зашумело, Милана влетела в квартиру и снова крикнула:

— Даня!

— Ма, мы тут! — звонко ответил ей Данила, показав веселую мордочку из кухни. — Мы кофе пить собрались. И я ел суп.

— Доставку заказывал? — спросила она, проходя в кухню. Водрузила на стол упаковку с мороженым и вопросительно посмотрела на Назара. Нафига принесло?

— Не, мы варили! — запротестовал мальчишка, крутясь вокруг матери. Шамрай же неловко улыбнулся, чувствуя себя, будто его застали врасплох. И осторожно поздоровался:

— Привет. Я заскочил проведать Данилу, так получилось.

— Привет, — кивнула она. — А суп — это в качестве чего?

— Обеда.

— А еще папа курицу сделал со сливками и грибами нам на ужин! — нашел нужным сообщить Даня.

— А чем папу мои макароны не устроили? — язвительно бросила Милана.

— Устроили, — точно так же коротко ответил Назар, а мелкий удивленно воззрился на мать, начав соображать, что что-то пошло не так. Но все же решил вступиться за драгоценного, едва-едва обретенного отца.

— Папа ел. А я ел суп с клецками. Я сам клецки делал, папа научил.

— Что вы еще делали? — спросила Милана сына, не удостоив Назара и взглядом.

— Кормили Грыця, смотрели мою комнату, разговаривали про всякое.

— Ну молодцы, — сдержанно проговорила она. — Наверное, на сегодня впечатлений хватит, а врач велел больше лежать. Помнишь?

— Ма, ну мы еще кофе не выпили! Па, давай и маме сделаем, — метнулся Данила к Назару, а тот, прекрасно видя, как на Милану действует каждое «папа», срывающееся с его уст, попытался сгладить, пусть и неуклюже: