Впрочем, как выяснилось, и чай с ним оказался вкусным и ароматным. На следующий день, когда Назар заехал после работы к Даниле — такой уставший, что было видно невооруженным взглядом, она не нашла ничего умнее, чем пригласить поужинать со всеми. Ну не изверг же она, ей-богу. А после ужина они переместились в гостиную, играть в аэрохоккей, потому что Данька очень просил — он шалел от возможности делать что-то вместе с отцом. Кажется, даже шахматные фигуры по доске бы двигал часами, несмотря на собственную неугомонность. А тут столько эмоций, которые постепенно передавались и Милане, наблюдавшей за ними с дивана. Уйти она не могла. Сторониться Шамрая — это одно. А сторониться в эти моменты Даньки — совсем другое. Допустить, чтобы подобные встречи разъединяли их, Милана не хотела, потому приходилось присутствовать и шумно болеть в обнимку с Грыцем. Но вот как так вышло, что и сама спустя какие-то минут сорок оказалась по другую сторону хоккейного поля от Назара, она так и не поняла. И откуда в ней столько азарта его одолеть — тоже.

Сентябрь был по-летнему теплым. Только ночи напоминали о том, что уже наступила осень. Ночи остужали разомлевшие за день улицы, делая вечера, тронутые их прохладным дыханием, как-то по-особому элегичными, а утра зачарованно тихими. Даже здесь, в кловском дворике в самом гудящем центре, тем не менее, будто бы огороженном раскидистыми каштанами и скрытом ото всех. По утрам на подоконнике потягивалась довольная Марта, немного жмурилась и иногда ворчливо фыркала на голубей, шастающих с внешней стороны окна. Потом она спрыгивала на пол и почтенной матроной шествовала к своему хозяину, пока еще спавшему беспробудным сном. Этот сон перед началом дня у него самый крепкий. В давнюю пору работы на клондайке, да и после — сторожевания во время учебы, сделали из него человека, не спящего сутками и встающего задолго до света. И даже когда необходимость в бодрствовании отпала, Назар еще долго спал всего по несколько часов за ночь. И лишь недавно, года четыре как, организм и природа начали брать свое. И особое удовольствие он стал находить в том, чтобы поваляться подольше. Часов до семи. Потому что в это время Марта начинала его энергично будить, взбудораженная голубями и голодом.

Назар сладко потягивался, трепал Марту по загривку, получал свои заслуженные укусы, иногда весьма ощутимые. И все-таки вставал и топал на кухню. Кормить этого домашнего тирана. Тираншу. Ну, поскольку уж других баб возле себя он не терпел, а единственная, которую хотелось, хоть и прекратила шарахаться, но и видимого желания к общению не проявляла. Потому приходилось ходить по струнке и завтракать с кошкой, хотя куда с большей радостью он кормил бы завтраками Милану и Данилу.

Мальчик удивительный. Непоседливый, смекалистый, неугомонный, упрямый и очень самостоятельный, чем так похож на него самого в том же возрасте. И вместе с тем, в отличие от него, — открытый и общительный, веселый и очень… светлый. И откуда в нем этот свет Назар знал наверняка. Это Милана дала ему разжечься. И она же не давала погаснуть. Вокруг Назара были пары с детьми. И на работе, и у Дарины. И у самого ведь рос сын, всего-то на пару месяцев старше Даньки. Но такого света и такой открытости он нигде не видал… может, потому что не присматривался к детям вообще? Его мало интересовали дети. Пусть Морис — собственный сын, плоть от плоти, но ведь по чесноку — они совершенно далеки друг от друга. Все общение ограничивается тем, что Назар покупает подарки и дает деньги. Иногда Аня позволяет ему приехать на Морискин день рождения. Морис не знает его совсем и точно так же не интересуется. А в те дни, когда Аня запрещала им видеться и Назар отступал, в итоге оказывалось, что надо было все-таки настаивать. Устав от этих метаний, Шамрай самоустранился, что тоже пришлось ей не по душе. Ни черта у него не получалось в личном, слишком много наворотил, чтобы в итоге получилось. Да и начинать уже поздно, наверное. Но все-таки он пытался.

Он действительно пытался. Потому что видел от Дани ответное движение.

Сейчас он вернулся к учебе и такого раздолья им не было, как летом. Но Назар все равно выкраивал время, чтобы видеться. И первого сентября отвез его в школу — первый раз в жизни. И по-дурацки гордился тем, что у него есть такой взрослый и замечательный сын, хотя никакого отношения к его замечательности не имел. Он и потом его возил — они с Миланой к осени дошли до этапа принятия совместного решения. Пока единственного, но важного: раз Стах все еще на свободе, Даниле не стоит по своему обыкновению одному бывать на улице, даже если это просто дорога в учебное заведение. Милана не возражала. Они стали возить его по очереди. И даже иной раз она просила Назара подменить ее, потому что у нее какие-то свои планы. Дане в радость, ему — за счастье. Морису все равно, он попросил подарить ему новый навороченный телефон и больше ничем не выразил желания общаться. И только Аня закатила скандал.

Об этом Назар и рассказывал Даринке за совместным завтраком по пути на работу все тем же сентябрьским утром, когда она наконец встряхнула его за грудки и прижала к стенке своими вопросами, от которых он ранее успешно бегал.

— Короче, ему тринадцать, он потрясающий парень, и я сам от него отказался когда-то, — резюмировал он мрачно и потянулся за своим кофе, прикончив омлет.

— Лихо ты, конечно, умудрился детей настрогать, — булькнула Дарина, выслушав его рассказ. Мориса с его матерью она однажды видела много лет тому назад. Во взаимоотношения Назара и Ани не вмешивалась, хотя и не понимала до конца того, что между ними происходит. Теперь же Дарина задумчиво выдала: — Я только не поняла, а она-то знает?

— Про то, что наши родичи нам устроили? Нет, конечно.

— И когда ты собираешься об этом сказать?

— Никогда.

— В смысле? — непонимающе переспросила Дарина. И Назар тяжело вздохнул в ответ, после чего терпеливо произнес:

— Никогда — это значит никогда. Ее мать просила этого не делать, потому что они только недавно общаться начали. Боится, что не простит.

— И где здесь ты? — возмутилась сестра. — Или тебе не надо? Не, ну если не надо — то оно понятно…

— Перестань, — поморщился он. — Мне четвертый десяток, я в сказки не верю. Каковы шансы, что она меня подпустит через такую прорву времени? Колеблются от нуля до трех процентов, да? А так хоть с матерью наладилось. Единственный родной человек. Нахрена ей снова больно делать?

— Благородно, — развела руками Дарина. — Нифига не поиметь для себя и разгребать. Ане твоей уже небось донесли?

Назара перекосило. Он нервно хохотнул и быстро пригубил свой кофе. После чего торжественно кивнул и поведал:

— Еще бы. Добрыми людьми мир полнится. Звонит теперь регулярно, мозг выносит. Придумала, что переезжает в Кловск, собралась Мориса переводить сюда в школу. Дурдом какой-то.

— Так учебный год уже начался. Зачем срывать ребенка?

— Это Аня, — ответил он так, будто бы это все объясняло. — Великий педагог, даже диплом был… когда-то. Я устал в это лезть. Пусть как знает. Сказал ей, что помогу финансово, но трогать меня не надо. Закатила скандал, что я на своих шлюх больше трачу, чем на сына. Господи, хоть бы она уже нашла себе мужика, а…

— Зачем? У нее ты есть, — констатировала Дарина. — Ей норм.

— Нет у нас ничего. Да и не было никогда. Только Морис.

— А Милана твоя про него знает?

Назар замолчал и уставился снова на свою чашку, на некоторое время залипнув на ней. Этот взгляд Дарина узнавала. Так он глядел, когда неожиданно оказывался внутри своей черепушки и совсем один, даже если рядом с ними. Ей этот взгляд не нравился, Назар в такие секунды неизменно напоминал ей загнанного звереныша в силках. Наверное, точно так же он глядел, когда чуть не покалечил отца. А теперь, уже взрослым — когда чувствовал себя растерянным. Дарина протянула руку и быстро коснулась его пальцев. Он вскинул на нее глаза и тихо, глухо проговорил: