Образование — это то, чему мы научились, не выучив то, чему нас учили, но выучили то, что тщательно от нас скрывали.

Образование дает пищу к размышлениям, образованность позволяет её переваривать.

Олигархи готовы пожертвовать во имя Родины всем, что не приносит им лично дохода.

Оптимист всегда надеется на лучшее, пессимист боится, что так оно и случится.

Я не представляю себе Останкинскую башню без Москвы, но вполне представляю Москву без Останкинской башни.

Как женщины при таком прогрессе моды, косметики и гламурности еще умудряются сохранять изящество, вкус и очарование?

Самое главное — чтобы наши ошибки стали достоянием истории, а не история стала достоянием наших ошибок.

Вот в России для партий свобода,

Кто не промах — тот лидер партийный.

Если партии все для народа,

Почему наш народ беспартийный?

На нашу пенсию жить можно, но не долго.

Разве простая и понятная формула начисления пенсии может убедить будущего пенсионера работать на пенсионный фонд, а не на свои пенсионные запасы?

При социализме писатели — инженеры, а при капитализме — бизнесмены человеческих душ.

Лекарства, а уж тем более пищевые добавки предназначены для того, чтобы постоянно лечиться, а не для того, чтобы исцелиться.

Переубедить невесту — дело практически невозможное. Переубедить жену — дело невозможное уже теоретически.

Пища, принимаемая в малых дозах, удобоварима в любых количествах.

Политика держится на том, что демагогия эффективней скептицизма.

Если бы каждый покупатель был в состоянии, несмотря на рекламу, распродажи и акции адекватно соображать по поводу того: что, сколько, зачем, когда и почем ему нужно приобретать, разве нам нужны были бы кредиты? А если бы мы смогли обойтись без кредитов, разве нам нужны были бы банки? А если бы мы смогли обойтись без банков, разве нам нужны были бы олигархи? А если бы мы смогли обойтись без олигархов, разве нам нужна была бы демократия?

Политики — наши надежные гаранты того, что власть не окажется у тех, кого мы не достойны.

Политики продажны не потому, что они нужны, политики нужны, потому что они продажны.

Если бы не обещания политиков до их избрания, разве бы мы смогли понять, до какой степени мы наивны?

Продажные политики — беда, идейные политики — катастрофа.

Популярность политиков растет не потому, что избиратели им больше доверяют, избиратели им больше доверяют, потому что их популярность растет.

Политика — это самый честный способ дурить народ.

Если вы в состоянии выразить то, что понимаете, значит, вы не до конца поняли то, что выражаете.

Академики больше понимают, чем выражают, профессора больше выражают, чем понимают, доценты тем больше выражают, чем меньше понимают.

Попса для искусства — бизнес, для бизнеса — искусство, для народа — ширпотреб: и по карману, и по нраву.

Если предприниматели пока ещё умудряются получать какой-то доход от своего производства, то это происходит из-за нерасторопности Госдумы, попустительства Минфина, коммерциализации полиции и лояльности прокуратуры.

Президентом можно избирать того, кому нужно занимать ума только у того, у кого хватает ума выбрать президентом того, кому не нужно занимать ума ни у кого другого.

Если при решении проблем они не множатся, у меня есть все основания сомневаться в научности подхода к их решению. Если же проблема все же оказывается решенной, я не без основания полагаю, что существенно этому способствовало ее научное игнорирование.

Прогнозы бывают удачные, не удачные и выгодные.

Простые люди получают деньги за работу, а миллиардеры получают работу за деньги.

Услуги профессионалов стоят дороже, чем услуги дилетантов, но обходятся дешевле.

Беспокоит не быстрый рост остро нуждающихся в психиатрической помощи, беспокоит быстрое стирание разницы между теми, кто остро нуждается в психиатрической помощи и остальными, кто пока еще по непонятным причинам за ней не обращается.

Публицист уже не журналист, но еще не писатель, уже знающий, но ещё не понимающий, уже соображающий, но ещё не смыслящий.

В последнее время появляется все больше оснований сомневаться в том, что это западное общество изолирует себя от сумасшедших, а не сумасшедшие изолируют себя от западного общества.

Из декларации прав курильщиков: рабочий день не может

быть длиннее перекуров; перекуры не могут быть короче даже самого укороченного рабочего дня.

Чтобы робот смог полностью заменить человека на производстве, его нужно запрограммировать так, чтобы он перекладывал ответственность за свои ошибки на других роботов, их достижения присваивал себе, а также умел прикидываться, что он действительно работает, а не валяет роботизированного дурака.

Россия — единственная страна, где демократия держится на единоначалии, а единоначалие — на демократии.

Даже у самой лучшей работы есть один существенный недостаток — работодатель.

Путин и Лужков взаимно дополняли друг — друга, поскольку Лужков защищал Москву от нашествия россиян, а Путин защищает Россию от набегов москвичей.

Славяне понимают друг друга, даже если общаются на английском.

В социологии знания — всего лишь статистическая погрешность понимания.

При капитализме налоги не компенсируют неравенства, при социализме равенство не компенсировало налоги.

Это до какой же степени нам, русским, нужно было облениться думать, чтобы так умопомрачительно соображать?

Не следует обольщаться, что валютные резервы стран мира в долларах — упущенная выгода денежно-кредитной политики США.

Не стоит откладывать на завтра то, что можно съесть послезавтра.

Сталин был самым демократичным генералиссимусом, и самым главнокомандующим демократом. Сталин сделал для демократии больше, чем Горбачёв, но меньше, чем Иван Грозный.

Умело взятая и точно рассчитанная пауза дает аудитории во время доклада ни с чем несравнимую возможность насладиться тем, что уже сказано, догадаться о том, что в сказанном осталось от намерения сказать, и подивиться своей проницательности. Но, все же, пауза не должна длиться дольше, чем это нужно, чтобы проницательности слушателей, таки, хватило принять ее за паузу, а не за перерыв на обед.

Мы не едим, а доедаем, заедаем, подъедаем, перекусываем и закусываем; не питаемся, а насыщаемся, пресыщаемся и обжираемся; не кушаем, а жрем; не наслаждаемся, а кусочничаем, кастрюльничаем, чаевничаем, салатничаем; не утоляем голод, а наедаемся впрок; нам невдомек красиво столоваться, мы с размахом справляем застолье, сервированный же по-нашему стол должен ломиться от яств, а не от столовых приборов; а разнообразие шведского стола только и соблазняет на обжорство до безобразия; у нас не ходят в гости после и вместо еды, у нас ходят в гости изрядно проголодавшиеся едоки; мы неприхотливы в еде, но не в порциях, так как мы знаем норму, которую можно зараз проглотить, чудом избежав заворота кишок; а проклятую сбалансированность в питании достигаем за счет аптечных диет, т. е. приема пищи в малых дозах, но в бессчетных количествах и героического голодания, т. е. приема пищи только на сытый желудок; мы не считаем калории, мы их коллекционируем, а первый и второй завтрак, кофе-брейк, обед, полдник, ужин нам вполне заменяет вечерний сало-брейк, плавно переходящий в ночной перекусон. Мы не злоупотребляем специями, нам вполне достаточно сладкой жизни с традиционным хлебосольством — закусыванием каждой ложки икры трюфелями. Наша кухня славится тем, о чем гурманы и не мечтают — облизыванием не пальчиков, а всей пятерни. Изысканный этикет нам вполне заменяет завидный аппетит, и если некоторые ведут утонченную беседу за скромной едой, то мы сытно едим за скоромной беседой. Мы не едим, чтобы мечтать, мы мечтаем, чтобы вкусно поесть.