– Мы все это сделаем, – кивнула Кхуши.

– Рады будем поучаствовать, – улыбнулась Салони, и ее улыбка больше была похожа на беспощадный оскал. Она взялась за метлу.

– Вы напугать, что ли, меня хотите? – Рамеш отполз в угол и теперь пытался встать, вытянув раненую ногу и половчее перехватив нож.

– Да! – бодро отозвалась Фарах с энтузиазмом школьницы, которая наконец выучила правильный ответ.

– Би-Би, дай мне пистолет! – прорычал Рамеш, но Бада-Бхай, согнувшись в три погибели, был занят поисками пули на полу.

– Кстати, нас больше, чем ты думаешь, – между делом сообщила Салони, подметая пол – тоже искала пулю. – Прити и Прия будут счастливы помочь.

– Близнецы?

– А кто, по-твоему, желал смерти Даршану?

– О Рама, – пробормотал Би-Би, не разгибаясь, – в этой деревне все мужчины в опасности.

– Вы все чокнутые. – Рамеш не отрывал взгляда от Гиты, поджидая, когда она проявит хоть малейшую растерянность или слабость, чтобы этим воспользоваться. Но ее лицо было непроницаемо.

– А вот и нет, – возразила Фарах, присев на корточки и заглядывая под кровать Гиты. – Мы убили только тех, кто этого заслуживал.

– И почему же они этого заслуживали? – поинтересовался Рамеш, воинственно выпятив подбородок. – Потому что вы так решили?

– Они нападали на девчонок у нашей окраины, – сказала Кхуши.

– До сих пор? – вырвалось у Рамеша.

– Ты знал? – уставилась на него Гита; у нее вдруг зашумело в ушах. – Знал и ничего не сказал?!

Рамеш попытался непринужденно пожать плечами:

– Ну, нападать на малолеток – это, конечно, отстой… Но не мог же я сдать своих друзей. Это немыслимо. В мужских делах есть свой кодекс, вам не понять. И кстати, я-то малолеток и пальцем не тронул!

– Значит, ты не извращенец, а просто трус?

Лицо Рамеша исказилось от бешенства, когда Гита бросила ему это оскорбление. Он оттолкнулся от стены и ринулся на нее, выставив перед собой нож.

Когда Гита выхватила из-за пояса Бада-Бхая револьвер и выстрелила Рамешу в лицо, ее поступок вовсе не был импульсивным. Но позже, рассказывая близнецам эту историю, женщины объяснят это именно так, как они и поняли: мол, Гита не совладала с инстинктами. И Гита им не возразит, не станет объяснять, что тогда, в комнате, время вдруг великодушно замедлилось и ее дендриты успели прогнать через мозг огромный массив информации между двумя мгновениями: когда ее палец лег на спусковой крючок и когда она надавила сильнее, почувствовав сопротивление механизма. В этот мельчайший промежуток она подумала про «висельное дерево» у окраины деревни, на котором, как фантастические плоды, покачивались мертвые девочки. Подумала о руках Даршана на своей шее и о руках Рамеша, тоже душивших ее. Подумала о правах человека и о беззащитности, о стыде и распутстве, о правосудии и несправедливости; подумала о том, что лишь половина из перечисленного доступна представительницам ее пола. Она подумала, как ненавидит мужскую трусость, как трусливо они покрывают друг друга и потому всегда выходят сухими из воды. Она обо все этом успела подумать, и потому нет, поступок Гиты не был импульсивным.

Она приняла решение.

Голова Рамеша дернулась вбок, как будто ему дали пощечину. Звук выстрела заметался по комнате, рикошетя от стен и человеческих тел. Время зависло, отвисло, и Рамеш рухнул на пол.

– О боги! – ахнула Салони. – Гита!

У Би-Би отвисла челюсть:

– Какого хрена?!

Гита протянула ему оружие, и он отшатнулся:

– Э нет! С меня хватит этого гадства! Я пошел!

– Да ты же сам первый в него выстрелил, – напомнила Фарах.

– Случайно! А она – специально! Эта сука не сука, а чурел!

Рамеш лежал навзничь, раскинув ноги и отвернувшись от присутствовавших. Из-под головы темным ареолом расползалась лужа крови. Гита знала, что отмывать придется долго.

– Он что, сдох, типа? – спросила Фарах, глядя на Кхуши.

– Надо бы проверить, – покосилась Кхуши на Гиту.

Гита в свою очередь посмотрела на Салони. Та с недовольным мычанием подошла к Рамешу, присела рядом на корточки и приложила пальцы к его шее.

– Мне не нравится, что это каким-то непостижимым образом стало моей обязанностью по умолчанию, – пробормотала она. – Пульс слабый, но есть. Да, он еще живой.

Волну адреналина, гулявшего по венам Гиты, погасила смесь разочарования и облегчения. Она вдруг почувствовала себя опустошенной.

– Боже, Гита, по-моему, ты ему челюсть отстрелила… А, не совсем. Она тут… на чем-то болтается.

– Нижнечелюстной перелом? – с вялым интересом спросила Фарах.

– Да-а, – протянула Салони. – Говорить он в ближайшее время не сможет.

– «Си-Ай-Ди»? – догадался Би-Би, и женщины кивнули. – Нет, мне все-таки придется посмотреть этот сериал. – Он взглянул на часы. – Окей, хрен с ней, с пулей, оставьте пистолет себе. Еще раз: никаких упоминаний обо мне в этом деле быть не должно. Всё, мне пора.

– Не так быстро, – сказала Гита, сжимая в руке теплый револьвер. Ради того чтобы навсегда избавиться от Рамеша, она готова была еще раз попытать удачу. – Цена за наше молчание только что выросла.

Бада-Бхай пристально взглянул на нее:

– Ты реально такая идиотка, чтобы опять мне угрожать?

– Это называется шантаж, – подсказала Фарах.

– Вымогательство, – поправила ее Салони. – Вроде бы.

– Ты бизнесмен, – осторожно продолжила Гита. – А мы тут все бизнесвумен. Думаю, мы сумеем прийти к соглашению, которое всех устроит. – Она посмотрела на тело Рамеша. – А он окажется в полной заднице.

– А мне-то какая выгода? – Бада-Бхай взглянул на пистолет и не двинулся с места.

– А такая, что мы поможем тебе создать репутацию криминального авторитета, о которой ты мечтаешь. Мы ничего не скажем копам, но пустим слух, что это ты в него стрелял. Дважды. И тогда никто не станет связываться с Бада-Бхаем.

Би-Би потер подбородок.

– Это мне нравится. Но я и сам могу пустить слух. Я мужчина, а кто поверит шайке домохозяек?

Гита кивнула с самым серьезным видом:

– Вот именно. Никто не поверит, что мы убийцы. Но ты-то будешь знать, кто мы такие. Ты видел своими глазами, на что я способна.

Мужчины вроде этого, подумала Гита, всегда будут смотреть на нее и видеть те качества, которые они не хотели бы иметь сами: слабость, смирение, беззащитность. Да и пусть. Она потратила столько сил на то, чтобы отвоевать себе место в мужском мире – и получить колченогий стул за кривобоким столом. Теперь она сама сколотит себе целый обеденный гарнитур.

– Да расслабься. Это еще не всё, – сказала Гита. – Твой поставщик лучшей в мире тхарры продолжит с тобой работать, потому что тебе больше не придется тестировать ее на собаках. Теперь у тебя будет добровольная подопытная крыса в человеческом обличье. Он выпьет всё, что ты ему предложишь.

Би-Би с сомнением покосился на неподвижного Рамеша:

– Не похоже, что он вообще когда-нибудь что-нибудь выпьет.

– Ты удивишься, но чудовища так просто не умирают. – Гита набрала в грудь побольше воздуха, преодолевая дрожь. – Взамен ты заберешь Рамеша и сделаешь так, чтобы он никогда сюда не вернулся. Ты получишь наше молчание, свою свободу, репутацию и тхарру на продажу. Но обещай, что Рамеш меня больше никогда не побеспокоит. Запугай его, или посади в клетку, или сделай что-то еще – мне плевать, – но держи его подальше от меня. До конца жизни. Ясно?

Би-Би пристально смотрел на нее несколько страшных мгновений, и Гита уже думала, что он откажется и просто уйдет, а линия защиты, которую она выстроила, рухнет. Но Би-Би кивнул:

– Хорошо, Гита из «Гита’с Дизайнз». Я буду выполнять условия сделки, пока Синха держится от меня подальше. – Он протянул ей руку: – Мы квиты?

Гита взглянула на него исподлобья, вспомнив, какой униженной и беспомощной почувствовала себя, когда сидела, привязанная к стулу, и этот человек дал ей отеческий подзатыльник. В следующее мгновение ее рука взметнулась и хлопнула его по щеке – со снисходительным осуждением, какое она видела у мамаш, когда те шлепали своих детишек, призывая их к порядку. Бада-Бхай так обалдел, что застыл с протянутой рукой, и Гита проворно пожала его ладонь два раза, пока он не отменил сделку: