Должно быть, кто-то из богов присматривал за Гитой, потому что уже на полпути к дому Карема им встретился Раис, пинавший сдутый мяч. Когда-то мяч, вероятно, был темно-красным, но сейчас его покрывал такой слой грязи, что трудно было определить цвет.
– Тетя Гита! Бандит!
– Привет, Раис. Хочешь пообщаться с Бандитом? Архан согласился поиграть с вами обоими.
– Ага, – без особой охоты подтвердил Архан.
– Конечно! – просиял Раис.
– Отлично, – сказала Гита. – Только мне нужна от вас одна услуга. Окей?
Мальчики переглянулись.
– Окей! А зачем вам тыква? – Голос Раиса прозвучал настороженно. – Вы в гости к моему папе идете? Ту, которую вы принесли в прошлый раз, нам пришлось съесть, а я терпеть не могу тыквы.
– Честно признаться, я тоже, – улыбнулась Гита. – Но эта – для Фарахбен. Мне нужно с ней поговорить.
Мальчики уже окружили довольного Бандита, ероша его коричневую шерсть.
– А пока я буду говорить с Фарахбен, вы поиграете на улице с мук… э-э… с ее дочерью.
Мальчики вздрогнули. Бандит встал передними лапами на колено присевшего на корточки Архана, но тот был слишком потрясен словами Гиты, чтобы уделить ему внимание:
– Только не с Ирем!
Бандит сменил тактику – поднырнул под руку Раиса, который таращился на Гиту с таким ужасом в глазах, что ей даже стало стыдно.
– Но вы же сказали… – промямлил Раис.
Архан помотал головой:
– Ирем такая… такая… злая!
– Раис-бэта, я помню, что сказала тебе вчера вечером. Поэтому сегодня прошу об услуге, хотя и знаю, что тебе это не нравится. Но для меня это очень-очень важно. И взамен я тоже окажу тебе услугу, когда ты попросишь.
Настроение Раиса явно улучшилось:
– Правда? Мне?
– Да. К тому же с тобой будут Архан и Бандит, так что Ирем тебя не обидит.
У Ирем, похоже, сложилась определенная репутация, поскольку Архан не выразил удивления, что Раису нужна защита. Вместо этого он задал правильный вопрос, продемонстрировав завидную сообразительность:
– Сколько времени нам нужно с ней поиграть?
– Часок. На улице. Но не на заднем дворе.
Раис уже собирался кивнуть, но Архан выступил вперед, скрестив руки на груди, и уставился на Гиту глазами Салони:
– Двадцать минут.
– Сорок пять.
– Тридцать. А потом мы будем играть с Бандитом до обеда. И еще вы купите нам пакору.
– Договорились.
Когда они пожали друг другу руки, Гита пробормотала себе под нос:
– Твоя мамка права – ты тот еще тиран.
Они направились к дому, где прошло детство покойного Самира. Уже сравнялось одиннадцать – Салони, должно быть, гадает, почему они опаздывают, беспокоилась Гита. И одному Раме известно, что Салони подумает, когда увидит Архана в ее разношерстной команде, которая что-то все увеличивается да увеличивается. В памяти Гиты свежи были времена, когда дети бежали от нее со всех ног, вместо того чтобы заключать сделки.
– Бандит! – резко окликнула она пса, который заинтересовался едой в пластиковом контейнере сидевшего на обочине мужчины. Тот сначала пытался отвернуться, закрывая еду всем телом, потом вынужден был встать на ноги, потому что Бандит не унимался. – Оставь человека в покое!
Мальчики, шагавшие у нее за спиной, уже завели разговор – наличие общего врага способствует налаживанию приятельских отношений.
– Так что там у тебя с Ирем? – поинтересовался Архан.
Раис хотел отфутболить с дороги пластиковую бутылку, но промахнулся ногой и с угрюмым равнодушием продолжил путь.
– Она моя девчонка.
Архана такой ответ одновременно впечатлил и ужаснул:
– У тебя есть девчонка? Уже?
– Ага.
– И это Ирем?!
– Надеюсь, ненадолго.
– Она же намного старше тебя.
– Знаю! Я ей так и сказал. Эй, а тебе, кстати, сколько лет?
– Одиннадцать.
– Хочешь, чтобы у тебя тоже была девчонка?
– Конечно. Только не Ирем!
– Мальчики, не будьте такими злыми, – покачала головой Гита. – Ирем только что потеряла отца.
– А какое оправдание у нее было до этого? – шепнул Архан Раису, и тот захихикал.
Гита не стала ничего объяснять. Возле глиняного домишки пришлось остановиться, да так резко, что мальчики, занятые разговором, чуть не врезались в нее. Из-за угла на дорогу выруливал трактор; огромные колеса пересекли дренажную канаву, подняв фонтаны брызг.
Перед домом Фарах на самом солнцепеке Ирем вышагивала туда-сюда, качая на руках хнычущего младенца. Было воскресенье, но она надела школьную форму, накинув поверх ярко-голубую дупатту, концы которой свисали на тщедушную грудь. Узнав Гиту, девочка округлила глаза:
– Ох ты ж блин! Пришла на меня жаловаться? У тебя что, дел поинтереснее нет? А ты сделай так, чтобы у кого-нибудь волосы из носа проросли прямо в мозг!
«Жителям этой деревни не помешало бы обзавестись какими-нибудь другими хобби», – подумала Гита.
– Мне нужно поговорить с твоей матерью, но не о тебе, – сказала она. – А мальчики пришли поиграть.
– Я не могу. Надо нянчиться с братом. – Ирем кивнула на младенца.
Выдумывать другие заходы было поздно, и Гита неохотно протянула руки:
– Я его возьму. Твоя мама дома?
– Да, отпаривает шмотки, – кивнула Ирем, передавая ей ребенка.
Он оказался более увесистым, чем Гита ожидала. Вроде бы такой крошечный, и десяти месяцев нет, но держать его на нетренированных руках было тяжело.
– Голову ему придерживай. Эй! Да не так! Ты что, никогда младенцев в руках не держала?
– Я держу. Иди уже. Развлекайтесь, детки.
Архан постучал по запястью без часов и произнес натужным шепотом:
– Тридцать минут!
Гита, закусив губу, показала ему кулак за спиной. Младенец затрепыхался, и она обхватила его обеими руками.
– Да, Ирем, еще кое-что, – со слащавой улыбкой обернулась она к девочке. – Знаю, ты считаешь себя крутой, но если вздумаешь обидеть этого пса, я порублю тебя на куски и скормлю ему, как скормила мужа. Ясно?
Ирем открыла было рот – видимо, для того чтобы плюнуть очередной порцией яда, – но тут же захлопнула его и молча кивнула. Лишь после этого Гита поспешила к крыльцу Фарах, окликая ее по имени. Дом был из бетонных блоков, с такой же планировкой, как у большинства деревенских жилищ: в стенах просторной прихожей несколько дверей в спальни, выкрашенных голубой краской. Под потолком на веревках сушилось выстиранное белье. На кухне было пусто на первый взгляд; в углу притулился мешок риса.
– Ирем! – донесся голос Фарах. – Ты забрала муку у мельника? Надеюсь, не забыла ему сказать, чтобы в этот раз помолол помельче?
– Ты где? – крикнула Гита.
– Гитабен? Это ты? – Раскрасневшаяся Фарах выглянула из треугольного закутка под лестницей у выхода на террасу – там стояли табуретка и глиняная печь-чулха. От пара волосы у нее надо лбом и на висках вымокли и закурчавились; над верхней губой блестели капли пота. – Какой приятный сюрприз!
– У тебя пара минут найдется? Надо поговорить. Вот. – Гита протянула ей одновременно ребенка и тыкву, но Фарах чмокнула малыша в макушку, как будто ей предлагалось не забрать его, а полюбоваться. Освободив Гиту от тыквы, она принялась обмахивать ладонью разгоряченное лицо. У нее за спиной было открыто кухонное окно, забранное железной решеткой, и оттуда просматривался задний двор. Буйвол на привязи лениво жевал сено. Позади живой изгороди виднелась невысокая стена из камней, неряшливо скрепленных цементным раствором; по верху были понатыканы осколки стекла, заменяющие колючую проволоку. А между прутьями калитки уже просунулась рука Салони, которая пыталась нащупать щеколду.
– Конечно, найдется. Хочешь чаю или воды? – Фарах начала поворачиваться к окну.
– Нет! – выпалила Гита, но тотчас взяла себя в руки. – Не надо ни чая, ни воды, я в порядке. Лучше присядь отдохни. Судя по виду, тебе срочно нужен перерыв.
– Да, не помешает, спасибо. Давай выйдем во двор, там прохладнее, чем в доме. Миленькая мехенди, кстати.