Рапунцель склонилась над листом бумаги, вынула изо рта карандаш и принялась что-то чертить, посвистывая.

– Мари, кстати.

Она протянула ко мне узкую, жестковатую на ощупь руку, которую я пожала.

– Майя. А Рапунцель?..

– Фамилия. По матушке. Не имя же? Ты когда-нибудь встречала такие имена? Если быть точной, то Мари-Элизабет, но предпочитаю коротко.

– А матушка не придёт?

– Не-а. Я перестала ей скидывать косу ещё с тех пор, как она озадачилась поиском для меня женихов. Прикинь, то бургомистра притащит, то королевского казначея. То вот короля, что б ему пусто было. Ненавижу мужиков! Совершенно пустоголовые создания.

И она снова принялась грызть карандаш. Я выпялилась на неё.

– У нас пряники. Будешь? – мурлыкнул Бертран, совершенно не смутившийся от критики в адрес мужчин.

– Бе, мерзость какая. Посмотри, там в очаге вроде суп оставался. Можете доесть.

Я действительно увидела в потухшем камине чугунок. Открыла. Оттуда вылетела сердитая муха, злобно зажужжав. Ещё бы! Понимаю её: темно, страшно, плесень до самой крышки – того и гляди, оживёт и сожрёт. Бертран заглянул через моё плечо. Сглотнул.

– Да не… Мы пряниками наелись.

– Ну и зря. Пряники – сладкие. От них зубы могут потом болеть.

– Анри, кстати, помер, – сообщил Бертран, выкинул чугунок за окно и принялся растапливать камин.

– Кто?

– Король.

– А-а-а…

Рапунцель, скорее всего, тотчас забыла эту информацию. Я решила проявить любопытство:

– А почему волосы в горшке?

– Так питательный раствор же, чтобы росли, – она с недоумением взглянула на меня. – Само собой понятно.

– А что ты чертишь?

– Машину. Чтобы воду паром выкачивала. Из шахт, например.

Рапунцель погрызла карандаш, пачкая губы. Затем остро посмотрела на меня.

– Ты правда замуж собираешься?

Я покосилась на Бертрана. Тот уже растопил огонёк и любовно укладывал в него поленья. Всполохи озаряли его лицо. Кот глянул на меня с любопытством.

– Ну-у…

– Гиблое это дело… Попадётся какой-нибудь идиот… Они же тупые совсем, Майя. Приходил тут один. Как начал зудеть, что воздух – это пустота, что птицы летают потому, что так хочет Бог, и ангелы их держат в небе. Что солнце маленькое и вокруг земли как собачонка бегает… А другой говорит: «ваши губы как кораллы». А я ему: потрогайте, они мягкие. Так этот придурок полез целоваться! Нет, ну не дебил ли? Кот, скажи!

– Не надо оскорблять покойников, Мари.

– Ой, да ладно! И матушка такая: «Ты, доченька, не показывай свой ум. Надень платьице покрасивее, косу уложи, глазками вот так моргай, губки вот так выпячивай, а спросят что, отвечай: «Мне, дурочке, это неизвестно, вам, умному, виднее», а то замуж не возьмут».

Я рассмеялась. Бертран встал, потянулся, подвинул мне кресло.

– Мари, пустишь нас ночевать на чердак?

– Ночуйте. Там бак с водой. Надо бы камин растопить, чтобы вода нагрелась вымыться… А… Ты уже. Быстро.

– Я бы уже пошла. Очень устала, – призналась я.

Мари кивнула мне на прямую стену полукруга.

– До завтра.

И снова склонилась над чертежами. Бертран прошёл со мной. Во втором помещении оказалась спальня. Судя по тому, что она занимала четверть круга, было ещё какое-то помещение. Из спальни, очень скромно обставленной, с кроватью такой же узкой, как ложе в тюрьме, вела наверх деревянная лестница. Бертран залез и открыл люк, а затем, когда я поднялась следом, подал мне руку.

На чердаке оказалось холодно и ужасно темно. В совсем крохотное окошко заглядывала обгрызенная луна. Бертран уверенно направился налево от люка и чем-то зашуршал. Вкусно запахло сеном.

– А зачем Мари – сено? – удивилась я. – Это же пожароопасно…

– Она кроликов разводила. Пыталась сделать машину. Кролики должны были бегать по колесу, приводить его в движение, вода подниматься по желобу…

– Ясно. А сейчас они где?

– В огороде, думаю, – рассмеялся Кот. – Иди сюда, будем спать.

– Что?! Я не…

– Отдельно замёрзнешь.

– Раздеваться я не буду!

– Не очень-то и хотелось.

Замёрзнуть здесь действительно было проще простого, поэтому мне всё же пришлось подойти, сесть, а затем лечь рядом с ним. Бертран прижал меня к себе и укрыл полой плаща.

– Обещай, что ты не будешь ко мне приставать.

Он тихо зафыркал мне в ухо, щекоча моими же волосами.

– Обещаю, что буду. Но не сейчас, не дёргайся.

Я полежала. Почему с ним так уютно? Он же бабник, и вообще – существо ненадёжное…

– Бертран, почему тебя Котом называют?

– А?

Я обернулась к нему. В темноте виднелись лишь общие очертания его фигуры, ни блеска глаз, ни лица… Может даже и очертания фигуры мне дорисовал разум.

– Почему тебя Котом называют? – терпеливо повторила я.

– Тебе одиноко и хочется поговорить? Тогда выбирай: ты – вопрос, и я – вопрос. Ты – ответ, и я – ответ. Либо каждый мой ответ – твой поцелуй.

Я дёрнулась, чтобы отодвинуться.

– Ты чего? Я же не настаиваю. Решай сама. Девушек я не насилую. Женщин тоже.

Как хорошо, что темнота скрывает моё лицо!

– Хорошо, ответ на ответ.

– Ладно. Мне просто сказали, что я похож на кота. Никаких тайн. Вон, Румпеля Волком называют. Но оборотней у нас не водится, а если водится, то я о них не знаю…

Я вспомнила когти и вертикальные зрачки. Вздрогнула, но рассказывать побоялась, вдруг не поверит? Решит ещё, что я сошла с ума.

– Майя… Кто твои родители? Вообще, откуда ты?

– Ну… Николай и Ольга их зовут. А что значит, откуда я?

Он потянулся ко мне и совсем близко от губ шепнул:

– Ты не похожа на нас. Совсем. Ты настолько другая, что мне кажется, даже не из Европы…

– Я из Европы.

– Но не из нашего королевства?

Вот же…

Солгать? Напомнить, что вопрос-то один? Но мне нужна его помощь. У меня одной не получится снова пробраться в замок, к зеркалу. А если Бертран меня, например, сочтёт ведьмой? Отправит на костёр?

– Выходи за меня замуж, – вдруг предложил Кот. – Я заберу тебя, и мы уедем. Далеко-далеко, в спящие земли. Говорят, где-то там спит заколдованная принцесса. Ей спать ещё лет пятьдесят. Мы можем там пожить, и никто нам не помешает.

Я закашлялась.

– Ты с ума сошёл? Нет, Кот, мне обязательно нужно вернуться в королевский замок!

– И ты меня считаешь сумасшедшим? – тихо рассмеялся он. – Давай, я сам тебя по-тихому убью. Без эшафота, толпы, палача…

Я резко села.

– Ты прав. Я не из этого мира. То, что я к вам попала – не моя вина. Соседка… злая ведьма заколдовала меня, и я не знаю, как выбраться домой. А у меня дома ребёнок, моя Анечка. Понимаешь?

На глазах выступили слёзы и покатились по щекам. Нос предательски шмыгнул.

– Один?

– Что – один?

– Только Анечка?

Я всхлипнула:

– Да. Но ей два года, она маленькая совсем. Мне очень нужно вернуться обратно. Для этого нужно поговорить с зеркалом в той самой запретной комнате. Похоже, только оно знает, как мне вернуться обратно…

Сильные руки вернули меня обратно и притянули к груди Кота.

– Значит, вернёмся, – задумчиво шепнул он, вздохнув. – А сейчас давай спать.

Я снова вывернулась, попыталась заглянуть в его лицо, но тьма надёжно скрывала выражение глаз Бертрана.

– Ты мне поможешь?

– Ну помогаю же? Спи давай. Всё утром.

Поёрзала, устраиваясь поудобнее, закрыла глаза.

– Знаешь, у нас о вашем мире сказки рассказывают… Про короля Анри, например, есть. И про Белоснежку. И про Рапунцель, и про Беляночку с Розочкой. А, кстати, почему ты ту старуху-торговку спросил, не съела ли я её пряничный домик?

Бертран медленно выдохнул.

– Потому что у неё есть пряничный домик. Далеко в лесу. Он реально сделан из пряников и леденцов. Я не знаю, как она его отапливает и отапливает ли…

– Гензель и Гретель! – ахнула я. – Они в опасности…

– Разве что помереть от обжорства, – проворчал он, зевая. – Большей опасности им не грозит.