– Хотя Пушкин нашему министерству человек не чужой, – продолжал говорить адъютант. – Известно ли вам, господа, что поэт был допущен в наш архив, тот самый в Хохловском переулке, и изучал там исторические документы, прежде чем писать своего «Бориса Годунова»?!

– Которого вы тоже, надо полагать… – Мармеладов не успел договорить «не читали», поскольку мелькнула мысль, такая яркая, словно молния осветила.

Василий Блаженный…

Василий!

Во всех европейских языках это имя произносится совсем с другой согласной в начале. Французы говорят Базиль, итальянцы – Базилио, немцы – Базилиус. Не правда ли, это звучит удивительно похоже на «базилик»?!

Примем во внимание тот факт, что Пушкин сочинял «Годунова» в архивах дипломатического ведомства. Раз об этом знает даже адъютант, который не любит стихов, стало быть дворянин из Петербурга и подавно об этом осведомлен. Стало быть, Бешеный волк сообщил Белому медведю, что спрячется…

– Он в палатах Шуйских, – сыщик высказал это вслух, затем повторил коротко суть своих размышлений. – Насколько я могу припомнить, Шуйский – единственный Василий в трагедии, да к тому же его хоромы в Подкопаевском переулке, всего в двух шагах от министерства иностранных дел. Согласитесь, это – несомненный плюс для того, кто собрался шпионить.

– Надо срочно ехать к палатам! – воскликнул Ершов. – Турок слишком самоуверен, он не опасается, что мы разгадаем его шифровку. А мы нагрянем, возьмем с поличным, вытряхнем из него имена всех агентов и разорвем в клочья шпионскую сеть! Эй, как там тебя… Поворачивай!

Кавалергард потянулся, чтобы хлопнуть извозчика по плечу, но руку его перехватил Митя.

– Прежде следует позаботиться о девочке!

– Клянусь вам, как только мы схватим турка, я тут же сообщу обер-полицмейстеру, – адъютант взвыл, когда Митя сжал его руку чуть сильнее. – Он соберет городовых, прочешет Неглинку. Да и потом, ведь не факт, что Анастасия там. Это всего лишь домыслы.

– Я домыслам Мармеладова верю больше, чем клятвам иных… – почтмейстер был непреклонен и руку Ершова не отпускал. – К тому же вы сами признаете: шпион не знает, что мы его убежище разоблачили. Значит, никуда не сбежит. Да и поздно уже поворачивать оглобли.

Извозчик почти не соврал, добрались быстро. Зашли в лавку керосинщика на углу за двумя фонарями. Перешли дорогу к дому не то тринадцатому, не то пятнадцатому – Мармеладов не успел заметить точнее, поскольку свернули во дворы. Было их два. По левую руку господский, окруженный живой изгородью. Оттуда доносились голоса и девичий смех. Справа же невыносимо воняло выпотрошенной рыбой, закисшими щами и дрянным гуталином, – такое сочетание встречается на задах кухни и комнаты слуг, где спят вповалку и не особенно часто моются.

– Сейчас тихо, барин! – кучер обращался только к Мармеладову. Кавалергарда он нарочно не замечал, а священника побаивался, так как водились за душой грехи, и серьезные. Митя же хромал, отставая на несколько шагов, поскольку боль от вчерашней раны в натертой ноге становилась уже нестерпимой. – Тихо, чтоб решетка не лязгнула. А то ведь слуги могут городового свистнуть.

Ржавая решетка поднялась, против ожидания, без малейшего скрипа: очевидно, лаз этот использовали часто и потому регулярно смазывали петли.

– Запоминай, барин. Как сунешься тудыть, сперва спуск наискосок пойдет, а потом резкий обрыв будет. Да не расшибетесь поди, – наставлял Матвей, кивая в раззявленную пасть подземелья. – Смрад там жуткий.

– Сильнее, чем тут? – сморщил нос почтмейстер.

– Сильней и ядреней, барин. Вы через рукав дышите, так легче. Здесь обратно не поднимитесь. Надо будет или к Трубе вертаться, против течения речки, оттуда выход в трущобный дом есть, через большой пролом в стене. Сразу поймете, не пропустите. Но там всякая шихоботь по ночам собирается, так что осторожнее… Или уже топайте до Александрова сада, где прямо в Москву-реку выход есть, под Всехсвятским…

Извозчик называл мост по старинке, хотя тот уже лет двадцать, как разобрали, а нынешний, построенный на его месте, именовали Новым или Железным. Видно было, что весь этот новомодный прогресс Матвею поперек горла, потому и избрал он нехитрый метод отрицания происходящих перемен, цепляясь за приметы и названия из собственной молодости, того золотого века, который, увы, остался в далеком прошлом.

Первым в лаз протиснулся Мармелалов, держась обеими руками за липкие стены и постоянно оскальзываясь на каких-то вонючих комьях, – местная прислуга использовала решетку с одной лишь целью: сливали в подземную реку отходы и сбрасывали мусор. Нащупав ногой край, за которым простиралась темная бездна, сыщик спрыгнул вниз, ожидая, что переломает себе все кости, а уж голову наверняка расшибет. Но нет, обошлось. Он пружинисто приземлился, подняв фонтан брызг. Выбрался на каменную кладку вдоль стены подземного тоннеля, проверил – не разбился ли фонарь, предусмотрительно повешенный на шею, запалил фитиль и огляделся.

Своды подземелья зеленели плесенью, а кое-где проступали бурые пятна. Вода в Неглинке казалась черной, сразу вспомнилось второе ее название – Ведьма-речка. Неглубокая, сыщик ощупал намокшие до колен брюки, но уж верно извозчик сказал – смрадная.

На стене зашевелилась тень и в проеме показались митины сапоги. Почтмейстер соскочил не так удачно, болезненно взвыл, ударив и без того больную ногу. Полез на каменный тротуар, отчаянно ругаясь, правда, шепотом.

– Гадство какое! – приговаривал он, зажигая свой фонарь. – Ох и стребую я с турка должок за все мои мытарства, придет время!

Следующим прыгал Алеша. Он предусмотрительно подоткнул рясу повыше, отчего в неровном свете двух керосинок смотрелся довольно комично. Шлепая по воде как гусь, переваливаясь с боку на бок, монах отошел в сторону, чтобы освободить место Ершову. Тот, однако же, все не появлялся. Наверху слышалось отдаленное бу-бу-бу, голоса о чем-то спорили. Потом с громким лязгом, встрепенувшим подземное эхо, захлопнулась решетка.

– Гнилые потроха! – взревел Митя. – Адъютант чертовой задницы! Сбежал, подлец.

Мармеладов пожал плечами, отчего тень его заплясала на стене, сказал негромко:

– Этого следовало ожидать. Платона слишком взбудоражило известие про палаты Шуйских. Хочет в одиночку шпиона поймать и всю славу себе оставить. Да и пусть его. У нас важнее задача.

Коротко обсудили, как дальше действовать. Изначально предполагалось разделиться на пары и обыскать реку в двух направлениях. Теперь, в связи с неожиданным маневром кавалергарда, пришлось изменить планы. Решили, что Митя двинется вниз по течению Неглинки, поскольку из-за вынужденной хромоты своей быстро идти не может. Остальные же поднимутся вверх, до Трубной и, возвращаясь, нагонят почтмейстера.

– А если мы ближе к Трубе девочку найдем, то уж не обессудь, там и выйдем, – глухо проговорил Мармеладов, который дышал через рукав, безнадежно стараясь избавиться от окружавшей вони. – Тогда придется тебе ковылять в одиночестве до Железного моста.

– Небось, не пропаду. А коли мне доведется Анастасию встретить, то я вас у моста дожидаться не стану. Сразу повезу к отцу, в Столешников. Глядите в оба, братцы! Здесь вам не Эрмитаж, – Митя махнул рукой и двинулся вниз по течению.

Первое время он шел, внимательно разглядывая все вокруг, включая каменные своды, достаточно высокие, чтобы идти не пригибая голову. В одном месте кладка слегка расшаталась, несколько кирпичей выпало и Митя довольно отчетливо улавливал уличные звуки. Вот прозвенел колокольчик, так кондуктор упреждает о приближении конки. Лязгнули колеса на рельсовом стыке – раз, два, три… Прямо над ним проходила линия. Почтмейстеру подумалось, что если крикнуть погромче, то снаружи вполне разберут слова. То-то удивятся прохожие голосу из-под земли. Впрочем, вздор. Ребячество.

Русло подземной реки заметно изогнулось, Митя свернул левее и пройдя всего полверсты обнаружил неожиданное препятствие. Поперек тоннеля лежало небольшое дерево, растопырив ветви во все стороны. То ли нарочно срубили и поставили здесь, чтобы задерживало крупный мусор, а может быть, его принесло недавним половодьем и заклинило в узком тоннеле. Вода собиралась у этой плотины в небольшую запруду, но как-то просачивалась на ту сторону – видимо под затопленным стволом была щель, шириной с ладонь.