Фабрикант нервно закивал.

– Иван зальет полный бак, и мы постараемся нагнать вас еще до Спас-Заулка.

– А вы разве не со мной поедете? – оторопел г-н Щербатов.

– Я, признаться, не люблю покидать насиженные места без особых на то причин, – г-н Мармеладов подошел к драндулету и вскарабкался в пассажирское кресло. – К тому же мы уже обсудили все аспекты нашей благородной миссии. Поспешите же, ваша светлость, время не ждет!

Князь недовольно насупился, но возражать не стал. Двинулись в прежней компании: за рулем «Бенца» абиссинец Ийезу, рядом с ним ваш покорный слуга, а сзади – разобиженный председатель московского клуба автомобилистов. Четверть часа он сердито молчал, но потом не выдержал:

– Миссия… Черт бы побрал эту миссию! Я задумал гонку для того, чтобы народ восхищался стремительным движением, впечатлялся мощью моторов и в конце концов полюбил машины! А все наизнанку вывернулось. Черт бы побрал заодно и этого фабриканта! Как только новость про «Даймлер»-убийцу напечатают в газетах, все начнут бояться, что какой-нибудь подлец станет ездить по улицам и давить людей почем зря. Глушаков – это похороны! Еще один гвоздь в крышку гроба!

Князь ни к кому конкретно не обращался, ему просто хотелось выговориться. Поэтому я не стал отвечать. Да и какие слова подобрать в утешение, когда светлая мечта о прогрессе на глазах разлетается в мелкие дребезги?

– Черт бы побрал и этого проклятого фельетониста!

Г-н Щербатов неожиданно взревел прямо над ухом, отчего я испуганно вжал голову в плечи и покосился на Ийезу. Тот даже не вздрогнул. Привык, видимо, к оглушительной канонаде с пассажирского сиденья. А князь тут же успокоился, перекрестился на купола далекой церкви и прошептал:

– Прими, Господь, его заблудшую душу…

Еще пару верст ехали в тишине. Николай Сергеевич погрузился в размышления – судя по его тяжелым вздохам, довольно мрачные. Мои мысли тоже были не из приятных, перед внутренним взором вновь и вновь рисовалась страшная картина: покойник в красной рубахе с остекленевшими глазами на перепачканном землей лице. Чтобы избавиться от наваждения, я негромко запел романс, который слышал намедни в «Яре»:

Я пытался подражать цыганскому королю Саше Давыдову, но где уж… Высокие ноты всегда давались мне с большим трудом, а по части лирической красоты голос мой напоминал скрип несмазанных дверных петель. Ийезу морщился, но стойко переносил мучения. Князь оказался не столь терпелив – после того, как закончился третий куплет и не дожидаясь, пока я начну четвертый, он спросил:

– Жорж, а вы не считаете, что негодяи, подобные этому Осипу, весьма полезны для нашего общества?

Признаюсь, я пришел в замешательство и не знал, что ответить. Только и смог выдавить:

– Да разве такое возможно? Негодяй… И вдруг – полезен.

– Не вижу противоречий. В наше время люди грешат часто и много, без оглядки на божий суд. Думают, Вседержитель призовет еще не скоро, успеем отмолить грехи. А многие к тому же тишком верят, что перед смертью дадут денег на строительство храма или купола сусальным золотом покроют за свой счет, и за это им все простится. Допустят в рай. Не через главные ворота, так хоть через калитку неприметную. В уголке тенистом скоротать вечность. Потому и грешат, собственно. Но в какой-то момент на пороге вдруг появляется эдакий Осип и предъявляет счет за все грехи разом, уже в земной жизни.

– То есть, по-вашему, шантажист необходим в обществе, как щука в реке, – уточнил я. – Чтобы караси не дремали. Так?

– Не совсем. Осип – не хищник, нет. Он паразит. В кого-то вцепится клещом, у других зудит над ухом, как комар. Кровь сосет, но до смерти не убивает. А теперь примерьте-ка на себя, Жорж. Зная, что где-то рядом бродит такой вот мерзавец, ведущий учет всем вашим непотребствам, станете ли вы вести себя осмотрительнее? Безусловно, станете. И это убережет вас от новых грехов и ошибок, – г-н Щербатов назидательно поднял палец. – Многие думают, что совестью общества являются мудрые старцы, вроде Льва Николаевича. Они – светочи, указывающие праведный путь. За ними все мы, заблудшие нечестивцы, тянуться должны. Но на деле что выходит? Не хватает у большинства наших сограждан терпения жить как граф Толстой. Не хватает духовной стойкости перебороть все искушения. Для большинства людей куда полезнее иная совесть, которую олицетворяют фельетонист Зденежный и ему подобные. Эта совесть стыдит за гнусные поступки, грызет, терзает и бьет пребольно всех, кто с пути праведного свернул. Совесть злобная, ехидная и беспощадная. Но, поверьте, куда более действенная.

– Князь, неужто вы оправдываете пакостные деяния Осипа? – недоуменно переспросил я. – Все это перетряхивание грязного белья и последующие вымогательства?

– Боже упаси! Я просто хотел подчеркнуть, что людям с безупречным renommée шантажисты не страшны. А значит, надо искать убийцу среди тех, у кого репутация изрядно подмочена.

Я подумал, что все как раз наоборот. Именно люди с безупречной репутацией патологически боятся дурной славы, а следовательно готовы удавить любого, кто найдет скелеты в их подземельях. На что угодно пойдут, лишь бы постыдные факты не стали всеобщим достоянием. Но вслух ничего не сказал. Вряд ли князю интересно мое мнение. Да и перебивать его рассуждения было бы вопиющей бестактностью.

– Взять хоть давешнего фабриканта. Глушаков – раб страстей. Прожигатель жизни. Его душа постоянно требует азарта, потому он и рискует капиталами в сомнительных сделках или участвует в автомобильных гонках. А кутежи с актрисами? Болезненные страсти, роковые! И вот до чего они довели. Решился на убийство. Увидел зудящего комара-кровопийцу, и прихлопнул в один миг.

– А ведь верно, ваша светлость! У Глушкова не возникло сомнений, что велосипедиста погубил именно он. Каяться поехал, – тут меня осенила внезапная догадка. – Вот почему Мармеладов не позволил мне назвать фабриканту точную причину смерти Осипа.

– Разумеется. Мы как раз это обсуждали по дороге до Клина. Наш сыщик уверен… Ох, светлая голова! – Николай Сергеевич одобрительно поцокал языком. – Уверен в том, что и остальные преступники – те, кто резал, стрелял или бил по затылку, – считают себя убийцами. Оттого и удирают на всех парах. Если бы у кого-то из них закралось малейшее подозрение, что Осип выжил, тот вернулся бы добить подлеца. Иначе этот человек попадал в еще большую зависимость, понимаете? Шантажист грозил бы разоблачением уже не развратных тайн, а кровавого злодейства. И тряс бы с несостоявшегося душегуба уже не сотни, а тысячи рублей.

– Да, это весьма тонкое наблюдение, – пробормотал я, теряясь в догадках, как г-ну Мармеладову удается так ловко угадывать мысли злодеев. – Но все же один момент остался непроясненным. Допустим, некий гонщик ударил фельетониста ножом, а следующий в него выстрелил. Почему же тот, кто ехал вторым, не разглядел, что Осип весь в крови?

– Так у него же рубаха красная! – князь моментально озвучил этот довод и я заподозрил, что он повторяет с чужих слов. Хотя, не все ли равно?! – Ткань дешевая, плотная. Прилипла к ранам, замедляя кровотечение. Вот и не увидел никто.

– Но тот, кто в итоге свернул шею, он-то знал о ранах?

– Вряд ли. Сыщик утверждает, что и это было проделано наспех. Вероятнее всего, душитель нашел раненного Осипа у велосипеда, на обочине. Убил и отволок в кусты, чтоб с дороги труп не приметили. Хотел спрятать разбитый «Фебус», но не успел. Услышал рев наших моторов за поворотом и поспешно ретировался. Круг подозреваемых сужается, Жорж. На следующем привале допросим учетчика и выясним, в каком порядке гонщики приезжали заправляться. Совсем скоро мы обнаружим убийцу!

Завидово.