107 верст от Москвы.

16 часов 9 минут.

В Спас-Заулке у «Бенца» лопнуло переднее колесо. Правое, как раз подо мной. Звук получился громкий, тревожный – словно выстрел в упор, автомобиль вильнул, а я чуть не вылетел в кювет. На полном разгоне не собрал бы костей, но, к счастью, въезжая в деревеньку мы снизили скорость.

Ийезу со вздохом достал острую лопатку и принялся отдирать шину от железного обода. Возился он достаточно долго, до тех пор, пока не примчался Пузырев на своем драндулете. Изобретатель вытащил из-под сиденья хитрый рычаг собственной конструкции и дело пошло куда быстрее.

– Съемное колесо было бы весьма кстати, – размышлял Иван, натягивая запасную покрышку. – Но как закрепить, чтобы оно не соскальзывало во время езды, и при этом легко снималось для ремонта? Надо покумекать на досуге.

А мой приятель не из тех, кто бросает слова на ветер. Я нисколько не сомневался, что после недолгих раздумий он сделает такое крепление и устроит революцию в автомобильном мире.

Мы поехали дальше, но вскоре пришла в негодность и запасная шина. Ее недавно прислали из починки в «Каучуковой и гуттаперчевой компании Вольфа»… Господа, вынужден сообщить вам прискорбную новость: Вольф не умеет ставить заплатки. Как же подвел нас этот прохиндей!

Кое-как дотянули до Завидова, где у дороги стоял гараж. Хотя это громко сказано, откуда в здешней глуши возьмется гараж? Так, переносная палатка с дежурным механиком, нанятым московским клубом автомобилистов на время гонок. Зато рядом обнаружился сплошной ряд продуктовых лавок и кофеен. Казалось, все местное население живет лишь для того, чтобы накормить-напоить проезжающих из Москвы в столицу и обратно, причем за двойную цену. Мы выпили чаю по немыслимо завышенному прейскуранту, и потом, откинувшись в креслах, наблюдали из окна, как Пузырев со своим рычагом помогал механику заменить шины на княжеском «Бенце». Армейский «Панар-Левассор» также стоял со спущенным колесом и хотя вояки прибыли раньше, князь попросил обслужить свою машину первой. Это прозвучало нескромно, но в оправдание его светлости надо сказать, что мы очень торопились. Впрочем, шоффер в погонах не возражал. Он с изумлением разглядывал Ийезу и о чем-то спрашивал абиссинца, но тот лишь улыбался, не понимая половины слов.

Пузырев ворвался в кофейню и сразу набросился на пирог с жареной требухой.

– Толковый парень этот служивый, – восхищался он с набитым ртом. – Поспорили с ним, как лучше бороться против зловонных выхлопов. И этот юноша сумел меня убедить, что простого установления норм для карбюрации и смазки уже недостаточно. Надо вызвать дополнительное сгорание при выходе из выпускной трубы, чтобы усилить окисление не перегоревших продуктов. Отменная идея, перспективная. Надо только понять, что для этой цели лучше подходит – хромо-кислые соединения олова, окись меди или щелочные перекиси.

Я записал все это лишь потому, что в тот момент как раз пополнял блокнот свежими впечатлениями от поездки. Но ни слова не понял.

Г-н Мармеладов дождался, пока Иван расправится с пирогом, и спросил:

– Когда вы стояли рядом с «Панар-Левассором», не бросилась ли вам в глаза плетеная корзина для офицерских сабель? Та, что приторочена справа, рядом с пассажирским креслом?

– Да, видел ее, – Иван подул на обжигающий чай, сделал робкий глоток. – Полезная штука, особенно для штабного автомобиля. Сидеть с ножнами на поясе, пассажирам неуютно, вот и складывают оружие на время поездки.

– А припомните, не было ли на этой корзинке темных пятен? У самого верха?

Пузырев на миг задумался.

– Точно! Я еще подумал, что это масло пролили или бензин. Постойте, но откуда вам-то известно, что там пятна? Вы же к машине не подходили!

Сыщик проигнорировал его вопрос и задал встречный.

– Где сейчас полковник?

– В соседней кофейне. Сам я не видел, но шоффер…

– Нам непременно нужно с ним поговорить.

– Об убийстве? – оживился князь.

Сыщик кивнул и вышел, а за ним сорвались остальные. Мне пришлось расплачиваться по общему счету, хотя чаю я выпил меньше всех. Несмотря на эту досадную задержку, в соседнюю кофейню я зашел одномоментно со всеми. Пришлось пробежаться, но зато я получил возможность для описания драматичной сцены с самого начала.

Г-н Щербатов подождал с минуту, притопывая ногой, в надежде, что офицер посмотрит на него, но тот устремил скучающий взор в опустевший стакан и явно не собирался приветствовать нас, а тем более приглашать присесть. Николай Сергеевич нетерпеливо кашлянул. Увы, и это не произвело впечатления. Тогда он снял перчатки и в изрядном раздражении бросил их на стол. Звук получился хлестким, вполне пригодным для привлечения внимания, а жест – презрительным, но не настолько, чтобы дело закончилось вызовом на поединок. В очередной раз я подивился врожденному умению потомственных дворян дозировать оскорбления с точностью до малейшего грана, прямо как аптекари добавляют яд в пилюли, не убивая при этом больного.

– Полковник Гарин, если не ошибаюсь?! Именно эта фамилия указана в списках гонщиков, – князь быстро сориентировался в ситуации и повернул ее себе на пользу: не дождавшись приглашения к столу, он достал листок, изъятый недавно у учетчика, и грозно навис над офицером. – Знакомы ли вы с московским мещанином Осипом Зденежным?

Я внимательно наблюдал за полковником. На его обветренном лице не вздрогнул ни один мускул. Мужественный подбородок, разделенный посредине глубокой ямкой, казался высеченным из камня, а спокойные серые глаза будто отлили из свинца. Он по-прежнему молчал, не поднимая головы.

– Надо бы спросить строже. Это ведь вы зарубили Осипа саблей? – Пузырев снова явил достойную похвалы проницательность и догадался о том, что имел в виду сыщик раньше прочих. – Сабля – оружие весьма удобное, особенно для кавалериста, который смолоду привык убивать противника на скаку. Ножом так не ударишь, надо близко встать. А вы даже из автомобиля не вышли. Вспороли грудь Осипу и помчались дальше. Хотели ускользнуть от правосудия? Но кровавые пятна на машине выдали вас.

– Я не стану обсуждать это с вами, – сухо произнес полковник. – Событие сие имеет касательство к военному ведомству и потому не только судить, но и допрашивать себя я позволю лишь моим товарищам по оружию – боевым офицерам, не раз смотревшим в лицо смерти.

– Держите ответ передо мной! – рявкнул г-н Щербатов. – Я прошел всю войну с турками, имею Святую Анну и золотую саблю за храбрость.

Эта подробность из биографии Николая Сергеевича донельзя меня удивила. Внушительный живот, пухлые щеки и тонкие пальцы с ухоженными ногтями – все это выдавало в нем чревоугодника и сибарита. Никто не заподозрил бы в этом обреутке[16] необузданного головореза. Видимо, подобная мысль посетила и г-на Гарина.

– Я не знаком с вами и потому не исключаю, что вы лжете.

Князь рассвирепел настолько, что хотел вцепиться в плечо офицера и развернуть его силой. Вот тут бы уже дуэли не миновать, невзирая на строгий запрет и жесточайшую кару для поединщиков. Но Мармеладов, угадавший исход дела еще прежде меня, перехватил вытянутую руку.

– Вы говорите с таким пафосом, будто совершили подвиг и в одиночку разбили неприятельскую армию, – сыщик выбрал тон даже более скучный, чем у полковника. – А на самом деле ударили клинком безоружного человека, простого гражданина нашей империи, которого вы присягали оберегать и защищать ценой собственной жизни.

– Я готов отдать жизнь за веру, царя и Отечество, – щеки полковника вспыхнули, – но…

– Да-да, понимаю, – перебил Мармеладов. – Очевидно, для вас Отечество – лишь многие десятины земли, а вовсе не люди, эту землю населяющие.

– Не смейте передергивать! – Гарин исподлобья покосился на сыщика. – Я не…

– И какова же недостача в казенном фонде? – снова перебил Мармеладов, нарочно выводя офицера из состояния спокойного равновесия.