— Я отказываюсь называть вас Кларенсом.

— Но придется в самом скором времени, когда я стану вашим зятем.

Девушка вскрикнула. Мэр вскрикнул заметно громче:

— Моим зятем?

— Именно им, — твердо заявил Кларенс, — я намерен стать. И незамедлительно. — Он обернулся к девушке: — Я человек вулканических страстей, и теперь, когда ко мне пришла любовь, нет силы ни на небесах, ни на земле, которая способна встать между мной и предметом моей любви. И, не зная отдыха, э…

— Глэдис, — подсказала девушка.

— И, не зная отдыха, Глэдис, я буду ежедневно прилагать все усилия, чтобы моя любовь нашла ответ в вашем…

— Вам не надо прилагать все усилия, Кларенс, — прошептала Глэдис нежно. — Она уже нашла ответ.

Кларенс пошатнулся.

— Уже?! — ахнул он.

— Я полюбила вас с того мгновения, когда увидела в такси. Когда уличное движение разлучило нас, мне стало дурно.

— И мне. Я был ошеломлен. Когда таксист высадил меня у вокзала Ватерлоо, я дал ему на чай три полукроны. Я сгорал от любви.

— Не могу поверить!

— Вот и я не мог, когда обнаружил это. Был уверен, что дал ему три пенса. И с того дня…

Мэр кашлянул:

— Верно ли я понял, э… Кларенс, что вы берете назад свои возражения против того, чтобы сфотографировать мою дочь?

Кларенс засмеялся счастливым смехом.

— Послушайте, — сказал он, — и вы узнаете, какой я зять! Пусть это погубит мою профессиональную репутацию, но я сфотографирую и вас!

— Меня!

— Всеконечно. Стоящим рядом с ней, прижимая кончики пальцев к ее плечу. Более того: можете надеть свою треуголку.

По щекам мэра заструились слезы.

— Мой мальчик! — еле выговорил он с рыданием в голосе. — Мой мальчик!

Вот так наконец Кларенс Муллинер обрел счастье. Он так и не стал президентом Гильдии нажимателей груш, потому что на следующий же день удалился от дел, объявив, что рука, которая щелкнет затвором, фотографируя его милую жену, больше ни разу не щелкнет им ради презренной наживы. На свадьбе, имевшей место через полтора месяца, присутствовали почти все, кто блистал в высшем обществе или на сцене, и это был первый случай в истории, когда новобрачные вышли из церкви под скрещенными треногами.

Беседа в зале «Отдыха удильщика» коснулась темы Искусства, и кто-то осведомился, стоит ли смотреть сериальную фильму «Злоключения Веры», которую показывали в «Перлах грез».

— Очень хорошая фильма, — сказала мисс Постлетуэйт, наша обходительная и компетентная буфетчица и завсегдатай премьер. — Там все про этого самого свихнутого профессора, которому в когти попала эта самая девушка, и он старается превратить ее в креветку.

— Старается превратить ее в креветку? — повторили мы в изумлении.

— Да, сэр, в креветку. Он, выходит, собрал тьму-тьмущую креветок, истолок их, прокипятил сок из их железок и как раз собрался впрыснуть его в спинной мозг этой Веры Дейримпл, но тут в его логово ворвался Джек Фробишер и спас ее.

— А зачем?

— Затем, что не хотел, чтобы его любимая стала креветкой.

— Мы не о том, — сказали мы. — Зачем этому профессору понадобилось превращать девушку в креветку?

— У него был на нее зуб.

Это выглядело правдоподобным, и мы погрузились в размышления. Затем кто-то из нас неодобрительно покачал головой.

— Не нравятся мне подобные истории, — сказал он. — Так в жизни не бывает.

— Прошу прощения, сэр, — раздался голос, и мы обнаружили среди нас мистера Муллинера.

— Извините, что я вмешиваюсь в беседу, возможно, приватную, — сказал мистер Муллинер, — но я случайно услышал последние замечания, и вы, сэр, затронули предмет, относительно которого я придерживаюсь самых категоричных взглядов. А именно: как бывает в жизни, а как нет. В силах ли мы с нашим ограниченным личным опытом ответить на этот вопрос? Не исключено, что в эту самую минуту сотни юных девушек по всей стране находятся в процессе превращения в креветок, а мы и знать об этом не знаем. Извините мою горячность, но я много страдал из-за скептицизма, господствующего в наши дни. Мне даже встречались люди, которые отказывались поверить рассказу о моем брате Уилфреде, — и только потому, что его история не совсем укладывается в рамки личного опыта среднего человека.

В расстройстве чувств мистер Муллинер заказал горячего шотландского виски с ломтиком лимона.

— А что произошло с вашим братом Уилфредом? Он превратился в креветку?

— Нет, — ответил мистер Муллинер, обращая на лицо говорящего правдивые голубые глаза, — нет, не превратился. Мне ничего не стоило бы заявить, будто он превратился в креветку, но я взял за правило — и всегда его придерживаюсь — не говорить ничего, кроме чистейшей правды. Моему брату Уилфреду просто довелось пережить странное приключение.

Мой брат Уилфред (начал мистер Муллинер) обладал в нашей семье наиболее научным складом ума. Еще мальчиком он с утра до ночи возился со всякими химикалиями, а в университете все свое время посвящал научным изысканиям. В результате еще совсем молодым он заслуженно прославился как изобретатель «Муллинеровских Магических Метаморфоз» — общее название, включающее крем для лица «Смуглая цыганка», лосьон «Снега горных вершин» и еще множество всяческих препаратов, как предназначенных исключительно для ухода за внешностью, так и целебных, излечивающих различные недуги, которым подвержено человеческое тело.

Естественно, он был крайне занятым человеком, и как раз такой поглощенностью работой я объясняю тот факт, что он достиг тридцать четвертого года жизни, чуждаясь сердечных дел, хотя и обладал — подобно всем Муллинерам — огромным личным обаянием. Помню, как он однажды сказал мне, что у него на девушек просто не находится лишней минуты.

Но все мы рано или поздно бываем сражены, и в особенности сильные, сосредоточенные на своем призвании мужчины. Как-то, отправившись отдохнуть в Канн, он познакомился с мисс Анджелой Пьюрдью, проживавшей в одном с ним отеле, и она совершенно его покорила.

Была она одной из тех веселых бодрячек, которые всему предпочитают спорт и развлечения на открытом воздухе. И Уилфред признался мне, что прежде всего его пленил в ней здоровый загар. Собственно, он именно это сказал самой мисс Пьюрдью вскоре после того, как, сделав предложение, получил согласие и она с девичьим кокетством осведомилась, какое именно ее качество пробудило в нем любовь.

— Такая жалость, — вздохнула мисс Пьюрдью, — что загар быстро сходит! Ах, если бы я знала способ, как сохранять его подольше!

Но и во власти самого святого из чувств Уилфред не забывал, что он — деловой человек.

— Вам следует испробовать муллинеровский крем для лица «Смуглая цыганка», — сказал он, — поступающий в продажу в маленьких (по полкроны) баночках и больших — по семь шиллингов шесть пенсов. Большая баночка содержит в три с половиной раза больше крема, чем маленькая. Он наносится на лицо миниатюрной губкой ежевечерне перед отходом ко сну. Многочисленные члены аристократических семейств засвидетельствовали высокое качество этого крема, с каковыми свидетельствами всякий заинтересованный покупатель может ознакомиться в конторе компании.

— И он действительно так хорош?

— Его создал я, — просто ответил Уилфред.

Она посмотрела на него с обожанием.

— Как вы талантливы! Любая девушка должна гордиться, выходя за вас замуж.

— Ах, что там! — ответил Уилфред, скромно махнув рукой.

— Тем не менее мой опекун страшно рассердится, когда я скажу ему, что мы помолвлены.

— Но почему?

— Видите ли, после кончины моего дяди я унаследовала миллионы семьи Пьюрдью, и мой опекун всегда хотел, чтобы я вышла за его сына Перси.

Уилфред нежно ее поцеловал и засмеялся надменным смехом.

— Же мон фиш дер селяр,[6] — сказал он небрежно.

Однако через несколько дней после возвращения в Лондон, куда его возлюбленная отбыла раньше него, ему пришлось вспомнить ее слова. Он сидел в своем рабочем кабинете, размышляя над составом средства для излечения типуна у канареек, когда вошел слуга с визитной карточкой.