Мысль о полицейских напомнила Осберту о его гражданском долге. Он отправился к телефону, позвонил в ближайший участок, и его заверили, что блюстители закона немедленно прибудут забрать останки. Он вернулся в столовую, намереваясь подождать там, но атмосфера действовала ему на нервы. Он ощутил потребность в свежем воздухе, направился к входной двери, открыл ее и вышел на крыльцо, делая глубокие вдохи.

И пока он стоял там, во мраке замаячила высокая фигура, и на его плечо опустилась тяжелая ладонь.

— Мистер Муллинер, мне кажется? Мистер Муллинер, если не ошибаюсь? Добрый вечер, мистер Муллинер, — произнес голос Башфорда Брэддока.

Осберт посмотрел на него, и взгляд его не дрогнул. Он ощущал странное, почти мистическое, спокойствие. Дело в том, что все в мире относительно. В эту минуту Башфорд Брэддок казался Осберту жалким недомерком, и он не мог понять, почему этот человек прежде внушал ему тревогу. В глазах того, кто сравнительно недавно покинул общество Гарольда и Эрнста, Башфорд Брэддок был членом труппы лилипутов.

— А, Брэддок? — сказал Осберт.

Тут под визг тормозов перед домом остановился фургон и начал извергать полицейских.

— Мистер Муллинер? — спросил сержант.

Осберт радушно его приветствовал.

— Входите, — сказал он. — Входите. Прямо туда. Вы найдете их в столовой. Боюсь, я был несколько неосторожен с ними. Лучше позвоните врачу.

— Сильно отделали?

— Не без этого.

— Ну, они сами напросились, — сказал сержант.

— Совершенно верно, сержант, — согласился Осберт. — Rem acu tetigisti.[17]

Башфорд Брэддок с недоумением слушал этот обмен репликами.

— Что все это значит? — спросил он.

Осберт, вздрогнув, очнулся от задумчивости.

— Вы еще здесь, мой милый?

— Да.

— Вы хотели меня видеть, милый мальчик? Что-то вас гнетет?

— Мне просто требуются пять минут наедине с вами для спокойного общения, мистер Муллинер.

— Разумеется, разумеется, старина, — сказал Осберт. — Разумеется, разумеется, разумеется. Подождите, пока полицейские не отбудут, и я полностью к вашим услугам. У нас тут случилась небольшая кража со взломом.

— Кра… — начал Башфорд Брэддок, но тут из двери вышли двое полицейских. Они поддерживали грабителя Гарольда. За ними появились еще двое, помогая идти грабителю Эрнсту. Заключающий процессию сержант покачал головой, глядя на Осберта с некоторой укоризной.

— Вы бы поосторожней, сэр, — сказал он. — Не то чтобы эти парни не заслужили всего, что вы им выдали, но все же последите за собой. Не то неровен час…

— Пожалуй, я немного переложил, — согласился Осберт. — Беда в том, что в таких случаях мне глаза застилает ярость. Боевая кровь взыгрывает, знаете ли. Ну, доброй ночи, сержант, доброй ночи. А теперь, — сказал он, беря локоть Башфорда Брэддока в ласковые тиски, — о чем вы хотели поговорить со мной? Пойдемте в дом. Мы там будем совсем одни. Я дал слугам отпуск. Там не будет ни единой души, кроме нас.

Башфорд Брэддок высвободил локоть. Он, казалось, был в смущении. Его лицо, озаренное светом уличного фонаря, выглядело необычно бледным.

— А вы… — Он сглотнул. — Вы и правда?..

— Я и правда? О, вы про этих двух типчиков. Да-да. Я застал их у себя в столовой, где они поглощали мою еду и пили мое вино, будто так и надо, и, естественно, я взял их в оборот. Однако сержант совершенно прав. Я действительно перегибаю палку, когда выхожу из себя. Не забыть бы, — сказал он, вытаскивая носовой платок и завязывая узелок, — покончить с этим. Беда в том, что порой я теряю контроль над своей силой. Но вы еще не сказали мне, что привело вас сюда?

Башфорд Брэддок дважды судорожно сглотнул почти без паузы и пробрался мимо Осберта к ступенькам. Он был как-то странно встревожен. Лицо у него стало слегка зеленоватым.

— Да так, ничего особенного.

— Но, мой дорогой, — возразил Осберт, — в такой час привести вас сюда могло лишь что-то очень важное.

Башфорд Брэддок поперхнулся:

— Ну, собственно говоря, я… э… увидел утром в газете объявление о вашей помолвке и подумал… э… я просто подумал, неплохо бы заглянуть и спросить, что вы хотели бы получить в качестве свадебного подарка.

— Мой дорогой! Вы так любезны!

— Ведь… э… так глупо подарить рыбный нож и узнать, что все остальные тоже подарили рыбные ножи.

— Да, справедливо. Но почему бы нам не зайти в дом и не обсудить все там?

— Нет, спасибо, лучше я не буду заходить. Может быть, вы сообщите мне в письме. До востребования, Бонго на Конго. Я возвращаюсь туда немедленно.

— Да, разумеется, — сказал Осберт и посмотрел на ноги своего собеседника. — Мой милый мальчик, какие необычные сапоги вы носите! Зачем они вам?

— Мозоли, — сказал Башфорд Брэддок.

— Но для чего шипы?

— Облегчают давление на свод стопы.

— А, так. Ну что ж, спокойной ночи, мистер Брэддок.

— Спокойной ночи, мистер Муллинер.

— Спокойной ночи, — сказал Осберт.

— Спокойной ночи, — сказал Башфорд Брэддок.

Когда дело касается смешанных компаний, подобных небольшому кружку серьезных мыслителей, которые ежевечерне встречаются в зале «Отдыха удильщика», не следует думать, будто в них неизменно царит нерушимая гармония. Мы все — люди сильные духом, а когда сильные духом люди, имеющие свое мнение по каждому предмету, собираются вместе, непременно возникают диспуты. А потому довольно часто даже в этом тихом приюте мира и покоя можно услышать, как голоса повышаются, и на столы обрушиваются удары, и тенор «Разрешите мне поставить вас в известность, сэр» состязается с баритоном «Нет уж, это вы разрешите мне поставить в известность вас». Мне доводилось видеть, как потрясались кулаки, а один раз так в ход было пущено выражение «дурак набитый».

К счастью, там неизменно присутствует мистер Муллинер, всегда готовый обаянием своей личности утишить бурю, прежде чем спор зайдет слишком далеко. И в этот вечер, когда я вошел в зал, он как раз встал, фигурально выражаясь, между побагровевшим Лимонадом и насупленным Кружкой Эля, которые повздорили в углу у окна.

— Джентльмены, джентльмены, — говорил он своим любезным тоном полномочного посла, — что вас так взволновало?

Кружка Эля обличающе ткнул мундштуком трубки в своего противника. Было видно, что он возмущен до глубины души.

— Он говорит всякую чушь про курение.

— Я говорю здравые вещи.

— Ни единой не слышал.

— Я сказал, что курение опасно для здоровья. И оно опасно.

— А вот и нет.

— А вот и да. Могу доказать это, исходя из собственного опыта. Когда-то, — сказал Лимонад, — я сам был курильщиком, и гнусная привычка превратила меня в физическую развалину. Щеки у меня обвисли, глаза помутнели, лицо осунулось, пожелтело, покрылось жуткими морщинами. И перемена во мне объясняется тем, что я бросил курить.

— Какая перемена? — спросил Эль.

Лимонад, который словно бы почему-то оскорбился, встал и, сурово прошествовав к двери, исчез в ночи. Мистер Муллинер испустил легкий вздох облегчения.

— Я рад, что он нас покинул, — сказал он. — Курение — это предмет, относительно которого у меня есть твердое мнение. Я смотрю на табак как на прекраснейший дар жизни, и мне досадно слышать, когда такие фанатики его поносят. И сколь нелепы их доводы, сколь легко опровергаются! Они заявляют мне, что стоит капнуть никотином на язык собаки, и после второй капли животное сразу же издохнет, а когда я спрашиваю у них, почему бы им не испробовать хоть раз детски простой способ — не капнуть никотин на собачий язык, им бывает нечего ответить. Они демонстрируют полную растерянность. И уходят бормоча, что им никогда это в голову не приходило.

Несколько секунд он молча попыхивал сигарой. Его благодушное лицо посуровело.

— Если хотите знать мое мнение, джентльмены, — подвел он итог, — то я утверждаю, что бросать курить не только глупо, но и опасно. Подобный поступок будит демона, который спит в нас всех. Отказаться от курения значит превратиться в угрозу для общества. Мне не забыть, что произошло с моим племянником Игнатиусом. Слава Богу, конец был счастливым, но…