Деклан громко повторяет: — Ты не поедешь в Париж без меня!

— Я знаю, милый. Так что я позвоню тебе и сообщу все подробности, хорошо, Рейна?

— Звучит заманчиво, — отвечает Рейна, вставая. Она ставит свой пустой бокал на кофейный столик, когда Слоан поднимается, затем они обнимаются.

Я не знаю, почему при виде их обнимающихся у меня сжимается грудь и в горле образуется комок, но это так. Судя по выражению лица Деклана, он не чувствует себя настолько уж затуманенным из-за сложившейся ситуации.

Бедный ублюдок. Следующие несколько дней он проведет, пытаясь отговорить Слоан от идеи поехать в Париж, которая, как мы все знаем, с треском провалится.

Мы прощаемся и направляемся к машине. Как только мы устраиваемся и Киран везет нас по извилистой дороге из поместья, Рейна поворачивается ко мне.

— Я беспокоюсь о Лили. Ты можешь выяснить, что там происходит?

Я беру ее за руку и тихо говорю: — С ней все в порядке, девочка. Они благополучно добрались до Мексики.

— Ты с ней разговаривал?

— Нет. Я разговаривал с одним из мужчин, которые их отвезли.

— Когда?

— Сегодня утром.

Солнце село несколько часов назад, поэтому света мало, но я все еще могу достаточно хорошо видеть ее лицо, чтобы уловить вспышку гнева в ее глазах.

— Этим утром, — повторяет она холодным голосом. — Когда ты не разговаривал со мной.

Я провожу рукой по волосам, вздыхая.

— Да. Я сожалею об этом.

Сглотнув, она отводит взгляд. После минутного молчания она говорит: — Тебе не нужно извиняться.

— Я должен извиниться, вел себя как осел.

Она качает головой.

— Тебе не нужно ничего объяснять. Я понимаю.

Что-то в тоне ее голоса — и в том, как ее рука пассивно лежит в моей, как дохлая рыба, — заставляет меня нервничать.

— Что именно ты понимаешь?

— Я просто имела в виду, что ты заслуживаешь уединения. Ты не обязан делиться каждой маленькой мыслью, которая у тебя на уме. Я знаю, тебе нужно пространство.

Когда она осторожно убирает свою руку из моей, я беру ее за подбородок и поворачиваю ее голову к себе. Выражение ее лица пустое. В ее глазах читается отстраненность. Она ушла в себя, куда-то, где она не хочет, чтобы я до нее добрался.

К черту это дерьмо.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Ничего.

Она снова сглатывает. Я думаю, это говорит о том, что она взволнована, но старается не показывать этого.

Я не потерплю всю эту гребаную чушь. Я хватаю ее и сажаю к себе на колени.

Она выдыхает и закрывает глаза, бормоча: — Начинается.

— Ты чертовски права, начинается! Киран, заткни уши, приятель!

Он показывает мне поднятый большой палец и включает радио. Держа Рейну, я сжимаю ее в объятиях и слегка толкаю, рыча: — Поговори со мной, гадюка. Что, черт возьми, происходит у тебя в голове? И не говори больше ”ничего", или я тебя отшлепаю.

Ее глаза вспыхивают. Она шипит: — Попробуй, ирландец. Я в настроении пролить немного крови.

Хотя я беспокоюсь о том, что ее гложет, я ухмыляюсь.

— Вот и моя Дьяволица. Теперь начинай говорить.

— Что это за патологическая потребность у тебя все обсуждать?

— Это называется быть взрослым. А теперь перестань прятаться от меня и выкладывай все начистоту, женщина.

Жесткая и колючая, как кактус в моих руках, она свирепо смотрит на меня.

— Я собираюсь воспользоваться твоим предложением позволить мне жить в моем собственном доме.

Это ошеломляет меня. Задетый, я спрашиваю: — Почему?

— Я не обязана тебе ничего объяснять.

Ладно, теперь я чертовски зол. Если она хочет драки, она ее получит.

Сквозь стиснутые зубы я говорю: — Да, гадюка. Объясняй. Я твой чертов муж, помнишь?

Ее взгляд мог заморозить меня, превратив в кубик льда. Она говорит ровным голосом: — Как будто я могла забыть.

— Не испытывай меня, женщина.

— Или что?

Я прекрасно понимаю, что мы могли бы ходить туда-сюда всю ночь, поэтому беру дело в свои руки и целую ее.

Сначала она сопротивляется, упираясь мне в грудь и пытаясь вырваться. Но я не позволяю ей. Я обнимаю ее и целую до тех пор, пока она не становится податливой и дрожащей, а мой член не начинает кричать, требуя освобождения от брюк.

— Теперь, блядь, говори, — говорю я ей в рот, тяжело дыша. — И подумай о том, чтобы быть честной со мной.

— Как будто ты был честен со мной насчет того, что любишь другую женщину?

Это похоже на пощечину.

— Что, черт возьми, это значит? В кого я должен быть влюблен?

— Райли.

Сидящий впереди Киран издает низкий удивленный свист.

Игнорируя его, я спрашиваю: — Откуда ты знаешь о Райли?

Я понимаю, что это неправильный подход, когда вся борьба покидает ее. Рейна снова сглатывает и отводит взгляд.

— Пожалуйста, отпусти меня.

— Черт возьми, женщина. Ты никуда не пойдешь. Посмотри на меня.

Конечно, она этого не сделает, поэтому я беру ее лицо в ладони и заставляю. Глядя ей в глаза, я говорю: — Я не влюблен в Райли.

— Знаешь что? Если так, то это действительно не мое дело.

— Перестань бороться со мной. Я тебя не отпущу. И не закрывай глаза, черт возьми!

— Ты перестанешь кричать мне в лицо, пожалуйста?

Я прижимаюсь губами к ее уху и горячо говорю: — Твоя ревность неуместна. Я больше ни в кого не влюблен.

— Я не ревную!

Она в ужасе от такого предположения, что заставляет меня думать, что я прав. А еще это так чертовски заводит меня, что хочу сорвать это платье и трахнуться прямо здесь, на заднем сиденье.

Я хватаю ее за голову обеими руками и снова целую. Она извивается, пытаясь вырваться, упираясь в меня, пока я не сжимаю ее запястья. Затем я запускаю другую руку в ее волосы и снова целую ее, на этот раз издавая стон ей в рот от желания.

— Куинн, остановись. Отпусти меня.

— Я никогда не отпущу тебя. В контракте сказано, что я не могу.

— Ты бессердечный ублюдок.

— Посмотри на меня. Успокойся и посмотри на меня, Рейна.

Тяжело дыша, она отворачивается, но в ответ смотрит враждебным, недоверчивым взглядом. Понизив голос, хотя мне хотелось бы накричать на нее, я говорю: — Я ни в кого больше не влюблен. Я отвечу на любые вопросы, которые ты захочешь, но сначала тебе нужно понять этот факт. Я был без ума от Райли, да. Я хотел, чтобы между нами что-то было, да. Но этого не было. Я даже ни разу не поцеловал девушку. Никогда не прикасался к ней. Она была под моей защитой, и я так сильно все испортил, что в конце концов ее застрелили. Я. Случайно, но, тем не менее, она получила мою пулю. Так что тебе придется простить меня за то, что я был более чем немного растерян из-за этого, Рейна, но я не влюблен в нее. Она не та, кого я хочу. — Я нежно целую ее в губы. — У меня есть женщина, которую я хочу, даже если она ненавидит меня.

Она молча смотрит на меня. Затем таким тихим голосом, что я едва слышу его, она говорит: — Я не ненавижу тебя.

Мое сердце бешено колотится, я притягиваю ее ближе и снова целую. Я целую ее всю обратную дорогу в город и до тех пор, пока Киран не останавливает машину в подземном гараже. Затем я веду свою жену наверх, в номер для новобрачных, и запираю за нами дверь.

Я подкрадываюсь к ней. Она пятится от меня с широко раскрытыми глазами.

— Не бойся меня, Рейна. Клянусь могилой моей матери, я никогда не причиню тебе вреда.

— Просто каждый раз, когда мне кажется, что я вижу твой наивысший уровень интенсивности, ты устанавливаешь новый рекорд.

Последнее, чего я хочу, это чтобы она подумала, что я такой же псих, как Энцо, поэтому я указываю на стул и приказываю: — Садись. Черт возьми, я имею в виду, пожалуйста сядь.

Я упираю руки в бедра и начинаю расхаживать по комнате, потому что, по-видимому, это единственный известный мне способ выпустить пар, не выстрелив во что-нибудь.

Рейна присаживается на краешек кожаного кресла и настороженно наблюдает за мной. Я останавливаюсь посреди комнаты, тяжело выдыхаю и закрываю глаза.