Я колеблюсь, потому что точно знаю, как плохо это прозвучит вслух. Но она была честна со мной, так что самое меньшее, что я могу сделать, — это отплатить ей тем же.

— Я платил за это.

— За секс, ты имеешь в виду.

— Да.

Она некоторое время сидит молча, затем кивает.

— Хорошо. Спасибо за откровенность. Могу я задать уточняющий вопрос? — Впечатленный тем, что она не расстраивается и не осуждает меня, я склоняю голову. — Есть ли у тебя какие-либо вирусы или инфекции, о которых мне следует знать?

— Нет. Я чист. Я снова сдам анализы, чтобы ты почувствовала себя лучше, но пока мы воспользуемся презервативом.

Румянец на ее щеках становится еще ярче.

— Сейчас самое время напомнить тебе, что ты обещал, что я могу сказать “нет”, если захочу.

Я наклоняюсь, чтобы запечатлеть нежный поцелуй на ее сочных губах.

— Ты же не хочешь сказать “нет". И не утруждай себя отрицанием этого, потому что мы оба знаем, что это правда.

Она вздыхает и бормочет: — Часть меня хочет сказать ”нет", только не моя вагина.

Я не знаю, почему то, что она так противоречива в своем желании ко мне, так заводит меня, но если мой член станет еще тверже, он разорвет молнию на моих брюках.

Обхватив ее лицо ладонями, я наклоняюсь к ее уху и шепчу: — Тогда давай поиграем в это, гадюка.

После секундного удивления она спрашивает: — Игра?

— Да. Ты можешь притвориться, что не хочешь этого, а я могу притвориться, что не знаю, что ты этого хочешь.

Она немного ерзает у меня на коленях, прижимая бедра друг к другу. Ей нравится эта идея. Но, конечно, она должна вести себя так, будто это не так, потому что, не дай Бог, эта женщина когда-нибудь позволит мне взять верх.

Она говорит: — Откуда мне знать, что это игра? Это может быть просто ты и твое гигантское эго, занимающиеся своими обычными делами.

Я нежно целую ее за ухом, прижимаясь носом к ней там, вдыхая ее запах. Она не пахнет так, как ничто другое в мире, ни один другой аромат или отдушка. Аромат не цветочный, приторный или сладкий, потому что в ее сущности нет ничего из этого. От нее пахнет каким-то темным, опасным раем, сотканным из женской плоти, ядовитых фруктов и экзотических специй. Сад смертельных наслаждений, в который человек может забрести и заблудиться. Место, где он мог потерять рассудок вместе со своим сердцем и душой.

Я говорю: — Мы бы договорились об этом заранее. На определенное время в определенном месте мы бы притворились.

— А что, если бы мне это не понравилось?

— Мы бы придумали стоп-слово. Как... Черная вдова, например.

— Или я могла бы просто ударить тебя по лицу, — едко говорит она. — Когда я начинаю смеяться, это раздражает ее еще больше. — Я не твоя игрушка для секса, Куинн.

— Нет, ты не такая. — Я кусаю ее за горло, и она дрожит. Но не пытается меня оттолкнуть. Она позволяет мне обнять ее и поцеловать в шею, когда мы въезжаем на подземную парковку отеля. Она позволяет мне ласкать ее бедра. Она позволяет мне сжимать ее грудь через расшитый бисером лиф платья, и когда я щиплю ее за твердый сосок, она откидывает голову назад, чтобы я мог взять ее рот. Когда она обвивает рукой мой затылок, запускает пальцы в волосы и страстно целует в ответ, я знаю, что она так же готова к этому, как и я. Я просто не могу произнести это вслух, иначе мне придется есть бутерброд с кулаком.

Мы поднимаемся в номер на частном подземном лифте, предназначенном для состоятельных гостей, которые любят оставаться инкогнито и могут заплатить за эту привилегию. Как только двери лифта закрываются за нами, я снова завладеваю ее ртом, прижимая ее к стене и прижимаясь своими бедрами к ее, чтобы она точно знала, что сейчас получит. Она отталкивает меня, задыхаясь.

— Подожди! Я морально не готова к этому!

— Даю тебе две секунды.

— Куинн...

Когда я снова целую ее, она стонет мне в рот. От этого звука по моим венам разливается такая горячая волна вожделения, что я не могу удержаться и целую ее крепче, прижимая к своему телу. Она слабо ударяет кулаком мне в грудь.

— Куинн, Боже, пожалуйста, мне нужна минутка, чтобы…

— Последнее, что тебе сейчас нужно, — это время подумать, — перебиваю я. — У тебя есть следующие пятьдесят лет твоей жизни, чтобы сделать это.

Звенит лифт. Двери раздвигаются, открывая огромный номер люкс. Я поднимаю ее на руки, игнорируя ее тихий вскрик от удивления, и рычу: — Если ты не хочешь, чтобы я тебя трахнул, просто скажи ”нет”.

Минуя фойе, гостиную и столовую, я направляюсь прямиком в хозяйскую спальню. Она такая же роскошная, как и остальные апартаменты, оформлена в нежных кремовых и голубых тонах. Вся стена комнаты — окна от пола до потолка, из которых открывается великолепный вид на Бостон-Коммонс и центр города. Городские огни мерцают в сгущающихся сумерках. Небо великолепного фиолетово-голубого оттенка над золотым горизонтом, но я ничего этого не вижу. Все, что я вижу, — это женщину в моих объятиях, прижимающуюся ко мне в страхе и желании.

Она напугана, но хочет меня. Она ненавидит себя за это, но она хочет меня. Она дезориентирована резкой переменой в своей жизни, произошедшей этим утром, она беспокоится о своей племяннице и в ярости на своего брата, она в ужасе от того, что снова вышла замуж, хотя была настолько против идеи вытатуировать это прямо на своей коже, но все же… Она хочет меня. И это именно то, на чем я собираюсь заставить ее сосредоточиться до конца вечера.

Я подхожу к огромной кровати, бросаю ее на нее и начинаю срывать с себя бабочку.

— Скажи "нет", если хочешь, чтобы я остановился.

Я бросаю галстук на пол и расстегиваю рубашку. Щелкают пуговицы. То же самое происходит и с ее глазами. Я отбрасываю рубашку в сторону, сбрасываю туфли и забираюсь на кровать, становясь над ней на колени, положив руки по обе стороны от ее головы.

Неглубоко дыша, она лежит подо мной, прижав руки к моей груди. На ней все еще вуаль. Они раскинулись вокруг ее головы, как кружевной нимб.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — еле слышно произносит она. — Но ты должен знать, что...

Я целую ее прежде, чем она успевает закончить предложение. Она борется с этим мгновение, затем растворяется в этом, скользя руками вверх по моей груди и по плечам. Она со вздохом прижимает меня к своему телу. И я полностью согласен с этим. На тысячу процентов. Мое тело жаждало этого, умоляло об этом, и я не собираюсь терять ни секунды. Есть более чем хороший шанс, что утром она пошлет меня на хуй, но сегодня вечером она вся моя.

Я целую ее до тех пор, пока она не начинает издавать тихие мяукающие звуки в глубине горла и тереться об меня тазом, затем я прокладываю поцелуями путь вниз по ее шее к груди. Когда утыкаюсь носом в ее грудь, она зарывается пальцами в мои волосы и делает такой глубокий вдох, словно задерживала его всю свою жизнь.

Она сбивчиво шепчет: — Я ... я когда-либо была только с одним мужчиной. И он не был особо заинтересован в том, чтобы подготовить меня к ... Я хочу сказать, что ... Я не хочу, чтобы ты думал…Я имею в виду, что, вероятно, я не очень хороша в этом.

Я останавливаюсь, чтобы поднять голову и посмотреть на нее.

— Ты думаешь, что можешь разочаровать меня? — Когда она кивает, выглядя пристыженной, я почти стону. Я приподнимаюсь на локтях, беру ее лицо в ладони и смотрю ей в глаза. Хриплым голосом я говорю: — Гадюка. Моя прекрасная, смертоносная жена. Ты чертовски идеальна внутри и снаружи. Никогда не беспокойся о том, что разочаруешь меня. Ты не можешь. Даже когда ты одержима убийством или сыплешь оскорблениями, у меня перехватывает дыхание.

Она тяжело сглатывает. Ее голос звучит тихо.

— Да, но ты странный. — Я прижимаюсь лбом к ее шее и начинаю тихо смеяться. Она легонько хлопает меня по спине. — Заткнись.

— О, девочка, что ты со мной делаешь.

Я снова целую ее, глубоко, но не сильно, позволяя ей расслабиться. Согнув колено, она прижимает свою ногу к моей и изгибает бедра. Я не думаю, что она имеет хоть малейшее представление о том, насколько отзывчива, потому что она, вероятно, заставила бы себя остановиться, если бы поняла это.