– Хватит, Борис Михайлович. Довольно.
– Борис, что ты говоришь?
– Ваш приятель обвиняет меня в убийствах. Поздно ночью, в моей гостиной. Запугивает меня, отказывается покидать дом. Что еще вы хотите услышать, Аркадий Павлович?
Я встал и протянул руку Борису.
– Борис, пойдем. Ты не в себе. Простите, что не пресек все происходящее раньше. Это был мой долг.
Но Самулович не только не поднялся, но, напротив, лишь удобнее расположился в кресле.
– Ты, Аркаша, злился на меня, что я тебя в стороне держу. Так вот садись теперь и приготовься. А вам, сударыня, я уже сказал, что не уйду отсюда, пока не получу нужные мне сведения. Так что не трудитесь. Разговор только начинается. И начнем, пожалуй, с вопроса. Не вы ли цианид Дмитрию подсыпали?
– Вы бредите, – очень резко осадила его Трушникова.
– Значит, попал. Значит, не Александр отравил. У того духу не хватило. Ему и двух убийств много. Не та конституция. Да и почерк другой. Он все скрытно убивать пытался. А тут при свидетелях. Я все думал, с чего? Неужели заспешил Александр Васильевич? Не смог подгадать случай. А потом понял, что это вы. Для вас как раз такая публичность на руку. Все факты налицо, и перед этим драка, скандал. Вы даже за квартальным поспешили, чтобы свидетели были посолиднее. А тут мы с Аркашей подвернулись. Куда уж лучше. Да? Вот мотив, вот убитый, и пойди отмойся от такого на месте Александра-то Васильевича. Никто и не поверит. Все же ясно…
Он говорил тихо, но очень настойчиво, при этом внимательно смотрел на Ольгу Михайловну. Та же была абсолютно невозмутима.
– А Дмитрий вас любил, – наклонился вперед Самулович. – Неужели ничего не дрогнуло? Да и вообще, зачем, зачем вы это сделали? Ведь он и так все вам готов был отдать. И за обман бы вас простил. И вы это знаете. Боже мой, да он и не прожил бы долго. С его-то здоровьем. А теперь «никакие ароматы Аравии не отмоют эти руки». Ведь я заметил, как вы сегодня старались не приближаться к тому дивану, на котором он коньячок ваш выпил.
Ольга Михайловна покачала головой.
– Борис Михайлович, я не перебиваю вас, поскольку уже поняла, что вы не уйдете, пока не выскажете… все, что решили высказать. Однако прошу вас, говорите покороче. Уже поздно.
– Вы прекрасно владеете собой, я восхищен, – очень серьезно сказал Борис. – В вашем упорстве есть смысл. Что же, если вы не хотите говорить, говорить стану я. Пока я. Видите ли, Ольга Михайловна, как ни хитро вы соткали ковер, а все же нашлись в нем зацепки. А из них торчали ниточки, за которые можно было потянуть. Главное – в этом деле я все время чувствовал чью-то руку. Только не мог понять чью. Вы очень тонко все рассчитали, и если бы не случайности, вероятно, действительно вам не пришлось бы принимать… непосредственное участие, да и жертвы были бы только те, которые вы заранее внесли в свой список. Но пойдем с самого начала.
Самулович неожиданно весь как-то подобрался. От обычной мягкости и расслабленности не осталось и следа, и я понял, что, вероятно, именно таким видели его коллеги на операциях.
– Полагаю, началось все год назад, – он говорил тихо, но очень отчетливо. – Вы получили письмо от Дмитрия, и поняли, в каком положении находятся дела вашего мужа, а главное, каких высот достиг и какой страшной привычке подвержен ваш бывший жених. Я помню, вы говорили, что то письмо застало вас в монастыре на богомолье. Почему же оно ожесточило вас? Почему толкнуло на столь чудовищный путь, а не подсказало какого-то иного выхода? Я мало понимаю веру, но мне всегда казалось, что цель ее – умягчение сердец. Впрочем, я думаю, это вы как раз сможете разъяснить, ведь именно тогда, именно под влиянием того момента и сопутствующих обстоятельств у вас сложился план. О, вы очень ловко сыграли на слабостях близких. Mores cuique sui fingunt fortunam,[55] так? Тонко, сударыня. Признаю. Александр хочет в свет, он глуп, тщеславен, не знает цену деньгам. Им можно манипулировать. И вы отправили его в Петербург, снабдив рекомендательными письмами к своему дальнему родственнику князю Оленеву. Здесь была для меня первая зацепка. Я спросил себя: «Зачем столь умная женщина дает пасынку рекомендательное письмо к абсолютно безнравственному и опасному человеку?» Почему вы писали именно Илье Ильичу, ведь в Петербурге у вас есть и другие связи? Я узнавал. Вы учились в пансионе с графиней Б., которая теперь играет некоторую роль при дворе. Отец другой вашей подруги, с которой вы даже поддерживаете переписку, и вовсе попечитель чуть не всех благотворительных обществ Петербурга, завсегдатай лучших салонов. Такому человеку ничего не стоило немного подтолкнуть молодого приезжего в свет. Да мало ли было вариантов. С вашей фамилией! А я скажу. Вы сделали это нарочно, вы прямо сговорились с князем ввести Александра в долги. Я, впрочем, уверен, что Илья Ильич не был посвящен во все, но «разделать» Александра согласился, видимо, не без удовольствия. Дальше – еще проще. Пасынок ваш возвращается, пытается найти деньги. Разоренный отец, разумеется, денег не дает, но приходит в ярость. Вот тут был момент, когда все могло пойти иначе. А что если Василий Кириллович признал себя банкротом перед сыном? Впрочем, видимо, вы это просчитали. Такое было не в его характере, да? И вот Александр с долгами, с князем, который специально приехал в город со своей бандой. Напряжение растет. Кто-то, может и вы, кидает фразу про убийство. Как все тогда просто решится! А еще всем памятен рассказ господина Ли. Этот диковинный китайский способ – вы убеждаете: «никто и не узнает, что это убийство, сочтут естественной смертью». Опиум же можно украсть у Дмитрия, вон он как раз приехал да в странноприимном доме остановился. Все одно к одному! К тому же отец сам виноват. Не дает денег, а должен. Я уверен, вы поддерживали в Александре эту мысль. Он слишком слаб, чтобы без поддержки решиться на такое в первый раз. И еще момент, как точно вы рассчитали время. Все сошлось с приездом Дмитрия в город. Уж не вы ли подсказали ему, когда приехать? Вижу, угадал. Послали письмо. Все было так просто, так ясно. Саша убивает отца, в городе инкогнито Дмитрий. Кто-то доносит в полицию о способе убийства (от этого я вас избавил) и о приезде старшего сына. Дмитрия хватают… Но начинаются неожиданности. И первая, самая трагичная, – это, конечно, Тюльпанова.
Все происходящее было настолько дико, что я просто потерялся. Я сидел в кресле и смотрел, как смотрят зрители на сцену.
– Впрочем, допускаю, что эта линия на совести Александра Васильевича. Он запаниковал. Вы, мне кажется, могли бы и оставить ее без внимания. Улик у Тюльпановой не было, а измышления опустившейся женщины… Почему же вы не отговорили Александра? Почему помогли ему? Я не верю, что он сам придумал, как ему сблизиться с Тюльпановой. Играть в любовь…Сударыня, вы придумали гадко, впрочем действенно. Эта смерть на вас, сударыня. Эта смерть – результат вашего плана. Как бы то ни было, а первая часть почти удалась. Супруг мертв, Александр у вас в руках. Ведь вы знаете о его преступлении. Дмитрий в тюрьме. Осталось немного. Убедить Дмитрия сделать на вас завещание и помочь ему наложить на себя руки. И опять, сударыня, – браво. Одна ложь – о ребенке – могла решить обе задачи.
Я ахнул, а Ольга Михайловна, похоже, вовсе не удивилась.
– Да, о ребенке. Ведь я прав. Вы сказали ему, что у вас родился ребенок и вы отдали его в монастырь. Так? Отсюда и дар монастырю в завещании Дмитрия Васильевича, и фраза про помощь по семейному праву, что он вставил в духовную. И, конечно, все имущество наследуете вы. Ведь теперь вы не только любимая женщина, вы – мать его ребенка! Да… Хороший план. Дмитрий верил вам безгранично. А вы, что делали вы? Вы ездили в тюрьму и планомерно изводили Дмитрия. Давили его рассказами о своих страданиях, о мытарствах ребенка, который не знал ни матери, ни отца. Добавьте сюда тюремную обстановку, наркотики, все эти псевдорелигиозные беседы о необходимости искупления. Прекрасный план: Дмитрий составляет завещание и признается в отцеубийстве, полагая, что так он искупает иные свои прегрешения. С его здоровьем он вряд ли перенес бы муки совести и все тяготы заключения хотя бы до суда. Добавьте сюда его увлечение опиумом, которым вы, сударыня, снабжали его. План верный, почти на сто процентов, и случившийся с Дмитрием Васильевичем сердечный припадок вполне подтверждает ваши расчеты. Затем Александр – он у вас в руках, полностью нищ, в долгах перед князем. Какую судьбу вы ему запланировали? Самоубийство? Долговая тюрьма? Смерть якобы на дуэли с подручным князя? Не важно… Зато у вас будут деньги и свобода. Но и тут закралась ошибка – жажда жизни у Дмитрия была слишком сильна. Известие о ребенке, я думаю, напротив, дало ему силы бороться.
