Выйдя из своей машины, Севастьянов прошел к палатке, возле которой стояли на посту два бойца в полной выкладке, с касками на головах и с автоматами на груди, причем на них были еще и непонятные конструкции, которые оттопыривались матерчатыми карманами, явно не пустыми. А еще, вопреки всем уставам, на поясах бойцов висели трофейные немецкие штык-ножи в ножнах. Матерчатый полог палатки был откинут, и изнутри шел неяркий свет, а когда Севастьянов зашел в палатку, то увидел три подвешенные керосиновые лампы, которые и освещали палатку. Внутри был складной стол и несколько складных стульев, сейчас отодвинутых в сторону, а на столе лежала расстеленная карта, вокруг стояли несколько командиров, незнакомых ему, а кроме них и командир его первого полка.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор, – первым поздоровался с ним незнакомый капитан, причем совсем молодой, лет двадцати, наверное, или чуть старше. – капитан Прохоров, командир отдельного механизированного батальона штаба армии.
– Генерал-майор Севастьянов, командир дивизии. Капитан, доложите о своем батальоне и затем поступайте в распоряжение командира полка.
– Извините, товарищ генерал, но ни в чье распоряжение я поступать не буду, мой батальон подчиняется напрямую штабу армии, так что действую я только по своему усмотрению.
– Капитан! Ты под трибунал захотел?! Или немедленно поступаешь в мое подчинение, или я тебя сейчас же приказываю арестовать и отдаю под трибунал!
Слова капитана просто взбесили Севастьянова, но произошедшее дальше поставило его в ступор.
– Товарищ генерал, я настоятельно советую вам держать себя в руках. Еще раз повторяю: я подчиняюсь только штабу армии и больше никому.
– Щедрин! Немедленно арестовать капитана за неподчинение старшему по званию! – приказал Севастьянов своему ординарцу, но тут и произошло то, что ввело его в ступор. Не успел его ординарец даже подойти к капитану, как полог палатки откинулся и внутрь зашли два бойца, что стояли снаружи. Они, передернув затворы своих ППД, отчего те громко клацнули, демонстративно навели стволы своих автоматов на генерала и его командиров. А Севастьянов только завороженно смотрел на направленные на него стволы автоматов, которые в любой момент могли окраситься вспышками выстрелов.
– Терещенко! – громко окликнул капитан дежурного связиста, который был в бронетранспортере. – Немедленно свяжись со штабом армии!
Потом обратился к Севастьянову:
– Товарищ генерал, давайте не будем доводить ситуацию до такого состояния, когда всем нам придется пожалеть, что мы довели ее до такого финала. Сейчас будет связь со штабом армии, и там вам все объяснят, что могу я, а что – вы.
– Хорошо, – буквально прорычал Севастьянов, – но за это ты мне ответишь, я это без последствий не оставлю!
– Ваше право, только это дорогого стоит, когда твои бойцы без раздумий и колебаний, невзирая на последствия, встают на твою защиту, подумайте об этом, товарищ генерал. А кроме того, подумайте, вступится ли кто-то из ваших людей точно так же за вас или нет, вот только что-то подсказывает мне, что нет.
Севастьянову только и осталось, что, молча кивнув, выйти из палатки следом за капитаном и пройти несколько метров до короткого немецкого полугусеничного бронетранспортера с двумя антеннами. Радист уже вызывал штаб армии, и спустя буквально несколько минут ему ответили.
– Товарищ капитан, штаб на связи.
Взяв у радиста гарнитуру, капитан попросил связать себя с дежурным по штабу, тот ответил буквально минут через пять. К счастью, в штабе еще был начальник штаба, вот такой каламбур получился. Генерал-майор Варенников подошел минут через десять, все это время мы ждали, бойцы снова заняли свой пост у входа в палатку, но при этом поглядывали на залетного генерала и его людей. Хорошо, что генерал Севастьянов не полез в бутылку и пока обошлось без стрельбы. Наконец в рации послышался голос генерала Варенникова.
– Генерал-майор Варенников на связи.
– Товарищ генерал, это капитан Прохоров, у меня тут патовая ситуация… Только что прибыла пехотная дивизия, и ее командир генерал-майор Севастьянов приказал поступить мне с моим отрядом в подчинение его командира полка.
– Капитан, дай мне генерала.
– Товарищ генерал, вас, это начальник штаба армии генерал-майор Варенников.
Генерал Севастьянов взял гарнитуру рации и доложил, что на связи. Дальше он долго выслушивал от начальства, кто он такой и что с ним сделают, если он продолжит докапываться до капитана Прохорова. Севастьянов покраснел и стал обильно потеть, наконец, ему приказали отдать гарнитуру капитану.
– Значит так, капитан, генерал тебе мешать не будет, даже более того, будет исполнять твои приказы, а пока доложи об успехах.
Минут пять я докладывал начштаба о своих делах, и он от услышанного пришел в хорошее настроение.
– Значит, еще и гаубичный полк получил?
– И да, и нет, товарищ генерал, гаубицы с тягачами есть, а вот расчетов для них пока нет, хотя я и послал своих людей на сборные и фильтрационные пункты, но когда и сколько бойцов они найдут, не знаю.
– Ладно, капитан, держи в курсе, конец связи.
Капитан Прохоров
Я лишь облегченно выдохнул. Конечно, происшедшее не прибавит мне приязни от генерала Севастьянова, но мне с ним детей не крестить и под его командованием не ходить. А генерал, очевидно, получил основательный нагоняй от начштаба, и его, похоже, поимели в особо грубой и извращенной форме. А сам виноват, когда тебе человеческим языком говорят, что подчиняемся только штабу армии, то должен сам понять, что мы не простая часть, и тянуть к нам свои жадные, потные и загребущие грабки не стоит, иначе можно по ним и получить, что, собственно говоря, и произошло.
– Ну что, товарищ генерал, может, теперь наконец, нормально поговорим, обсудим план завтрашних действий?
Севастьянов лишь молча кивнул. Мы вернулись в палатку и прошли к столу, на котором была расстелена карта, а на ней нанесены позиции немцев. Не желавший после полученного выговора обострять отношения, Севастьянов молча выслушал меня. Немного подумав и прикинув, он наконец произнес:
– Может получиться.
Несмотря на то что после выволочки от начальства, а таких разносов он еще ни разу не получал, он про себя решил, что план капитана может пройти. Похоже, до этого капитан просто хотел задержать насколько получится немцев, но с подходом дивизии теперь можно было не только основательно потрепать немцев, но и встать в крепкую оборону. Сейчас действительно не время сводить счеты, но Севастьянов решил, что, как только ему представится такая возможность, он не преминет ей воспользоваться и поставит на место капитана, а пока в его интересах продолжить общение.
Сразу после ужина я дал своим бойцам приказ – отбой, так как вставать придется еще ночью, времени было не так много. В три часа ночи скомандовал подъем, пока прочухались и позавтракали, прошел час, я особо не торопил, мы пока укладывались в график. В четыре часа утра мы выдвинулись вперед, нам на технике минут двадцать езды, вот дивизии Севастьянова было похуже, им пришлось семь километров топать пешком, а это полтора часа времени.
Достигнув места засады, техника начала расползаться по опушке леса по обе стороны дороги, а бойцы усиленно занялись землеройными трудами. Нам требовалась еще и древесина, причем много, но пока никого отвлекать на это я не стал, позже. Для начала метрах в ста пятидесяти от опушки леса бойцы принялись копать стрелковые ячейки, причем глубокие, полного профиля, а от них узкие и неглубокие ходы сообщения в тыл, и было этих ячеек немного. Тут будет передовой заслон, вся задача которого уничтожить немецкую разведку и обозначить линию фальшивой обороны. Встретив отпор, немцы нанесут по ней артиллерийский удар, вот пускай и тратят снаряды впустую. Основная линия обороны была по опушке леса, немного выступая перед ней, метров на сто.
