«Надо остановиться».

Он не с первого раза перекатился на бок, чувствуя себя так, словно сломал себе все ребра. Затем поднялся на ноги, они были ватными. Однако Ал заставил себя побежать. Ноги со временем окрепли, а легкие словно не нуждались в воздухе. Он не замерзал, не врезался в деревья. Казалось, он перестал существовать, просто несся вперед.

Все прекратилось, когда Ал почувствовал что-то острое под ногами. Мальчик натянул на нос очки, бросил калоши, которые все еще сжимал в руках, и только тут увидел, что его остановило. Камни. Он добежал до реки. Пришел он не отсюда, но, если идти вдоль водоема, он выйдет к жилым домам. Ал вновь ощущал боль: в ребрах, в спине, в голове и левой ноге. Он ощущал холод и усталость. Мальчик прислушался к себе – не вернуться ли в голову мысли. Нет, все было пусто.

«Это хорошо».

Только глаза он так и не смог сомкнуть – они остались широко распахнутыми. Ал влез в колоши, ногам в промокших шерстяных носках теплее не стало, и обернулся. Хлопки, словно от взрывающихся петард или фейерверков прозвучали короткой трелью, потом раздалось еще два, потом тишина. Ал вздрогнул, когда с темных огромных силуэтов деревьев взвилось несколько кричащих воронов.

Он пошел домой. Как добрался не помнил, помнил только отголосок мыслей, что хочется остановиться – он дико устал. Ал не вошел в дом, добрался сразу до ванной. Набирал холодную воду, так как теплой в такой час не было, сначала в ковшик, плотно прижимая его к крану, чтобы не было шума, а потом уже в тазик. Потом долго возил бабушкину куртку в воде по дну тазика, добавил кусок хозяйственного мыла, лежавший на подоконнике, и не стал вытаскивать. Затем вышел на улицу, стянул с ног носки и начал стирать их в медном шумящем умывальнике. Он не был уверен, что не разбудил бабушку, но единственное, что она бы увидела, когда вышла на улицу, как он трет и трет лицо полотенцем, не прекращая ни на секунду чувствовать на коже что-то теплое и липкое.

Ал переоделся в пижаму, кинув штаны и свитер в комнату, где стояли фотографии мамы и дедушки, а на полке рядом с ними – иконы. Он охватил взглядом угол и в мыслях у него возникло сухое, но трепетное «спасибо», а из губ вырвалось:

– Все так и должно было быть.

Пленка, расстеленная на полу второго этажа заранее, поплыла перед глазами, а в ушах зазвучали слова мужчины в белой куртке: «Может, это ловушка», человека в зеленой: «Вы говорили, Джейн не слишком надежна» и ответ, что она все равно пойдет. Вот кто был настоящим изгоем. Человек, на которого всем было достаточно все равно, чтобы отправить в ловушку, или на которого достаточно злились, чтобы просто убрать.

Ал вдруг то ли икнул, то ли всхлипнул. Он захотел заплакать, разреветься, но изо рта вырывались только резкие выдохи, как у Юдрузу, когда он садился на лавку во время физкультуры. Зато после них заснуть получилось быстро.

Утром Ал испугался лишь бабушки. Он проснулся с больной головой и горлом, но физическое состояние его в кое-то веки не волновало. Он боялся, что ему будет плохо морально, а ведь раньше даже не задумывался, чем это может быть на самом деле. Но все было относительно нормально. Боли не было, страха тоже. Была лишь странная отрешенность, но Ал всегда где-то летал, только обычно в мыслях, а сейчас их не было. Мальчик даже не заметил, как к нему подошла бабушка, поэтому звук собственного имени оглушил его, как вчерашние хлопки выстрелов, похожие на фейерверк.

– Саш!

Он испугался еще больше, подумав, что она начнет спрашивать, почему ее садовая куртка грязная, почему она нашла запачканную одежду в соседней комнате.

Но она лишь сказала:

– Завтракать.

И ушла.

Неужели она все еще злиться за то, что он пришел грязным вчера днем? Сейчас это казалось таким глупым. Двух человек убили, а она… ничего не знает. И никогда не узнает. Только спросит, почему он не ест.

Ал чувствовал вину, проходя по своей улице и боясь услышать шорох шин о гравий. За то, что не поражен настолько, насколько должен был, что не испытывает жалости к убитым вчера. Да, он их не знал. Да, он уже видел смерть – его мать зарезали у него на глазах. Но разве он не должен чувствовать хоть что-то, снова повстречав ее? Может, он какой-то неправильный?

Ал оглядывал прилавки на рынке вдали, детскую площадку и магазин, не понимая, почему отец снова не отвечает на его звонки. Только его. С бабушкой он разговаривал, но мальчик был слишком обижен и поражен таким отношением к нему, чтобы выхватывать трубку у нее.

Отвлек его Юдзуру, склонившийся над партой Лизы и что-то объясняющий ему. Ал почувствовал, как брови под редкой челкой, которая не нравилась бабушке, сползли к переносице. Он не понял, что ему в этой картине не понравилось, когда Юдзуру заметил его и тут же ретировался от Лизы.

– Пойдем ко мне на ночевку?

Ал не сразу понял смысл этой фразы. Хоть выучил ее из какой-то манги про школьную любовь, которую так и не дочитал, не найдя там советов, как общаться с девочками, сейчас эта фраза звучала слишком странно и незнакомо, как и та манга.

– Сегодня?

– Да, – Юдзуру выглядел бодро. – Папа привез кассету с «Утиными историями», как у тебя. Хочешь выберем серии, которые ты не смотрел? Папа сегодня снова уезжает, поэтому мама разрешила нам разместиться в гостиной с кассетником.

Ал заставил себя вспомнить, что смотрел все серии «Утиных историй». Но мысль пойти в гости к другу, которому редко давали такую возможность, показалась слишком заманчивой. В первую секунду. Разве он должен идти веселиться после того, что произошло ночью? Это казалось неправильным. Но ведь он должен продолжать жить дальше. Не его же убили, в конце концов. Да и Юдзуру тут не при чем. Ему уж точно не должно быть дела до ночных похождений Ала, фейерверка, которого никто так и не увидел. Он живет той жизнью, где неправильным будет, если друг откажется от такой редкой возможности провести вечер как все их сверстники.

Осталось отпроситься у бабушки. Ее мир тоже был таким, где неправильным была лишь грубость внука и испорченная одежда. Надо соответствовать их японской мечте.

– Много в школе задали? – это было первое, что бабушка сказала после: «Привет, почему ты не съел обед?».

– Нет, – ответил Ал.

– Я просто думала, что ты сможешь мне помочь на рынке, если не занят…

– Смогу, там не много делать, – тут же согласился Ал, проходя за ней на кухню.

Неплохое начало. Главное, чтобы эта помощь не заняла весь вечер, и бабушка клюнула на лесть.

– Вам в школе же рассказывают про экономику, законы? Не возюкай ложкой, тебе для желудка полезно, – бросила она, глядя на то, с каким видом Ал посмотрел в тарелку, садясь за стол. Аппетит не совсем вернулся, но желудок требовал пищи. Бабушка продолжила, будто ее и не прерывали: – Да и вы, молодежь, вечно о правах своих заявляете, забывая об обязанностях.

Ал сдержался, чтобы не возразить, и сунул в рот ложку бульона, кивнув.

– В общем, ко мне тут приходили. Юристы или кто они там, – махнула рукой бабушка. – Хотели прилавок мой купить.

– Юрист занимается другим, – поправил Ал и удивился. – А зачем им твой прилавок?

– Думаешь, я в этом разбираюсь? – снисходительно спросила бабушка. – Молодыми продавцами хотят заменить. Да кто ж тут из молодых торговаться-то будет? Все же в город хотят. Снесут прилавки, да построят торговый центр какой-нибудь. Только вот хозяина рынка я знаю в лицо, а этих в первый раз вижу. Папа твой сказал, чтобы я у тебя помощи попросила, он по телефону не понял ничего.

– Удивительно, – пробормотал Ал.

– Что? – переспросила бабушка.

– Я схожу с тобой сегодня, – добавил он громче.

Вряд ли в их глуши когда-то появится торговый центр, у мэрии просто нет на него денег, а значит, вряд ли те, кто приходил к бабушке, окажутся такой уж проблемой. Зато на рынке Ал сможет уговорить ее отпустить его к Юдзуру.