– Но я так же хочу тебя похвалить, – продолжил Шизуко, слегка прищурившись. – Хорошо написано, Александр, очень хорошо. Ты увлекаешься этим?

– Я никогда раньше не писал, – признался польщенный Ал. Фантазия у него была богатая, а в голове всегда крутилось столько мыслей, но Ал излагал их на бумаге в качестве рисунков. – А что такого хорошего в моем сочинении?

– Ты хорошо описал свои чувства по отношению к отцу, – ответил Шизуко, снова взявшись за листок и пробегая глазами по сочинению Ала. – Я, не зная вас, разобрался в ваших отношениях.

Он пристально взглянул на Ала, и мальчику стало не комфортно. Ему не очень-то хотелось, чтобы кто-то заострял внимания на их отношениях с отцом.

– С твоего позволения, это даже немного печально.

– Верно, – легко ответил Ал. – Мы редко видимся.

– И тем не менее, он находит время сводить тебя пострелять по банкам, – заметил Шизуко.

– Находит, – буркнул Ал.

– Несмотря на ***?

– Что такое ниору? – переспросил Ал.

Он так и не узнал значения этого слова. Всегда либо забывал, либо стеснялся. Сейчас же он был не в том настроении, чтобы смущаться.

– Командировки, – ответил Шизуко на английском.

Ал поднял голову. Точно, учитель английского мог перевести ему любое слово. Мальчик и не думал об этом, когда переспрашивал.

– Вы хорошо знаете английский, – заметил Ал не столько из интереса, сколько как способ перевести тему.

– Да, я учился в Америке, – моргнул Шизуко, все еще внимательно осматривая Ала.

– О, правда? А где?

Учитель помолчал несколько секунд, а потом ответил:

– Стоктон. Не большой город.

– Понятно, – ответил Ал.

Он был без понятия, где это, но и интересоваться не хотел.

Шизуко снова моргнул, словно получил ответ на не заданный вопрос, а затем махнул рукой.

– Можешь идти.

Юдзуру спросил об их разговоре только на обеденном перерыве.

– Что хотел господин Шизуко?

На улице было не холодно, поэтому ребята уединились рядом с умывальниками у спортзала. Положив под себя сумки, чтобы не застудиться от холодного бетона, они сели.

– Похвалил за сочинение, – задумчиво отозвался Ал. – Юдзу, я забыл обед.

– Что, весь? – поднял брови Юдзуру.

Ал развел руками, и друг, скорчив недовольную гримасу, протянул ему контейнер. Ал часто что-то забывал, поэтому удивления у друга это не вызвало, но сегодня причина оставить обед дома у Ала была.

– И что, просто похвалил и все? – продолжил друг.

– Еще сказал, какой я умный и талантливый, и…

– И носитель языка, – закончил Юдзуру.

– Вообще-то я носитель русского, – значимо ответил Ал. – А английский я учил своими силами и великолепным умом.

– И родителями, – добавил Юдзуру. – С рождения.

– Ты умрешь, если меня похвалишь? – воскликнул Ал.

– Много хочешь, – пробурчал тот, дожевывая сосиску.

Юдзу единственный в этой стране, за исключением, конечно, бабушки, знал о том, что Ал из России, и лишь в пять лет переехал с родителями в Америку. Он знал даже то, что Алу пришлось вернуться туда и жить два года у дяди из-за работы отца.

– Ты про свою смерть или про мою похвалу? – уточнил Ал.

– Мою смерть? – возмущенно протянул Юдзуру. – Хочешь от меня избавиться? А кто будет объяснять тебе то, что ты не можешь перевести или не понимаешь? Ой, я оговорился, давать списывать.

– Кроме сочинений, – Ал, оглядывая деревья перед рисовыми полями, словно из-за них за ним будет кто-то следить, потянулся через Юдзуру за бутылкой сока, лежавшей у того в сумке. – Ведь я великий писатель.

– Попробуй что-нибудь написать без ошибок на японском, – парировал Юдзуру.

– Всех кандзи даже ты не знаешь, – мотнул головой Ал. – Никто не знает.

– Ты путаешь хирагану и катакану.

– Когда она написана на доске. Но так ты можешь не бояться, что я у тебя что-то подсмотрю. Все равно не разберу твои каракули.

– Я боюсь не этого, а общаться с таким придурком.

Лицо Юдзуру вдруг перестало быть насмешливо-расслабленным. Странно было общаться с человеком, который думает, что переходит черту на таких мелочах. Но Ал лишь улыбнулся.

– Как же такой трусливый человек собрался в парк развлечений ехать? – деланно удивился он. – Или и там будешь изображать пай-мальчика и не пойдешь никуда, где не написано двенадцать плюс?

Юдзуру повернулся к нему со странным выражением на лице.

– Сеншу, парк в Аките, не парк развлечений, – ровно произнес он. – Там одни деревья и памятники.

Ал почувствовал, что сдувается, как шарик.

– Идиот, – Юдзуру все же улыбнулся и отвернулся.

– Заткнись. Я не местный.

– Иностранец-идиот.

– Юдзу, а пойдешь с ним на площадку?

– Не могу, – отозвался Юдзуру. – Я не предупредил родителей. Извини.

– Точно, – опомнился Ал.

У Юдзуру были строгие родители. Это он понял еще предыдущим летом, когда они только начали гулять вместе. Юдзуру все говорил, как его родители рады, что он начал ходить гулять, а потом не выпускали его на улицу две недели из-за того, что он опоздал домой на каких-то тринадцать минут.

Юдзуру заметно потух, оттого что снова не сможет вырваться на свободу, а Ал подумал, что, возможно, так даже лучше. Пока он не разберется со своим утренним гостем, возможно, ему не стоит подставлять Юдзуру под лишние взгляды.

– Эй, Юдзу, – окликнул Ал друга. – Я зайду в клуб, послушать, как ты играешь.

Ал ненавидел кошмары. Беда никогда не приходит одна. Как и плохие сны. Они тянутся друг за другом из ночи в ночь, липнут к тебе давящим на грудь страхом. Расплываются перед глазами больше обычных снов, чтобы в какой-то момент стать куда насыщеннее приятного марева. Из них тяжело выбраться, даже если осознаешь реальность.

Ал просыпался несколько раз. Он шел по извилистой тропинке горы с тысячью ступеней, куда они с родителями ездили, когда ему было года четыре. Он шел к горке во дворе неподалеку от дома его бабушки. Он взлетал над ним, словно кто-то вздернул его за ноги. Он летел над рынком рядом с двором, где не было людей, лишь несколько черных машин, а торговые ряды были длиннее и выглядели не так, как обычно. Он открыл глаза.

Во рту был неприятный привкус, как от болезни.

– Спишь что ли еще? Не опаздываешь?

Лицо бабушки расплывалось перед глазами. Ал протер их и нацепил на нос очки.

Он посмотрел на часы, стоящие на ящике телевизора – без десяти семь. В восемь ему нужно было быть в школе, но он хотел выйти пораньше, чтобы застать его преследователей, которых он, возможно, придумал. Весь вчерашний вечер он звонил отцу, слыша лишь автоответчик, донимал бабушку с расспросами, пока она не накричала на него и не сказала, что у него слишком богатая фантазия, а ведь он и половины своих предположений не высказал. Ал обиделся и расстроенный лег спать, но сейчас желание действовать вернулось.

От мыслей его отвлек звонок телефона. Он тут же взбодрился, вскочил и побежал в комнату напротив. Ал так и прозвал ее: телефонная. Из мебели тут стоял только стол с телефоном и утюгом, не считая двух стенных шкафов.

– Алло?

– О, это ты, Саш, – Ал не ошибся, звонил отец. По голосу не было понятно, ожидал он услышать сына или нет. – Не разбудил?

Ал придержал свои эмоции и вопросы.

– Я сегодня раньше встал. Бабушка разбудила.

– Что нового? – у отца на линии что-то зашуршало, кажется, он был на улице, но звука ветра слышно не было.

– Объявили о школьной экскурсии, – Ал от нетерпения прекратить типичный разговор и перейти к делу оперся о стол и запрыгал на месте.

– Далеко? – спросил отец, словно не игнорировал сына весь предыдущий день.

– В Акиту, в парк. Юдзу говорит, что нам просто проведут экскурсию, и что там много насекомых.

– В такую жару для вас это будет смертный приговор, – вставил отец. – С Юдзу все еще общаетесь?

– Да, с кем же мне еще общаться? – Он не мог больше терпеть. – Пап, ты не дома?