«То ли счастье, то ль червонцы…» То ли счастье, то ль червонцы, Выбирай весло и лодку, То ли звёзды, то ли солнце, То ли веру, то ли водку. То ли власть – и чёрту душу, То ли святость и вериги, То ли море, то ли сушу, То ли пламя, То ли книги. Я от выбора шалею, У меня глаза собаки, Я без веры сатанею, Только вера нынче – враки. Задыхаюсь в перебранке Депутатского цунами, Боже, раздели буханку Хлеба между всеми нами. Чтобы каждому досталось, Чтоб по голове не били… Слёз на всех уж не осталось, Жребий брошен: или-или. Динамит Во мне заложен динамит, И чёрных дней черёд постылый Бесшумным выстрелом навылет Дырявит мозг… Фитиль горит. Ох, как же хочется взлететь На воздух бешено и звонко, Чтоб разрывались перепонки У тех, кто шельмовал: «Не сметь!» Разбить оскал добрососедства, Уютной и удобной лжи, Швырнуть в немые этажи Орущее от боли сердце. И скорбно дом покинуть свой, Где боль и радость так знакомы… Я стану на пороге дома С неувядающей свечой. Фитиль зажжён, Фитиль горит… Во мне заложен динамит. Брод Солнце. Не пойду по мосту, а вброд. Рот — Неостывшая глина, и хочется пить, Плыть. Всё же не пью. Я целую реку В щеку. «Не трогай эту струну…» Не трогай эту струну. Играй на других – а эту не трогай. Если она оборвётся, чьё-то сердце замолкнет, И судорожно сжатый рот не выдохнет воздух… Не трогай эту струну. Играй на других — а эту не трогай. Ассиметрия Мы жаждем чуда — нет чудес. Они нам веком не позволены. И симметрично светел лес, Рекой, как лезвием, раздвоенный. Разрез двух глаз, размах двух рук И лет зеркальная тождественность, Со знаком равенства заслуг Оригинальность и посредственность. Пусть грянет в окна-этажи Слепящий коготь рваной молнии, Хочу услышать какофонию В оркестре сердца и души. Чтоб все премудрости симметрии Крест-накрест зачеркнули бы Назло законам геометрии Две параллельные судьбы. Зренье
Тайны — не для огласки, Критики — не арбитры. Глаза свои, словно краски, Выплесну на палитру. Цвет драгоценно редкий, Холст закричит из рамы, Пусть колеблются ветки, Малёванные зрачками. Радужная оболочка — Да оживут портреты! Так взрываются почки От зелёного цвета. Гамма оттенков – фронда, Зрячесть слепого – притча: Смотрит с холста Джоконда Не на нас — на да Винчи. Становление Как в людях утверждается Естество? Мозоли превращаются В мастерство. Пылают души Троями — Сплошь следы… Становятся героями В час беды. Светло гореть поэтому Бересте, Становятся поэтами На кресте. «Поисписался…» Поисписался? Суеверье! Всё под рукой, чтоб ни просил: Листки, летящие с деревьев, И облака белее перьев, И лужи полные чернил. Голгофа Молва. Молва, довольная собой. Чужая слава – яблочко мишени. Подсудно чьи-то выкорчевать вены, А если исподволь? Не бритвой, так волшбой? Толпа клыкаста, филигранно зла, Сквозь гниль зубов процеживает сплетни И новой болью, как свинцовой плетью Ударит по лицу из-за угла. Превознесёт сомнений горьких дни, – Будь славен! – прокликушествуют глотки, А эхо повторит стократ: – Будь проклят! Ату его! Распни его! Распни! Они придут к Голгофе. Много тех, Довольных, сытых, с ликом скорбно-лживым, Ткнут под ребро копьё, Проверят — жив ли? – Что нового, Ну как там на кресте? «Как это дорого…» Как это дорого — прийти Домой и чувствовать, что дома, Что на сегодня все пути Закончились в дверном проёме. Что гулкость комнаты пустой Никто словами не нарушит, Что можно быть самим собой И врачевать покоем душу. Что рыжий чай остыл давно, Что свет погашен — ночь ранима… Курить в раскрытое окно И знать: всё в мире поправимо. Вдруг вспомнить прошлогодний снег С его несбывшейся любовью, И одинокий лунный свет Поцеловать у изголовья. |
