Сергей Лазо Баловство небес © С. Лазо, 2013 © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2013 Из книги «Динамит» «Душу как рукопись не прочесть…» Душу как рукопись не прочесть, Души – сплошь заклинанья. Для крика сотни поводов есть, А сколько их для молчания? Чувствам не ведом ни ранг, ни чин, Сами собою светятся, Чтобы расстаться, полно причин — И только одна, чтоб встретиться. Только одна, чтобы любить, Множество – чтоб не сниться, Есть тысячи способов как убить, И только один – родиться. Пенальти Футбольный матч и жизнь – один типаж, Не терпит ни мольбы, ни похвальбы. Не испугает многорукий страж На воротах Судьбы. Над головой Фортуны колесо, И свист трибун — то ликованья крик, Хочу запомнить этот миг в лицо, Моей Удачи миг. Я выложу все козыри на стол, Пенальти – словно косточка на счётах. И я забью свой самый главный гол, Судьба, в твои закрытые ворота. Пульс Шестьдесят ударов — по толчку в минуту. Ровно бьётся сердце и не сеет смуту. Говорят: в покое радость обретёшь, Покороче чувствуй — дольше проживёшь. Только я не верю точному расчёту, Аритмия сердца у меня. И всё тут. Сто чертей по жилам голову сломя, При нормальном пульсе очень болен я. Детская подушка В обыкновенной детской подушке Прячутся сказки, шепчутся сны, Звёзды – ёлочные игрушки На спящих ветках ночной тишины. И снятся детям хвосты и лапы, Зимой – ромашки, а летом – снег, Кому-то кукла, кому-то папа, В общем то, чего у них нет. «В прифронтовой вагонной почте…» В прифронтовой вагонной почте Конверты встретились случайно, Он ей писал, что любит очень, Она — что будет ждать. Скучает. Слова свои послать успели (Судьбой дарованное право): Она — за час до артобстрела, Он — за полдня до переправы. Слова без лоска и без фальши Соединяли как когда-то, А письма шли всё дальше, дальше По адресам Без адресатов. Владимир Высоцкий
Нам каждому свой век положен, Одна глава всемирной саги, Но то, что нам всего дороже, С обратной стороны бумаги. Вот и его не обманули, Спугнули душу, словно птицу, И лишь потом перевернули Судьбы последнюю страницу. «Российский вечный арестант…» Российский вечный арестант, Сибирский тракт мощён проклятьями, Судья – политик и педант, Глаза – гербовыми печатями. Осведомитель напрокат, Возня судебной бутафории, Христос, Иуда и Пилат — Святая троица истории. Охота Поймай жар-птицу на лету Иль лучше срежь её на взлёте, Стань победителем в охоте На самого себя… Ату! Затею ждёт большой успех, Ты так надёжно оклеветан, Что по законам и наветам Убить – во благо. Не во грех. Развязки скорой не тая, Ты грохотни двумя стволами, Вон там, в кустах, душа твоя С глазами выслеженной лани. Дуплетом. Только и всего. Сам Ловчий выстрелом доволен, И жертвою назначить волен Теперь он брата твоего. Танцплощадка В ажурной клетке старой танцплощадки Под неусыпным оком (для порядка!) Танцуют люди, радуются, плачут, Им невдомёк, что можно жить иначе. Что можно не под музыку оркестра, Что можно не под палочку маэстро, Что дтлжно прокричать не «за», а «против», Коль пляшешь ты не по своей охоте. Что хватит маршем громыхать впустую… А люди всё танцуют и танцуют. Тот – залихватски, этот – неумело, На танцплощадке нет важнее дела. Весёлый люд посчитан и стреножен, Остановиться просто невозможно. Танцуют люди невпопад и ломко — Танцуют на своих обломках. Танцуют люди, и не жмут ботинки — Танцуют на своих поминках. Очередь Вся очередь – одна семья: Остра до мазохизма пресса, И жертвы сталинских репрессий Восстали из небытия. Награды — как рубли — в размен, В грязи вчерашние герои, Отрыжка пьяного застолья И дуновенье перемен. И скепсис — словно талый лёд, Уж вовсе не предатель Троцкий, И в телевизоре Высоцкий, И перестройка третий год. Прилавок беден. Что под ним, Неужто спрятанные души? От болтовни опухли уши… За чем стоим? На чём стоим? |
