— Ах-ха-ха-ха-ха! — раздался тонкий театральный смех. — Ну и игрок у вас, девочки. Это скорее ворота.

Я обернулся и вытянул голову. Говорила Аня.

Настя потемнела, лицо заострилось. За спиной, прочь укатывается мяч.

— Смотри прыщами не покройся от стараний, — прошипела она.

— О, — тут же включился я, — вы решили сменить игровое поле на сцену? Будет словесный батл? Может всё-таки покажете как можете бить и принимать мяч?

— Уже всё понятно, — подбоченилась Анна и посмотрела на подружек. Те поддержали и с презрительными улыбками уставились на Настю.

— Так игра ещё не окончена, — сообщаю я. — А вы не ведитесь на провокации — это ведь тоже приём. Сейчас разозлитесь, перестанете контролировать игру и точно проиграете. Ну! Собрались! Все лишнее из головы вон! Настрой только на победу.

Скованные гримасами дурных эмоций лица, вдруг расслабились. Команде Насти, что поделилась на две части, такая простая мысль в головы не приходила. Одни смотрели на белокурую красавицу с осуждением, другие — в сторону едких соперников. Но теперь я вижу сплочение.

Дальше больше наблюдал за девушками. Это и приятней глазу, и теперь уже интересней. Первые очки получали на порыве, потом пошёл пот, начала одолевать усталость и эмоции поулеглись. К концу уже бились отчаянно, но не сдаваясь. Как тренера, меня это только радует.

И всё же команда Насти проиграла. Несколько очков, но тем не менее. К торжеству Анны и даже реплике. Короткой, без былого яда, больше похожей на дань. Я дал команду на отдых, поздравил и поддержал. Пригласил их присесть в тенёчке, чтобы сыграть потом ещё, но девушки отказались. Время позволяет поступить и так, и так.

Солнце нагнало зноя. Парни начали стягивать майки, прикладываясь к ряду кранов на уличных умывальниках. Девушки более сдержанно — почти у каждой по бутылке и полотенцу. Вместо него может быть и платочек, как у Насти. Я между делом приблизился к ряду сидений, где она отдыхает. Присмотрелся — на нём рисунки ягод и зверей. Сделал себе напоминалочку.

Полчаса быстро прошли и ребята потянулись в учебный корпус.

— Настя!

Её взгляд нашел меня стоящим возле площадки.

— Можно на минутку? — добавил я и, когда девушка приблизилась, продолжаю: — Хотел попросить твой платочек.

— Этот? — удивлённо и растеряно показала она, выудив его из кармана свободных шорт.

Я кивнул.

— Но…

Я не стал слушать и просто забрал его.

— Ещё влажный, — с полуулыбкой произнёс я, не отводя взгляда.

— Вот извращенец! — заискрило грозой её лицо. — Подавись им!

— Уж точно не им.

Она обдала меня гневом и, не став выяснять, что же имею в виду, ринулась к учебному корпусу.

От компромата есть плюсы. В отношении Бурёны — это доступ к кухне. За небольшой период наших особо «близких» отношений, она уже знает, чем угодить и потому держит гранатовый и ананасовые соки. За бутылкой последнего я и зашёл.

Неспешно прогуливаясь по лагерю, задумался о роли новообретённого предмета. Платочек лежит в кармане. Уже почти сухой. Всякий подумает, и правильно сделает, что мне он нужен для одного дела. Зачем ещё фетишисты охотятся за подобными артефактами?

Я приложился к стеклу и сделал несколько глотков. Приятной кислоты и сладости жидкость обдала рот и вторглась в мозг безумной гаммой вкуса.

Избегая мастурбации, я словно обрубаю ноги своему фетишизму. Но вместе с тем дарую крылья более сильному чувству. Можно сказать, наваждению или даже мании. Словно заклинатель змей, я пытаюсь управлять стихией, исследую её, а за одно и себя. Смотрю в чёрные бусинки глаз этой кобры, если не гидры. Балансирую на грани.

Может ли страсть стянуть человека в пропасть? Этот вопрос не требует ответа, скорее уж надо спросить — можно ли удержаться, когда уже поволокло? Проживая здесь, в лагере «Лесная сказка», я нашёл себе цель и смысл жизни. В исследовании, в познании, в обдумывании.

Я навёл порядок на площадках, подобрал джинсовую курточку, оставленную Дилярой. Уже завтра будет первый раз посещения сменой верёвочного парка — это одна из любимых забав. После случая с Мышей, я проверяю узлы, крепления и карабины с особой тщательностью. Вот и сейчас, пока есть время до ужина, пройдусь в прореженный лесок за домиками и проверю основные элементы.

Часть верёвки на зиму снимается, остаются только основные элементы путей. В теории убирать надо всё. Открытая атмосферная среда разрушает нити и может быть срыв. Суровая же практика такова, что мы, хотя будет правильней сказать я, заново провешивая перила и прочие элементы парка, проверяем на прочность перезимовавшие элементы. Причём не на халяву, а с перегрузками. Если внимательно относится к изменениям и признакам, то удаётся всё держать под контролем.

Хвойный дух наполняет мир. Разогревшись на солнце, ели и сосны особенно сильно исторгают аромат, прогоняя всякую хворь. Я бросил курточку на стол и полез по лесенке к началу всех путей. Здесь у нас своего рода склад — в домике на дереве. Взгляд упал на обвязки. Вещь не только функциональная, но и довольно провокационная.

Удобнее всего надевать обвязку на самую тонкую из имеющейся одежды. У девочек это брюки и шорты в обтяжку, либо термобельё. Любой из перечисленного — это откровенный наряд. Да спорт, да у некоторых ни форм, ни темперамента, но нижняя обвязка даже в самом тяжёлом случае охватывает бёдра так, чтобы их выделить, подчеркнуть. Ткань при этом натягивается.

У парней и мужчин обычно нет стеснения из-за выпирающего органа, но даже для нас обвязка — это своего рода эксбиционизм. Конечно, всё это имеет значение лишь до тех пор, пока ты на земле. Даже самые стеснительные из бывавших в лагере девчонок, в итоге забывали про всё.

С громким треском, всю мою мечтательность и неспешность выбило вон. Из глотки вырвался вскрик, а руки судорожно вцепились в перила.

Оборвалась основная верёвка, к которой цепляются брёвнышки. Правая сторона. Вот хвост верёвки вынырнул из череды карабинов и деревяшки задёргались на второй, ударяясь друг о друга.

Судорожно опустился на руках и разжал пальцы, чтобы повиснуть на страховке. Надо перевести дух.

Под задницей метров пять. Уносятся вверх сосны, всё так же щебечут птицы, а сердце, как шаманский бубен, гулко стучится в груди.

— Фу-у-ух, мать твою…

Несколько успокоившись, я укрепился, подключив ещё и верхнюю обвязку и пополз обратно. Хорошо ещё, что никто…

— А ты везунчик!

Я вздрогнул и заозирался — тяжело смотреть вниз, вися как ленивец на верёвке.

— Кошка! Ты чего тут забыла?

— Вовсе не забыла. Слезай, дело есть, — поманила она.

— Кстати… — натужно выдавил я, подтягиваясь, — хорошо, что пришла. Поможешь мне.

— Ну уж нет, — рассмеялась она. — Теперь точно нет.

— Теперь?

— Ага, — весело заявила она, — мне же должно что-то полагаться за молчание, что у тебя тэ-бэ не соблюдается.

— Ах ты лиса хитрожопая!

— Твоя школа, — тут же донеслось снизу.

— Моя⁈ Это где я хитрожоплю?

— Спроси лучше, где нет, Саша, — пропела та. — Давай быстрей, а то нас хватятся.

— За хрен свой… — делай последнее усилие, прорычал я, — пусть хватаются.

Спустя пару минут оказался на земле. Хитрые и весёлые глаза кошки сопровождали весь путь.

— Отпусти завтра до обеда?

— А чего у меня спрашиваешь, иди к Эконому.

— Брось, Саш, — склонила она голову, — я честно забуду, что у тебя верёвка порвалась и ты чуть не упал.

Желчно отвечаю:

— Я бы не упал.

Несколько секунд подумав, добавляю:

— Хорошо, иди. Только помоги сейчас. Очень надо.

— Бли-и-ин, Саш, — скуксилась она, — я же высоты боюсь!

— Тут метров пять всего, даже четыре.

— Это отсюда кажется мало, а там, я знаю, будет как десять.

— Ничего ты не понимаешь, — усмехнулся я, подхватывая под руку. — Сейчас наденешь обвязку, я тебе страховочку сделаю, к верёвочке пристегну. Места разные поглажу и забудешь ты, что над землёй весишь.