— Благородно с твоей стороны, — улыбнулся я.

— Да запарили, блин!

Спустя мгновения мы оказались в зале. Должен признать, что английская классика нравится мне больше, чем эта, поздне-имперская, но в то же время я не могу отказать ей в особой душевности и даже стиле. Пусть я и не жил при имперском строе, а ностальгия всё равно есть.

— О-о-о, как много! Мы разве съедим столько? Или кто-то ещё придёт?

— Да, я пригласил ребят со смены. Катю, Дилю, Машу с Дашей… ну и капитанов, конечно.

Она неверяще уставилась на меня.

— Да блин! Ты же подшучиваешь надо мной.

— Прости, — улыбнулся я, счастливый, что подкол удался. — Просто переборщил с заказом. Ты-то ешь как ребёнок, но даже мне с оставшимся не справится.

Мы расположились на диване, сопровождая обед беседой.

— У тебя есть какие-нибудь планы на будущее?

— На это лето? — посмотрела она дивными глазами.

— Я имею в виду после окончания школы.

— А-а-а… — призадумалась Настя. — Не знаю, Саш. Серьёзно я не думала об этом. Мой старший брат сейчас в столице, в бизнес-колледже, потом, папа говорил, ему ещё юридическое надо получить. Типа чтобы помогать и получить уже потом управление над папиными делами. Старшая сестра в Европе учится, на генетика. У них даже летом какая-то то ли учёба, то ли практика. Хотя она только первый год отучилась. Круто, да?

Я кивнул, уплетая рагу из телятины.

— Родители уже давят, типа надо выбрать куда хочу и это вот всякое. А я не знаю…

— А что с оценками в школе? Любишь учиться?

— Ненавижу школу и учёбу, — поморщилась Настя. — Но я отличница. Просто так удобней. Когда ты заучка, то никто особо не пристаёт и не лезет. Один раз их пошлёшь и всё. Но мне пофиг на оценки. Я бы даже двоечницей была. Ненавижу учёбу. Но если ты не успеваешь, то сначала тебя пересадят подальше. Одноклассники будут думать, что ты точно куришь и ходишь на вписки, а значит можно материться и пошло шутить в твоём присутствии. Приглашать куда-нибудь и вообще лезть! Бесит!

Я выслушал с большим удивлением. Спорить или как-то комментировать не хочется, поэтому решил упомянуть другое:

— Это значит, что потенциал у тебя большой. Хоть в спорте, хоть в учёбе. Можешь выбрать что угодно. Практически.

— Думаешь? — перехватила она мой взгляд. — Но чем же мне заниматься?

Я по-доброму рассмеялся.

— Сейчас модно считать, что личность выше интересов общества. Раньше, правда, говорили «интересов государства», но, опять же, такова мода, что государство нынче враг и воспринимается как нечто стороннее. Поэтому в дань этой чёртовой моде, будет правильней не обязывать тебя ничем. Ты же не стеснена в деньгах, можно и не напрягаться. Человек волен выбирать. Пресловутая свобода.

— Ты предлагаешь вообще ни на кого не учиться? — опешила Настя.

Я снова усмехнулся.

— Не так, Пчёлка. Я предлагаю прежде чем жертвовать годами жизни, точно понять зачем тебе это надо? Допустим, большинство наших соотечественников вынуждены сделать что-то, прежде чем вырастут, чтобы иметь возможность заработка. Хотя и тут мы оказываемся в плену пережитков и установок. Ведь можно же попрошайничать, воровать, заниматься проституцией или ещё как-нибудь хитростью или подлостью, но добыть еды и денег. Не нужно учится, стараться, сдерживаться. Зачем это делать?

— Эм-м-м… Саш? — растерялась Настя.

— Прости, — выдохнул я. — Понимаю, что звучит дико. Попробую облечь в слова то, что омрачает мне мысли. Давай представим, что ты доктор и спасаешь жизни людей. Это достойно? Это может считаться смыслом для собственной жизни?

— Наверное, — пожала плечами Настя. — По идее так.

— Но однажды ты узнаёшь, что всех, кого ты спасла, в итоге, увезли на какие-нибудь рабские копи, то есть шахты, где они все до единого померли от побоев и невыносимого труда, а деньги, вырученные с этой шахты, достались некому владельцу и он спустил их на шл… на своих, скажем помягче, любовниц. Как бы ты отреагировала?

Настя заметно растерялась. Потребовалось время, что она нашлась с ответом:

— Это, конечно, ужасно. Я даже представить такое не могу. Вероятно, я была бы очень зла и постаралась отомстить.

— Вот! Всё верно, так ведь, по сути и бывает. Но есть проблема, что если модель этой ситуации растянуть на всю Землю. Кому мстить, когда «копями» стали все ведомые земли, а власть владельца простирается от океана до океана. Чтобы мы не делали, как бы ни боролись, но всё, в итоге, обратиться во прах.

— Но это же не так, Саш! — поспешила возразить Настя.

— Смотря какие временные промежутки брать и смотря в каком ракурсе рассматривать, моя Пчёлка. Сейчас в нашей стране нет идеологии. Она официально запрещена. Но что такое идеология? Это главная идея общества, обуславливающая смысл бытия. В ней объясняется зачем мы до сих пор шебуршимся, ибо больше уже не животные, но всё ещё не… кто? Куда мы идём?

— Я не знаю, Саш, — грустно ответила Настя, хотя это и был риторический вопрос.

— И вот понимаешь, Насть, если тебе с официальных трибун говорят, что отныне у нас никто никому ничего не должен, мол, чем хочешь, тем и занимайся, а если вообще нет желаний, то лежи без движения — какой смысл в чём-либо? Мыслители прошлого оформили эту дилемму в религиозное течение. Мол, всё есть Абсолют, всё есть Пустота. Никакого смысла не существовало и не существует, поэтому нет вообще никакой разницы куда идти и чем заниматься. Нет более важных занятий, нет ничего. И по факту всё наше бытие лишь миг, Иллюзия.

— Но это же не так? — с надеждой произнесла она.

— Есть другое воззрение. Тоже фундаментальное и, честно говоря, даже просто по количеству этих воззрений можно предположить, что вернее, скорее всего, оно. В нём всё основано на постулате, что мир многополярен. Как правило говориться, что в форме дуализма. Инь и янь, свет и тьма. Исходя из этого постулата, мы имеем вывод, что материя конечна. Что всё имеет свойство заканчиваться или умирать. То есть жизнь — это движение. От точки «А», в точку «Б», что в свою очередь наделяет всё творящееся смыслом. Поняв его, мы можем создать единственно верную идеологию. В общем, Пчёлка моя, если смотреть с первой позиции, то какую бы ты не выдумала себе причину, а, возможно, под диктатом какой бы не оказалась, не будет между ними никакой разницы. Посвятишь ли ты всю жизнь заботе о людях или умрёшь от наркотиков за год-два.

Возникла логичная тишина, отделяющая одну концепцию от другой.

— Второе воззрение наоборот предписывает тебе всяческую дисциплину. Вечный поиск и напряжение до последнего вдоха. Ни о каком бездарном прожигании жизни речи быть не может.

— Мне почему-то кажется, что ты сам не выбрал, — покосилась Настя.

— Да, есть третий путь, — грустно покивал я. — Это когда ты делаешь вид, что глупенький и живёшь как придётся. Поддаёшься силе жизненных обстоятельств.

— Ах-хах, звучит круто, — сняла Настя тяжесть отзвучавших недавно слов.

— Ну, я воздержусь, пожалуй, от оценок.

— Сохранишь лицо? — догадалась она.

— Вот-вот, я это сравниваю с пиджаками на бомжах. Вроде и бомжара, но в пиджаке.

Нас разобрал хохот. Уже после я всё же вернулся к первоначальному вопросу:

— Мне кажется, что ты амбициозна и просто не хочешь быть кем-то из. Нужно что-то творческое. Актриса, художник, певица, может даже писатель или автор визуальных новелл. О, может быть архитектор⁈

— Но я плохо рисую… — запротестовала Настя.

— Когда-то ты и ножками с трудом перебирала. Эх, хотел бы я поразглядывать твои детские фото.

— Если это случится, мне придётся покинуть этот мир, — изменилась Настя в лице.

— Чего это? — тут вернул я.

— Этого лучше никогда не видеть. Я обязательно найду где мама хранит фотоальбом и сожгу его три раза.

— Три⁈ — рассмеялся я.

— Да, нужно ещё и пепел пережечь на два раза, чтобы уж точно никто и никогда не смог это восстановить.

— А цифровых что ли нет?

— Уже нет, — с дьявольским торжеством подтвердила Настя.