– Дело не в отваге, – Миша покрутил колесико магнитолы, уменьшая звук радиоканала и немного сбрасывая скорость автомобиля, явно настраиваясь на длительную беседу, – просто она очень похожа на мою школьную учительницу по математике – Ларису Денисовну Ковальчук.

– И что? – переспросил Артем, которому это ровным счетом ничего не объясняло. С таким же успехом Миша мог сказать, что она похожа на Маргарет Тэтчер или молодого Хамфри Богарта. – Это была твоя большая школьная любовь, чей светлый образ до сих пор тревожит тебя одинокими тоскливыми вечерами? – машинально произнес Артем первое, что пришло ему в голову, с грустью продолжая рассматривать за стеклом удаляющихся путан.

– Нет, – по безжизненному лицу Михаила пробежала судорога, сделавшая его похожим на печального персонажа из итальянской комедии дель арте, – это сука, которая испортила все мое детство…

Какое-то время после этого они ехали молча. Миша собирался с мыслями, наслаждаясь школьными флешбеками, а Артем, одной рукой нажав кнопку стеклоподъемника, другой достал из кармана пачку сигарет, собираясь закурить, в ожидании пока его друг решится выговориться, вылив на товарища все то эмоциональное дерьмо, что накопилось у него внутри за эти годы. Приходилось признать, что принудительная ассенизаторская работа – обязательный побочный эффект любой дружбы и близкое общение без копрофилии невозможно. Не исключено, что восторженный обмен дерьмом и является в целом квинтэссенцией всех наших отношений в социуме.

Наконец-то, опомнившись, Миша продолжил начатый ранее разговор,

– …эта тварь обожала бить нас указкой по рукам за любой проступок. А девчонок она таскала за волосы и называла шалавами. Знаешь, что она однажды сделала с моим одноклассником, опоздавшим на урок?

Медленно выдохнув дым в приоткрытое окно, Артем даже не попытался строить какие-либо предположения. Понятно было, что вопрос исключительно риторический, на который Миша сейчас же сам и ответит, иначе его предыдущая речь теряла всякий смысл.

– Она заставила его стоять в углу со спущенными штанами, в одних трусах, чтоб он понял, как стыдно и нехорошо задерживаться на перемене. В одних трусах…, – Миша, скривившись, эмоционально ударил ладонью по рулю.

– Всю свою учебу в школе я мечтал, чтоб она сдохла. Так что трахнуть эту мразь было бы неплохим закрытием гештальта, – признался Михаил, завершая свой спитч.

– Он стал эксгибиционистом? – задал вопрос Артем.

– Кто?

– Твой одноклассник.

– Не знаю, – Миша, очнувшись от воспоминаний, безразлично пожал плечами, – кажется, он стал риэлтором. Хотя возможно, лучше б он бегал голым по городскому парку. Это, по крайней мере, лечится, – добавил он, уже спокойным тоном, немного подумав.

Артем согласился. Трудно понять насколько велико преимущество в общественном мнении у риэлторов перед эксгибиционистами. И есть ли оно вообще.

– У меня тоже была одна похожая преподавательница в школе, – сказал Артем, продолжая заданную тему, – обожала всякую паранормальную ересь, поэтому могла запросто поставить всем нам двойки, только потому, что по гороскопу у нее хреновый день. А на занятиях вместо деепричастных оборотов она рассказывала нам ужасающие истории про злых домовых, пришельцев и черную магию, с обязательными кровавыми жертвами и родовыми проклятиями. Как-то целый урок она читала нам вслух «Молот ведьм».

– Она их видела? – Михаил усмехнулся, вопросительно подняв брови.

– Инопланетян? Конечно, – утвердительно кивнул Артем, затягиваясь сигаретой, – Она даже входила в президиум городского общества уфологов, как один из самых частых контактеров. Сейчас мне кажется, что у нее была легкая стадия шизофрении и неустроенная личная жизнь, – он вспомнил спрятанные за линзами очков глаза Галины Адамовны Велмер с плещущимся в них безумием и невольно ощутил пробежавшую по телу дрожь. – Эта чокнутая была уверена, что в нас сидят бесы. Поэтому рано или поздно она бы точно кого-нибудь убила.

На миг Михаил отвлекся от дороги, повернувшись лицом к Артему так близко, что тот кожей ощутил его дыхание.

– Вы ее боялись?

– До жути…, – признался Артем, – Даю голову на отсечение, что у многих до сих пор остались фобии, навеянные той невероятной чушью, которую она лила нам в уши. Если кто-то из моих одноклассников сейчас стоит на учете у врача-психиатра, то это полностью ее заслуга.

На секунду представив психиатрическую лечебницу, заполненную одноклассниками, в больничных пижамах ожидающими очередной порции галоперидола, Артем решил, что с выбором места для встречи выпускников в дальнейшем можно будет не задумываться, просто собираясь за одним столом и глотая прописанные врачом таблетки, по очереди делясь своими диагнозами.

– И чем все кончилось? Ее депортировали обратно на Альфу Малого Пса за нарушение визового режима? – поинтересовался Миша, явно ожидавший какой-то экстравагантной концовки в стиле депрессивного Эдгара По.

– Почти. Ее госпитализировали. Однажды вечером она пыталась повеситься на турнике в нашем школьном спортзале, но не выдержала веревка. Пришедшие на занятия ученики были сильно удивлены. Только после этого мы избавились от необходимости выслушивать ее бред. Так что теперь я плохо знаю русский, но отлично разбираюсь в инопланетянах и снежных людях, – с горечью подвел Артем итоги своего школьного образования, – Если задуматься, то, наверное, я бы тоже хотел ее трахнуть, чтоб завершить свой гештальт.

Оглянувшись на оставшуюся где-то вдалеке пожилую путану он подумал, что побитая жизнью ночная бабочка пользуется популярностью, лишь только благодаря тому, что заглаживает какие-то свои кармические грехи, помогая взрослым мужчинам избавиться от детских психологических травм.

Уже почти стемнело, и накрапывал мелкий дождь, когда Миша начал резко притормаживать автомобиль при виде голосующей впереди ссутулившейся женской фигуры.

– Ты решил, что эта путана чем-то лучше остальных? – скептично пробормотал Артем, не очень понимая смысл данного маневра.

– Нет. Но она не проститутка.

Артему пришлось признать что, скорее всего Михаил был прав. На скучном, невыразительном лице барышни ранне-бальзаковского возраста не было и следа косметики, голова была обвязана темным платком, а ноги закрыты практически до пят длинным черным платьем, поверх которого накинута серая старая пуховая куртка. Рядом с ней стояла большая клеенчатая дорожная сумка. Если это и была проститутка, то весьма оригинальная, для любителей провинциальной экзотики, дешевого самогона и ароматов навоза.

– Мне кажется, мы должны ей помочь, – сообщил Миша, невозмутимо поворачивая руль к обочине, – не мокнуть же ей тут ночью под дождем, к тому же нам, как паломникам, положено совершать добрые дела, – привел он сомнительные аргументы в защиту своего благородного поступка, останавливаясь у края проезжей части, как будто это делало его на ступеньку ближе к Богу.

Действительно, Артем чуть не забыл, что они теперь паломники. Поморщившись он посмотрел на лежащую на заднем сидении икону. Простынь, которой та была обернута, сползла в сторону, и сквозь пакет на него глупо пялился почти родной Макарий.

– До Смирновки довезете…? – спросила неожиданно сиплым голосом женщина, засунув свою голову в салон так глубоко, что Артем смог рассмотреть родинку у основания носа и редкие усики над верхней губой.

– До Смирновки…? – зачем-то повторила она.

В проложенном ими маршруте таких населенных пунктов не значилось. Скорее всего, это была какая-нибудь забытая всеми дыра, население которой до сих пор в день летнего солнцестояния, упившись самогоном, сжигает в жертву богам урожая очередного зазевавшегося дачника.

– Это где? – спросил Артем, напряженно пытаясь вспомнить названия ближайших городов и весей.

– Тут недалеко, – она махнула рукой вперед, показывая на дорогу, – километров восемьдесят по трассе, и потом влево еще километров пятнадцать по грунтовке. Я покажу.