В зал проскользнул Чу и вручил Чжу ответ Фана.

Чжу развернула письмо, отметив, что его уже вскрывали и, вероятно, прочли. Но об этом можно подумать позже, а пока надо сосредоточиться на насущной задаче.

— Что там? — спросил Юйчунь, не заметивший ее реакции.

Чжу постаралась изобразить спокойствие, пряча письмо:

— Как и ожидалось. Мы встретимся и обсудим мое предложение. На данном этапе этого достаточно.

Технически так оно и было. Чжу не ждала, что Фан встретит ее с распростертыми объятиями. Ожидала она другого — что пират примет ее как подобает, с учтивостью, соответствующей ее положению: все-таки одна из основных держав в их краях! Но получила высокомерное предложение встретиться после праздничка, подразумевающее, что день рождения куда важней ее визита. А это уже означало, что убедить Фана будет непросто, хотя Чжу надеялась на обратное.

Она чувствовала на себе непроницаемый взгляд Чу, сидевшего напротив. Он прочел письмо, резко подумала Чжу. И все понял. Цзяо тоже наблюдал за ней, но более открыто. У него на лице было ясно написано снисходительное «так я и знал». Надеюсь, у вас найдутся и более весомые доводы.

Но даже если задачка сложней, чем казалось сначала, непокорно подумала Чжу, она не сдастся. Как можно? Ее желание слишком велико.

— Старший командир Чу видел письмо пирата, — заметил Гэн. Бамбуковые ставни пустой комнаты, отведенной Оюану на постоялом дворе, дребезжали на ледяном ветру. Здесь еще не выпал снег. А может, на побережье его и не бывает. Вдаль уходил ровный бурый берег с полосой сверкающей пены. — Это было открытое оскорбление. Он не намерен заключать союз с Чжу Юаньчжаном.

Интересно, по приливной полосе пройти можно? Наверное, засосет. По дороге из Иньтяна у Чжу не было возможности уделить время генералу. Боль облаком распирала Оюана изнутри, просачивалась во все щели, грозила разорвать его на части. Он сказал себе: «Еще немного продержись».

— Вы меня слушаете? У Чжу Юаньчжана флота нет и не предвидится. Чэнь Юлян его сметет. Вы обещали, что мы пойдем своей дорогой, если нам с ним станет не по пути.

Генерал не мог перестать думать о том, как Чжу спасал его, причиняя ту, другую, боль. Телесную. Милосердную. Вытесняющую все — невыносимые воспоминания, душевную муку, — пока от Оюана не оставалось голое семечко, невесомо висящее в глубине исцеляющей, совершенной, пламенной агонии. Почему Гэн никак не отстанет и не уйдет? Невыносимый зануда. Оюан мечтал об одном: чтобы Чжу пришел и принес долгожданное облегчение.

Гэн не унимался:

— Или вы забыли, зачем вам все это?

Прозвучало как пощечина. Так и задумывалось. Оюан прорычал:

— Забыл?!

Неимоверным усилием он отогнал от себя внезапно нахлынувшие воспоминания. О событиях, которые он никогда не забудет. Даже после смерти, свирепо подумал Оюан. Такое не забывается.

Гэн, ничуть не смущенный его вспышкой, просто ждал. Не стоит объясняться с тем, кто обязан повиноваться без рассуждений. Но Гэн уходить явно не собирался, и Оюан начал:

— Фан Гочжэнь примет предложение. Чжу Юаньчжан умеет… — Он примолк, ища подходящее слово, потом с отвращением закончил: — …убеждать.

— Чжу Юаньчжану, — с деланым спокойствием возразил Гэн, — нечего предложить.

— Найдет. И все получится. У него всегда получается.

Не будь это правдой, слова Оюана не прозвучали бы столь горько. Чжу мчался навстречу будущему так, словно оно реальней настоящего, и мир расступался перед чистой силой его веры и решимости. Люди — тоже.

— Допустим, мы бросим Чжу Юаньчжана. А что делать с Главным Советником? Если мы пойдем одни и проиграем…

При этой мысли по спине пробежал холодок. Оюан даже вообразить не мог, каково погибнуть, не достигнув цели, в полном осознании тщетности всех усилий и жертв.

— Я бы о Главном Советнике не беспокоился, — со странной беспечностью ответил ему Гэн.

Бамбуковые ставни пели, как колокольцы на ветру.

— У него всегда было много врагов при дворе. Не уверен, что он еще командует армией.

— Ах, не уверены?!

Гэн шутит, что ли? Он всерьез вознамерился убедить Оюана принять главное в жизни решение на основании догадок? Генерал ответил тоном, не допускающим — как он надеялся — возражений:

— Я говорил правду насчет Чжу Юаньчжана. Я покину его, едва он перестанет быть полезен. Но для этого не будет причин, если он сможет добыть флот и одолеть Чэня Юляна.

— Ясно.

На квадратном лице Гэна не было написано ровным счетом ничего. Интересно, мимоходом подумал Оюан, о чем он думает? Неужели ему так не терпится вернуться к крестьянской жизни, что он готов идти на Даду хоть завтра, невзирая на риск? Мимолетное любопытство перешло в нетерпение. Это ведь его миссия, его судьба, его боль. Гэн и Чу нужны, только чтобы помочь ему достичь цели. Даже Шао был более важен.

— Ждать — пустая трата времени, — сказал Гэн. — Надеюсь, вы поменяете свое мнение, когда он провалится.

Поднимаясь на второй этаж постоялого двора, где располагались гостевые комнаты, Чжу столкнулась на лестнице со старшим командиром Чу. Тот как раз спускался.

— Спешим, никого не замечаем, — засмеялась Чжу. — Нет, не стоит изв…

Чу, рассыпаясь в извинениях, попытался протиснуться мимо Чжу и поднять ее кожаный мешок с кое-каким медицинским инструментарием, который улетел на пролет ниже. Чжу отбросила свое королевское достоинство и, присев, подняла мешок. А заодно и какой-то листок бумаги.

— Твое? — Чжу с любопытством глянула на письмо. — Ты пишешь по-монгольски?

Чу при ней говорил только по-ханьски, даже с Оюаном, и, хотя его хэнаньский выговор имел некоторые северные черты, непривычные уху Чжу, это все же был наньжэньский выговор. С другой стороны, он ведь годы провел в монгольской армии, в отличие от ее собственных воинов.

Еще послушником Чжу научилась читать незатейливое монгольское письмо, так непохожее на обычную письменность. Она тщательно прочитала письмо. Список закупок. Чжу вернула его хозяину.

— Монгольским я привык пользоваться в военных делах. Всякое снаряжение… Я даже таких иероглифов не знаю, — Чу сокрушенно пожал плечами. — Вот что бывает, когда в монгольскую армию тебя загребли в шестнадцать. Я обсуждал с генералом кое-какие идеи. Насчет того, что нам нужно для финального броска к Даду. Сияющему Королю следует дать ему знать, не нужно ли еще что из снаряжения. Я выполню ваши распоряжения, как только мы вернемся в Иньтян.

Чу прижалась к стенке, и они кое-как разошлись на узкой лестнице. Дальше она поднималась в глубокой задумчивости. Итак, Чу пишет и читает по-монгольски. Возможно, это умеют все наньжэньские командиры в монгольской армии. Но… Чу ведь прочел ответ Фана. Из любопытства? Или были еще мотивы?

В тот раз, когда они с Оюаном набрели на гонца, беседующего со шпионом, последний сообразил, что коня вспугнули Оюановы призраки. Каждому солдату известно, что генерал у них непростой — огонь при его приближении начинает мерцать, звери рычат или убегают. Неудивительно, что шпион сложил два и два. Странно другое. Лошадь самого шпиона даже ухом не повела. Чжу знала, что кони со временем привыкают к параду призраков. Иначе бы Оюан и верхом ездить не смог. Не значит ли это, что шпион входит в ближайшее окружение генерала и его лошадь к духам давно привыкла?

Друзей у Оюана не было. Равно как и доверенных людей в высших эшелонах армии. Насколько Чжу понимала, генерал готов тратить свое время только на двоих командиров-наньжэньцев, которые примкнули к нему, еще когда он решил предать Принца Хэнани.

А вот это уже интересно.

Чжу поднялась на последний этаж, но направилась не к Оюану, как намеревалась изначально, а в комнату на другом конце коридора. Пинком распахнула дверь и вошла.

На полу лежали три бамбуковых матраса, но занят был только средний. Юйчунь подскочил, одеяло сползло с голого торса. Увидел, кто пришел. Выдохнул. Его обнаженная подруга испепелила Чжу взглядом и прошипела: