— Заходим на цель.

Я включила экран локатора, придвинула к себе аппарат наводки и зажала в руке ребристую ручку с пусковой кнопкой.

— Мы не сможем опуститься слишком низко, а локаторы на «Грумах» слабые, — сообщил он. — Стрелять придётся почти вслепую.

— Здесь хорошая система наводки, — ответила я.

Через некоторое время на экране туманно засветились пять пятен. Я сразу же нашла то место, где видела маленькую точку крейсера. Крутя ручки, я передвинула на это место визир настройки.

— Мы сможем ещё спуститься?

— Не более чем на двадцать тысяч метров.

— Мало… Но хотя бы так.

— Можно рискнуть на пятьдесят.

— Не нужно рисковать. Я прицелюсь.

— Мы не можем ошибиться на этот раз, Лоранс.

Я молча смотрела на экран. Координатная сетка постепенно увеличивалась, нити азимутов уходили влево, на их месте проявлялись дополнительные линии. Наконец, чуть сбоку появилась ускользающая точка.

— Достаточно, я вижу, — произнесла я, совмещая с ней перекрестье прицела и вслепую набирая на добавочном пульте поправку на скорость «Грума».

— Мы над целью, — сообщил Торнадо.

Призрачная точка на мгновение вспыхнула ярким светом, и я нажала кнопку. В тот же миг за окном что-то ало вспыхнуло. Изображение снова помутнело. Я оторвалась от экрана и посмотрела на Торнадо. Он, кусая губы, смотрел на меня. В его глазах было отчаяние.

— Мы были над целью, — произнесла я тихо. — Всего сто тысяч метров. Это идеальная позиция. Я не могла промахнуться.

Он с досадой ударил кулаками по штурвалу. Мы уносились всё дальше от цели.

— Это моя вина, — признался он. — Они неожиданно начали обстрел. Эта вспышка… У меня чуть дрогнули руки, и «Грум» сошёл с траектории. Совсем чуть-чуть.

— Этого хватило для промаха.

— Как же я!.. — он снова ударил по штурвалу.

— Не переживайте так. Это и моя оплошность. Я не учла особенности вашей техники. На наших аппаратах при захвате цели никакая тряска не может повлиять на точность выстрела.

— Что будем делать?

— Нужно возвращаться и снова заходить на цель.

— Вы с ума сошли, — спокойно произнёс Торнадо. — Они будут стрелять и наверняка уже выводят из ангаров «Грумы».

— Они не ждут, что мы вернёмся.

— Но они быстро поймут это. Летим на базу и передадим точные координаты крейсера. Теперь они нам известны.

— Вы уверены, что они не успеют переместить крейсер до того, как база его уничтожит?

— Теоретически это возможно. Но я не хочу, чтоб вы погибли.

— Спасибо, но я не собираюсь погибать. Возвращаемся на траекторию.

Он смотрел на приборы, потом кивнул и повернул штурвал.

— Если с вами что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу.

— Просто не успеете, — пробормотала я.

«Грум» сделал широкую петлю и снова зашёл на цель. Я посмотрела на экран.

-Только не виляйте, что бы не случилось. По скорости я смогу сориентироваться, но малейший поворот корпуса всё смажет: слишком большое расстояние.

Ответа я не услышала. Перед моими глазами туманно светились базы. Потом перекрестье визира скользнуло на нужную координату. Крейсер был на месте. Я уже видела эту едва уловимую точку. За окнами что-то засверкало. В салоне взвыла сирена. Пальцы снова застучали по клавишам добавочного пульта. Точка вспыхнула, и я со злостью нажала кнопку пуска до упора. Перед глазами снова всё расплылось. С чувством выполненного долга я отодвинула аппарат наводки. И в следующий миг кабина с грохотом раскололась и всё завертелось в каком-то бешенном смерче. Я вцепилась в подлокотники кресла и почувствовала, что падаю, проваливаюсь вниз, в бушующую темноту Тартара.

Когда я пришла в себя, было темно. Сперва мне показалось, что я лечу вниз. Свободное падение означало лишь то, что я нахожусь вне корабля и несусь в бездну, навстречу неминуемой гибели. Но потом я сообразила, что всё ещё сижу в кресле, намертво пристегнутая к нему ремнями. Это ничего не значило, но почему-то ободрило меня. Спустя несколько секунд я разобрала впереди бледные разноцветные огоньки. Я по-прежнему находилась в салоне «Грума», и он жил.

Я протянула руку и включила аварийное освещение. Плафоны ярко вспыхнули, но всё вокруг плыло в тумане. Сквозь него я осмотрела пульт и только тут поняла, что салон разгерметизирован и мы падаем в океан жидкого водорода.

— Торнадо! — крикнула я, поворачиваясь к нему.

Он сидел в кресле неподвижно, откинув назад голову. Сквозь туман и стекло шлема я видела его спокойное лицо. Глаза были закрыты. Над ним темнела рваная дыра пробоины.

— Ах, чёрт… — пробормотала я.

Долго переживать было некогда. Я выдвинула из панели второй штурвал и взяла управление кораблем на себя. Мне без труда удалось остановить падение и поднять нос «Грума» вверх. Двигатели немного чихали, но, в общем-то, работали ровно.

Я снова покосилась на Торнадо.

— Жаль… — услышала я собственный голос. — Такой красавец… И совсем молодой.

«Грум», не торопясь, набирал высоту. Температура в салоне снижалась, и видимость внутри стала ещё хуже. Я с трудом вглядывалась в показания приборов, но мои глаза, помимо воли то и дело обращались налево, к неподвижной фигуре в пилотском кресле. В очередной раз мне показалось, что лицо Торнадо приобрело сероватый оттенок, хотя, возможно, это было не так. В голове пульсировала одна мысль: «Жаль, если он умер. Жаль».

На экране локатора появились яркие огни. К нам шли «Грумы» мятежников.

— Нет, ребята, не в этот раз. Беседа не состоится. У меня нет ни сил, ни жела­ния, — проворчала я, стискивая в руках штурвал.

Резко потянув его на себя, я ускорила набор высоты и сама не заметила, как ввела корабль в слой облаков. В дыру над головой Торнадо хлынул поток сизого тумана. Теперь я уже не видела ничего, ни приборов, ни штурвала, ни экрана. Ничего дальше собственного носа.

Некоторое время я сидела неподвижно, оценивая ситуацию. Положение было — хуже некуда, но умирать мне ещё было рано. Я совершенно точно знала, что это не тот случай. Самое главное, что я не испытывала ни малейшего страха, зато почему-то совершенно чётко ощущала, что в салоне, совсем рядом, в двух шагах от меня ещё бьётся сердце Торнадо. Раздумье длилось недолго. Я закрыла глаза, сжала штурвал и прижалась спиной к спинке кресла. Через него я почувствовала, как поёт, чуть вибрируя, сильный горячий корпус, как бьётся могучая энергия под кожухами двигателей. При таких возможностях и на таком корабле было просто стыдно думать о смерти. Захотелось сразу же сжать пальцами пласти­ковый обод штурвала и сорвать корабль с прямой траектории, чтоб ощутить, как послушна мне эта прекрасная машина. Но я не торопилась. Мне нужно было ещё узнать, где находятся мои противники. Я никогда не понимала, как мне это удаётся, но всегда чувствовала, что происходит за бортом.И спустя мгновение уже «видела» их. Развернув машину, я резко ушла влево. Ничего не случилось, но мне точно было известно, что именно этот манёвр спас меня от прямого попадания. И вслед за этим началось.

Как обычно, я не могу сказать, сколько времени я пробивалась наверх, но я знаю, что это было здорово. На сей раз это был даже не слалом, это был настоящий фристайл, причем показательное выступление. Я вертелась, кружилась, камнем ныряла вниз, стрелой взмывала вверх, со свистом меняла направление, вычерчивая почти прямые углы, выписы­вала вензеля. Это было чудо пилотажа, и всё ради одной цели: преодо­леть ничтожное расстояние в полторы тысячи километров и вырваться за пределы атмосферы.

Я знала, что крейсер взорван, и что меня преследуют ормийцы, ко­торым уже нечего терять, а значит, они не остановятся и там, но мне нужно было выйти в зону видимости, и я вышла.

Туман в салоне как-то быстро рассеялся. Он не пропал совсем, но мелкие кристаллы слепились в хлопья, и за этим мерно кружащимся хороводом можно было разглядеть хоть что-то. Их было четыре. Четыре «Грума», огрызавшихся кинжальными лучевыми залпами. Мне это было уже не страшно, я их видела. Я бросила взгляд на Торнадо. Он сидел в той же позе.