«Не могу идентифицировать вашу личность. Назовите пароль допуска к контакту с Большим».

Я молчала, глядя на экран.

«Покиньте отсек контакта или назовите пароль допуска к контакту с Большим».

Ещё минута молчания и долгожданное: «Внимание! Предупреждение о постороннем в отсеке контакта. В случае если в течение десяти секунд не будут выполнены условия допуска, активируется противозахватный режим»…

«Противозахватный режим номер „один“ включён. Прекращается энергоснабжение всех двигательных и защитных установок. Блокируются бортовые и дополнительные орудия. Изолируются реакторный отсек, стыковочные блоки, грузовой отсек и стрелковые помещения. Впредь до отмены режима номер „один“ закрываются все входы и выходы корабля. Режим номер „один“ будет отменён Большим в случае восстановления контакта с командованием корабля».

— О кей, — кивнула я, поднимаясь с места. Сзади застучали по ступенькам торопливые шаги.

На резком развороте я вскинула карабин и ударила паралитическим лучом в грудь вбежавшему каркарцу. За ним появился ещё один, и тут же улёгся рядом с земляком. Стало тихо. Я не торопилась выходить. Наверху был ещё один. Сейчас он ждал, держа на мушке выход в зал. Я тоже не стала спешить. У него терпение в любом случае должно быть не такое, как моё. Через три минуты я услышала подтверждение: медленные осторожные шаги. Я подняла «Поларис». Шаги смолкли. Минута тишины и вдруг резкое движение оттуда, с лестницы, прямо под дуло карабина. Высокий широкоплечий землянин с длинными светлыми волосами и славным лицом кино-ковбоя. Вряд ли старше тридцати, в руках лучевой «узи». Увидев меня, он замер. Наверно, никак не ожидал увидеть ничего подобного. Хорошо же я выглядела, если вызвала в глазах этого отважного парня такой ужас!

— Где они? — произнесла я, и голос мой без всякого усилия с моей стороны прозвучал замогильно глухо.

— Медотсек. Блок 3.

— Отдохни.

Он упал прямо на каркарцев. Я вздохнула и опустила карабин. Потом, таща его за собой едва не по полу, поплелась к лестнице. Я почти возненавидела все ступени в этой галактике, пока выбралась наверх. Слабость и недомогание опять нахлынули неизвестно откуда. К тому же я знала, что из-за моих усилий процесс регенерации замедлился, если не покатился вспять. Усилием воли я отогнала мысль о новом кровоизлиянии и, кое-как добравшись до лифта, вошла в кабину. Можно было сде­лать ещё один укол, но я пока тянула, чтоб новый спад не пришёлся на тот момент, когда нужно будет действовать. Нажав кнопку медотсека, я присела на пол и закрыла глаза, обняв зажатый между коленями карабин.

ХIХ

Трудно сказать, для чего предназначался блок № 3 медотсека этого звездолёта. Это был высокий белый зал, почти пустой, если не считать большого пульта, отгороженного от остального поме­щения прозрачным щитом и подозрительного монолитного кресла с навинченными на него приборными щитками, разноцветными индикаторами, ка­кими-то щупальцеобразными присосками, сенсорами, похожими на вязальные спицы с шариками на конце и ещё бог знает чем. Над креслом ви­село большое кольцо, напоминающее макет кольцевой космической стан­ции. Оно было диаметром около трёх метров и сечением не меньше семидесяти сантиметров. Из нижней его части выходили блестящие острые антенны, сейчас направленные к центру. Этим центром была го­лова человека, прикрученного к креслу ремнями.

Лонго сидел, низко опустив голову, едва не касаясь подбородком груди. На его обнажённом по пояс теле темнели свежие царапины и кровоподтёки. Вокруг него стояли пятеро: Рузаф, Бирас, муриец-рептилия и два анубиса. За белым пультом возился какой-то смуглый старик с голубой от седины шевелюрой. На нём было странное, похожее на балахон, одеяние. Чуть в стороне, прямо на полу, опустив голову на руки, сидел Тилаб.

Это всё я разглядела сверху, сквозь стеклянную стену второго уровня. Стена была звукопроницаема, но только с моей стороны — это я знала точно. Теперь я стояла возле неё на коленях, прижавшись го­рячим лбом к прохладной перегородке, и ждала развития событий, одно­временно пытаясь разработать план дальнейших действий.

— Скоро, Тугай? — раздражённо спросила Рузаф, обернувшись к старику.

— Сейчас, луноликая! — испуганно пробормотал он. — Тут несколько другое строение графических символов и я…

— Технические детали меня не интересуют, — оборвала она.

Он закивал, а потом выпрямился и уселся в кресло.

— Всё готово, луноликая. Мы можем начинать.

— В таком случае начинайте! — передёрнула плечами она. — Вы знаете, что нас интересует.

Тугай снова закивал и включил аппарат. Антенны на кольце при­шли в движение. Оно немного опустилось и чуть накренилось в сторону. Лишь выбрав оптимальную позицию, кольцо замерло, и по спицам побежали розовые блики. Старик придвинул к себе микрофон и произнёс:

— Где находится кристалл, который ты нашёл на Циклоне?

Он замолчал, глядя на экран. Видимо, неудовлетворённый результатом, он повторил свой вопрос, потом ещё раз.

— Ну! — зарычала Рузаф.

— Он не воспринимает вопрос.

— У него что, вообще нет ни одной мысли на этот счёт?

— Он думает только о женщине.

— О какой ещё женщине?

— Не знаю, луноликая. Он недавно потерял женщину, и все его мысли направлены на это. Он не слышит ничего больше.

— Но ведь вы сами заявили, что его нужно только ввести в транс, и он будет выполнять все ваши команды! — взвилась она.

— Под воздействием космоса у него мог измениться строй психики и реакции на…

— Так выведите его из этого состояния! Нужно было оставить эту белокурую девицу в живых… Если б мы сейчас спускали шкуру с неё, он мигом бы развязал язык!

Бирас согласно кивнул.

Одна из антенн чуть выдвинулась и выпустила тонкую голубоватую молнию. Лонго вздрогнул и поднял голову. Он мрачно посмотрел по сторонам, не задерживая взгляда на лицах, потом снова опустил голову, глядя в пол.

— Где кристалл? — прорычала Рузаф.

Он взглянул на неё, но глаза его были совершенно пусты. Тугай снова посмотрел на экран.

— Ничего! — воскликнул он.

— Он снова думает не о том?

— Он вообще ни о чём не думает. Скорее всего, он находится в состоянии прострации.

— Он нарочно удерживает себя в этом состоянии!

— Может быть, — вздохнул старик. — Мы ничего не можем поделать. Этот аппарат не предназначен для того, чтоб «рыться» в памяти. Он всего лишь считывает и расшифровывает биотоки мозга.

Рузаф нервно прошлась по залу, потом подошла к Тилабу и с яростью пнула его в бок. Он отшатнулся и застонал.

— Животное! — процедила она. — Из-за тебя всё теперь висит на волоске! Но скоро ты увидишь своего командира на погребальном костре. Он сам вспыхнет не хуже хвороста.

Тилаб стиснул виски пальцами и негромко завыл.

— Да, да! — прошипела Рузаф. — Всё так и будет, как я сейчас представляю. Ты ведь видишь это? Твои мозги работают не хуже любого ментоскопа.

Неожиданно она выпрямилась, и её лицо несколько прояснилось. Должно быть, ей пришла в голову удачная мысль.

— А ведь ты был там, на станции! — воскликнула она. — Тогда Торнадо наверняка вовсю работал головой, не то, что теперь. Он ведь думал о том, что они сделали с кристаллом и куда дели ключ от катера. Ты знаешь это? Ну!

Она снова пнула его под рёбра. Он отполз немного в сторону и зажал уши ладонями.

— Можешь затыкать уши сколько угодно, грязный шарм! Ты и так отлично меня понимаешь. Если ты немедленно не скажешь, то не полу­чишь своей дозы, так и знай!

Он задрожал всем телом и, подняв голову, посмотрел на Лонго. Тот мрачно, исподлобья взглянул на него.

— Он запрещает ему говорить! — завопил Тугай.

В тот же момент лицо Бираса перекосила злоба, он шагнул к креслу и ударил Лонго кулаком в лицо. Тот на какой-то момент потерял сознание, потом очнулся и, глядя на врага со смертельной ненави­стью, молча сплюнул ему на белые брюки. Бирас зарычал, но Рузаф до­садливо прикрикнула: