— Остаётся последняя нить — координаты баз.

— Информация была строго засекречена, — покачал головой он. — Утечка практически невозможна.

— Утечка может быть невозможна только теоретически, а практи­чески возможно всё и всегда. Мне нужны все данные по этому блоку информации.

Торсум зашипел, как будто на его раскаленную физиономию кто-то плеснул воды. Антуан посмотрел на него, потом на меня и вздохнул.

— Это уже не совсем материалы по делу, мисс Бентли. Это система безопасности, секретные шифры, особые каналы информационной сети. Я должен запросить разрешение из центрального офиса. Ответ мы получим только завтра утром.

— О’кей, — согласилась я. — Меня это устраивает, а пока я, пожалуй, ознакомлюсь с тем, что не требует особого допуска.

VI

На то, чтоб изучить информацию по этому делу у меня ушло не­сколько часов. Я сидела, буквально ни на минуту не отрываясь от экрана компьютера, причём плотность подачи была такой, что я едва заметила, как все, кто находились в комнате, постепенно разошлись. Остался лишь Лонго. Когда я, наконец, закончила, он сидел на подоконнике злой, как сотня анубисов.

На улице уже стемнело. Прямо за окном лениво покачивались широкие резные листья пальм, а дальше чернело небо, сливавшееся с бездной океана. Над горизонтом висели три малахитовые луны, отбрасывая на воду сверкающие парчовыми лентами дорожки света, окружённые мерца­нием изумрудных бликов.

Лонго смотрел на улицу. Его лицо казалось спокойным, хотя чересчур суровым, но пальцы рук были судорожно сцеплены, плечи напряжены. Я подумала, что, должно быть, то исключительное значение, которое Антуан придавал моему участию в деле, задело его самолюбие. Да и я сама слишком уж круто взялась. Опять дают себя знать командирские замашки, а что делать? Я вздохнула и выключила кибер. Потом оперлась локтем на подлокотник кресла, опустила голову на ла­донь и умирающим голосом пробормотала:

— Светлые боги, как я устала…

Несколько секунд было тихо, потом я услышала, как Лонго соско­чил с подоконника и подошёл ко мне. Осторожно отодвинув мой локоть, он присел рядом и обнял меня за плечи. Я с удовольствием придвинулась к нему и прижалась к его груди. От его льняной куртки пахло травой и морем, тело обдавало жаром. Я подняла взгляд и посмотрела ему в лицо. Его глаза были нежными, как чёрный бархат.

— Вызвать кар или прогуляемся? — спросил он.

— Да, пожалуй, не помешает немного проветриться… — устало прошептала я.

Он осторожно хлопнул меня по спине.

— Пойдём, а то до отеля доберёмся как раз к рассвету.

Я с измученным стоном поднялась с кресла. Он улыбнулся и по­качал головой.

— Ещё пять минут назад у тебя был вид Верховного Координатора за работой.

— За всё приходится расплачиваться, — вздохнула я. — Даже за вид.

Выйдя из комнаты, мы прошли по высоким светлым коридорам к лестнице из прозрачного пластика. Внизу в холле на нас подозритель­но взглянул объектив идентификатора. Двери распахнулись, и мы оказа­лись на верхних ступенях спуска к набережной. По обеим сторонам шу­мели во мраке душистые пальмы. Далеко внизу негромко плескался при­бой. Где-то вдали слышалась музыка и совсем недалеко чей-то смех. Лонго снова обнял меня за плечи, и мы пошли вниз.

При свете лун белая набережная казалась сделанной из малахита, с вершин гор налетал прохладный ветер, напоённый горьковатым арома­том целебных трав, а от горизонта влажно веяло морской солью и во­дорослями.

Мы, не торопясь, шли вдоль каменных перил и молчали, вслушиваясь в свободное дыхание тропической ночи. Мне вдруг отчего-то стало грустно. Я взглянула на Лонго, он задумчиво смотрел себе под ноги, и его глаза тоже были печальными. Мне подумалось, что я уже ви­дела когда-то его лицо, очень давно, много лет назад. Когда и где? Быть может, на византийской иконе, изображавшей молодого святого, или у костра на высокогорной базе где-нибудь в Чили. Бог знает, как всё перепуталось в этом мире… Да и так ли важно, где я видела его прежде, главное, что я вижу его теперь и запомню уже навсегда, именно таким: чёрные омуты глаз, затуманенные печалью, густые ресницы, словно осыпанные изумрудной пылью, четко очерченные брови и густые волосы, на которых лежит малахитовая вуаль лунного света.

— О чём ты думаешь? — спросил он.

— Ни о чём.

— Не хочешь говорить, как хочешь…

— А ты о чём?

Он не ответил. Повернулся и медленно двинулся дальше по тихой зелёной набережной. Моё сердце неожиданно сжалось от боли. Бог мой! Неужели кто-то действительно хочет его убить? Скорее, этот кто-то получит от меня отпущение грехов и бесплатную путевку в Тартар… Но дело было даже не в этом, а в нём! Я уже знала, но думать об этом не хотелось. Быстро вытерев слёзы, я бегом бросилась за ним, догнала, и он снова обнял меня за плечи. Глаза его горели в сумраке аллеи, ведущей к дверям отеля.

— Я думаю, что у нас ещё есть время, — проговорил он. — Не знаю сколько, но есть.

— Всё в наших руках, — кивнула я.

— Значит, всё будет хорошо. И давай пока не ду­мать о том, что рано или поздно нам придётся расстаться.

— Это ты сказал, — нахмурилась я.

— И я беру свои слова обратно, — прошептал он, на ходу склоняясь ко мне, и поцеловал в губы.

VII

В холле мы на минуту задержались перед большим табло на стене.

— Странно, — произнёс Лонго, взглянув на него. — Меня кто-то ждёт.

Он нажал кнопку на пульте под экраном.

— Лейтенанта Руфаха в номере ждёт дама, — ангельским голоском пропел динамик.

— Ах, как мило! — подражая ему, прокомментировала я.

Лонго фыркнул, как рассерженный кот, и снова нажал кнопку.

— Какого дьявола! Что ещё за дама?

— Рузаф Аршар Торсум, сэр, — мурлыкнул динамик.

— Проклятье… — проворчал он.

— Может, мне погулять? — поинтересовалась я.

— С чего это? — удивился он. — Я не собираюсь беседовать с ней о любви. Если она будет говорить о деле, так у меня нет причин скрывать это от тебя.

— Но, может, ей нужно сказать тебе что-то наедине.

— Если нужно сказать, так скажет и в твоём присутствии, — раздражённо заявил Лонго. — У меня вообще нет желания с ней беседовать. Пусть будет довольна, что я соглашаюсь на эту встречу.

— Ты совсем не испытываешь к ней тёплых чувств? — спросила я,

— Да с какой стати? Это было так давно.

— Через восемь лет ты и ко мне будешь так относиться?

Он некоторое время с изумлением смотрел на меня, а потом ра­зозлился:

— Как ты могла так подумать? Разве ты можешь предать меня? Так как же я смогу забыть тебя! Пойдём, ради Звёзд! Нужно поскорее отправить её в объятия Рирма, а то она способна дурить мне голову до утра, а утром мы должны быть в комиссариате.

Рузаф была в номере. Она стояла в эффектной позе у окна и ку­рила очень тонкую и очень длинную трубку, от которой по комнате плыл тонкий аромат восточных благовоний. На сей раз, она была закутана в алый газ с золотыми блёстками, а роскошные тёмно-синие волосы свободно струились по плечам и спине едва ли не до пят. Заслышав наши шаги, она обернулась, а, увидев меня, с оскорблённым видом поджала губы.

— Добрый вечер, Торнадо, — пропела она. — Добрый вечер, мисс.

— Уже ночь, — напомнил он, садясь в кресло напротив. — Завтра утром мне нужно быть в комиссариате, так что было бы неплохо, если б ты не стала тратить драгоценное время впустую и объяснила мне, зачем я тебе опять понадобился.

Рузаф бросила на меня выразительный взгляд. Лонго заметил это.

— Лора останется здесь.

— Но почему? — воскликнула она.

— Потому что у меня нет времени секретничать с тобой.

— Но ведь могут быть достаточно интимные темы, вещи известные и интересные только мне и тебе.

— Я не собираюсь касаться интимных тем, а те вещи, которые интересны тебе, вряд ли заинтересуют меня. И не строй из себя скром­ницу, раньше ты довольно свободно изъяснялась в любой аудитории и на любой предмет.