- Она ее не убила? - забеспокоился Макс.
- Нет, - раздался от двери мягкий низкий голос. - Дочь Артемиды убить не так-то просто.
Макс ойкнул и, сдернув с кровати шкуру, поспешил прикрыться: в дверях стояла Ипполита.
- Не смущайтесь, странники, - улыбнулась она. - Для уроженцев Алиады нагота - всего лишь естественное состояние человека. Я пришла, чтобы сказать вам: пора в путь. Время не ждет, впереди дальняя дорога. В зале вас ждет завтрак, ваши серпенсы оседланы. Я приду к воротам, чтобы проститься.
Ипполита величественно удалилась.
- Чего это она сама пришла нас к завтраку звать? - удивился Ромка.
- Потому что уважает! Честь оказывает, понимать надо! - пояснил ему Илья.
Макс быстро оделся и вышел из комнаты, чуть не сбив с ног Аню. Девушка, свежая и умытая, радостно улыбнулась ему. Из-под расстегнутого ворота куртки выглядывала золотая цепочка с медальоном.
- Твоя бриллиантовая слезка тоже на мне, - сказала Аня, перехватив его взгляд.
После сытного завтрака все спустились вниз и двинулись к воротам, возле которых стояли оседланные серпенсы. Судя по раздувшимся мешкам, притороченным с боков седел, провизией воительницы обеспечили отряд надолго. Женщины есть женщины! Проводить гостей собрались все обитательницы Цитадели. Была среди них и давешняя побитая девица, которая с чувством расцеловала Викторию. Немного помявшись, Макс попросил у амазонок виноградных листьев, застенчиво пояснив:
- Это для Бульки.
Несколько воительниц исчезли, и вскоре явились с целой корзиной листьев. Сверху лежало несколько больших виноградных гроздьев, парочка спелых апельсинов и пучки петрушки. Дамочки не поскупились. Макс не сомневался, что как только он покинет Цитадель, все ее обитательницы дружно воздвигнутся на стены, дабы понаблюдать, как он кормит адского Кербера вегетарианской пищей.
Ипполита пришла последней, немного помолчала, глядя на сцену прощания, потом сказала:
- Идите дальше на запад, через два дня достигнете следующей Цитадели. Вы легко найдете ее, она стоит в долине Мертвых крепостей.
Она подняла руку в прощальном жесте, две стражницы открыли ворота, серпенсы заволновались, нетерпеливо переступая на месте, но тут Макс, кое-что вспомнив, деликатно взял Ипполиту за локоть и отвел в сторону.
- Вы извините, мне у вас спросить надо…
- Спрашивай, странник, - ласково улыбнулась жрица.
Макс вкратце изложил свое ночное видение. Ипполита нахмурилась.
- Старуха? - затем, о чем-то догадавшись, быстро спросила. - Ты видел ее глаза?
- Нет, она их не открывала, - ответил Макс.
- Странно… - пробормотала жрица. - Неужели пифия вернулась? Значит, легенда гласит правду.
- Вы не могли бы объяснить попонятнее? - взмолился Макс.
- Есть легенда о слепой прорицательнице - пифии, которая пришла в Цитадель из храма Аполлона Феолийского десять тысяч лет назад, вместе с первыми воительницами. Она была великой провидицей, могла видеть будущее. Ее пророчества всегда сбывались. Она готовилась к прорицанию трехдневным постом. А перед прорицанием возлагала на голову лавровый венок и жевала лист священного лавра. Впадать в священный экстаз ей помогали особые травы, которые она жгла в костре и вдыхала их дурманящий аромат. Когда ей исполнилось сто лет, пифия предрекла собственную смерть и сказала, что вернется в этот мир только один раз, и покажется лишь одному человеку. Тот, на кого она обратит взор своих незрячих глаз, погибнет, а его смерть принесет в мир великие перемены. Во время этого пророчества пифия злоупотребила дымом волшебных трав и, произнеся последние слова, упала замертво.
- Значит, от передоза загнулась бабулька, - глубокомысленно заключил Макс.
- Что? - не поняла Ипполита.
- Да нет, это я так…
- Но ведь она не взглянула на тебя?
- Нет, точно, - заверил Макс.
- Тогда я не знаю, как истолковать ее явление. Живым не дано проникнуть в пути, которыми идут мертвые.
На этой жизнеутверждающей ноте Макс тепло простился со жрицей и, немного успокоенный, уселся на своего серпенса и поставил на колени корзину с угощением для Бульки, твердо решив не придавать значения словам наркоманского призрака. Делиться своим ночным приключением он больше ни с кем не стал, чтобы зря не волновать друзей.
Едва оказавшись за воротами, Макс громко завопил:
- Булька! Ко мне!
В отдалении возник зеленый вихрь, который, стремительно приближаясь, превратился в радостно визжащего пса. Макс дружески обнял Бульку за шею, потрепал по холке, потом поставил перед ним на землю корзину.
- Кушай, малыш!
Многопудовый "малыш" в считанные мгновения разделался с предложенным завтраком, облизнулся и полез к Максу целоваться.
- А они говорят: "Кербер, Кербер"! - пожаловался ему Макс. - Да ты почти что эльф! - И, сам оторопев от такого предположения, поправился. - Ну, во всяком случае, бульдог!
- Макс, хватит с демоном целоваться! - крикнула Виктория. - Поехали!
Серпенсы выстроились клином и резво побежали вперед. Булька поскакал рядом, время от времени дружески поддевая Гермеса мощным боком.
Путь на запад пролегал через какие-то "пампасы", как выразилась Виктория. Густая высокая трава с пушистыми метелками на конце, напоминающая ковыль, только красная, покрывала ровную местность густым ковром. Серпенсов она скрывала почти полностью, и Макс подумал, что все они, наверное, забавно выглядят со стороны: быстро движущиеся поверх травы сидящие люди. Лучи поднявшегося уже высоко багрового светила были нежаркими, дул прохладный ветерок, и путешествие можно было бы даже назвать приятным, если бы не постоянное ожидание опасности.
Когда день перевалил за вторую половину, Виктория предложила отдохнуть.
- Вон как раз место подходящее, - произнесла она, указывая на нагромождение черных камней впереди.
Подъехав поближе, Макс понял: то, что он принимал за хаотично наваленные каменные глыбы, на самом деле - упорядоченное сооружение, чем-то похожее на Стоунхендж. Огромные валуны, примерно в два раза выше человеческого роста, образовывали круг, в центре которого располагался плоский, врытый в землю, круглый камень, примерно метра три в диаметре. Отпущенные на отдых серпенсы нырнули в красный ковыль, утонув в нем и оставляя за собой только волны на поверхности травы. Булька побежал туда же, видимо, собираясь пасти ящеров. Макс подошел к плоскому валуну, прикоснулся к теплой, нагретой солнцем поверхности, и ощутил гладкость, словно она была отполирована. Виктория между тем доставала из мешков еду и раскладывала посередине камня.
- Мне здесь не нравится, - вдруг сказал Илья.
- Что именно? - спросил Гарт. - Ты ощущаешь угрозу?
- Не знаю, просто нехорошо тут как-то.
- Я тоже что-то такое чувствую, - поддержала Илью Аня. - Чью-то боль, только она какая-то… далекая, что ли. Словно отголоски.
- Хорошо, пообедаем и поедем отсюда, - решила Виктория.
С аппетитом ни у кого не заладилось. Все вяло жевали кусочки лепешек, ощущая странное напряжение и тоску. Макс попытался проанализировать свое состояние: вроде бы, все нормально, солнце светит, друзья рядом, никто не нападает. Но вот тревожно - и все тут! Видимо, неприятные чувства вызывало само место. Макс где-то читал, что у людей, попадающих в Стоунхендж, тоже появляется ощущение дискомфорта. Похоже, Сергея Ивановича тоже заинтересовало каменное сооружение. Профессор внимательно рассматривал импровизированный стол, что-то бормоча себе под нос. Затем встал и двинулся по периметру ограниченного камнями круга, изучая каждый из валунов. Увиденное ему явно не понравилось. Сергей Иванович вернулся к остальным, уселся и погрузился в задумчивое молчание.
- Поехали отсюда, - сказала Виктория, собирая в мешок остатки еды.
- По-моему, уже поздно, - прошептал Ромка, испуганно уставившись куда-то за камни.
Земля шагах в двадцати от камней задрожала и вспучилась, образовав на поверхности растрескавшийся горб. Немного пошатавшись, горб осыпался, превратившись в огромную яму, из которой высунулась чудовищная голова существа, отдаленно напоминающего змею. "Только у змей не бывает головы величиной со слоновью", - оторопело подумал Макс, разглядывая уродливую, покрытую слизью и комками земли, морду. Тварь открыла мутные, слезящиеся глаза, и внимательно уставилась на людей. Потом, видимо, что-то решив, принялась вытягивать из земли свое бесконечно длинное, блестящее от слизи, отвратительно мягкое на вид тело, толщиной примерно с того же слона. От зловония, поднявшегося при этом, Макса затошнило. Выбравшись из норы, червяк медленно пополз к камням, оставляя за собой на траве лужи вонючего желеобразного вещества.
