Да исследовались, да внедрялись. Но особого рвения проявить было банально некому. На что Лазарев нисколько не унывал и продолжая открывать изучал порталы в которых видел ключ к нашему процветанию.

Аномалии.

Аномалий было великое множество. Самых разных, от мутаций растений и животных, до совсем непонятной хрени не поддающейся здравому смыслу.

Большинство этого безобразия творилось на территории Европы и зависело от того сколько бомб было взорвано в том или ином месте. Где-то учёные находили новые виды берёзы, а где-то появлялись новые формы жизни. Так, например, на руинах одного небольшого города на берегу Балтийского моря, появилось государство разумных крыс.

Не таких как Лариска, да и государством их общество трудно назвать. Но тем не менее признаки разума они проявляли. У них была власть, разделение на касты, свой язык, письменность и календарь.

Или у нас, природа изменялась. Виды живых существ мутировали. То что обитало раньше, изменялось.

Внешне не менялись только люди. Хотя, со слов Ломакина, Маришки, Лазарева и Лариски. Люди в этом мире, давно уже не люди. Исследования только подтверждают это. На пятьдесят первый год, в мире ни одного человека, в привычном понимании, не осталось.

Арданиум.

Давая нам всё, арданиум отнимал самое ценное. Продлевая жизни, избавляя от болезней, наделяя суперсилами, арданиум препятствовал размножению. Зачать стало значительно сложнее. Рождались в основном девочки. Единственный плюс в этой истории, что детской смертности теперь не было. Люди, которые не люди, стали крепче и сами того не замечая, сильнее.

Для них, для практически всех, изменения проходили незаметно. Их как-будто бы не видели, а то что видели, воспринимали как должное. Но, из-за увеличивающейся разницы количества мужчин и женщин, руководство вдруг вспомнило о моих предложениях. Из-за поножовщины, когда две женщины запечатлились на одного бедолагу и следуя правилам не смогли договориться. В результате три трупа. И такое сплошь и рядом. Одни, после того как зепечатлятся начинают тихо жить вместе. Другие опираясь на правила и то что многожёнство это плохо, противятся и устраивают скандалы приводящие в основном к убийству или в лучшем случае мордобою.

Сейчас, уже написанный указ получает последние правки и готовиться быть озвученным. Вместе с этим, активно разгоняется моя история. Умные люди с красивыми голосами, намеренно устраивают дискуссии в студиях. По сценарию кричат друг на друга, ругаются, даже матерятся. Одни которые как-будто за нас, выставляют меня героем и говорят что на меня надо равняться. Перечисляют мои заслуги, подвиги моих жён и утверждают что большие семьи неплохо.

Другие, якобы оппоненты, на счёт подвигов и героизма согласны. Равняться на меня готовы, но большие семьи считают плохим.

Считают до тех пор, пока ведущий не даст слово какому-нибудь учёному. Который раскидав всё по полочкам, убедит всех и, возможно, самого себя в том, что это всё же хорошо.

Такие передачи население слушает открыв рты. Те кто запечатлился, знает нас или просто разделяет взгляды — согласны. Другие плюются. Но это до указа. Там, всё изменится.

Друзья, семья, знакомые.

В семье всё не особо гладко. Девушки хотят детей, хотят спокойной жизни. Но увы не могут от чего всем не до радости. Горе от такого, все топят в работе. Маришка возглавляет медиков. Белка с особой жестокостью уничтожает криминальные элементы. Фая и Рая покровительствуют гоблинам. Роза бездельничает. Серафина учит Маруську.

Осип/Ломакин таскается со мной. Пока Осип пытается наверстать упущенное и иногда воюет, Ломакин пишет диссертации и научные работы. Не с таким энтузиазмом как Лазарев, но тоже неплохо получается.

Горчаков и Морозова бегают за преступниками. Нестерова пропала с радаров. Сидор и Самуил изредка пишут, но где они непонятно. Зато Вася Савин и Ваня Никифоров здесь. Вася учится в Свердловске и приезжает строить Лазаревск. Ваня женился, вроде как без запечатления, а как он сам говорит по настоящей любви. Работает на стройке и о чудо, ненавидит меня.

После всех этих радиопередач, со мной не разговаривает. При встрече здоровается и ссылаясь на занятость быстро уходит.

Быстрицкий работает, поднимает страну. Наш начмед, Агаларян, возглавляет госпиталь в Свердловске. Остальные… Остальные кто где. И пусть так будет. Сейчас не до них, работы по-прежнему много. А ещё впереди ожидаются потрясения. Грандиозные, как я думаю.

Год спустя. Лазаревск. Ваня Никифоров.

Иду по улице, пинаю камушек, своим ростом, размером и выражением лица распугиваю прохожих. Думаю о жизни. И тут есть над чем поразмыслить.

В стране катастрофа. Мы ещё не оправились. Все кто воевал от каждого хлопка вздрагивают. У нас полно работы, выходной раз в две недели выпадает. А эти, мать их руководители, вместо того чтобы жизнь наладить, многожёнство вводят. Три месяца назад, Левитан чтоб ему поплохело по радио указы зачитывал. Так мол и так, Сталин и маршалы, приняли решение…

Тьфу! Это надо ещё узнать чего именно они приняли что на такое решились. Командира в пример приводят. Совсем спятили. Увижу этого командира, мимо пройду, не поздороваюсь.

А потому что заели уже. Бригадиры лекции читают. Женятся по несколько раз. Узаконили они отношения, видите ли. До этого по углам обжимались, а теперь ходят носы задрали. А руководство им за это паёк усиленный. Землю, доплаты, премии на свадьбы. Нам жрать нечего, а они как мухи женятся. Противно. И нас таких нормальных всё меньше и меньше. Но мы держимся. Пусть на нас косо смотрят, никаких вторых жён мы не возьмём. Мы…

Созерцая спешащую по делам троицу, парня и двух липнущих к нему девушек, сдвигаю на затылок кепку и плюю на тротуар. Закуриваю…

Выходной уничтожен. У жены он только через неделю, меня же с утра буквально растоптали. Вызвали на работу и пропесочили. Как мол и так, Ваня, как ты можешь от коллектива отбиваться? Все уже по второй жене взяли, а ты… Не по советски это. Иди говорят, подумай над своим поведением, запечатляйся и женись.

А как я потом жене своей в глаза смотреть буду? Что я моей Верочке скажу когда в дом кого-то приведу? Здравствуй Вера, это Люба она теперь с нами жить будет?

— Да чтоб вас всех! Совсем озверели!

— Сержант Никифоров! — слышится за спиной знакомый голос. — Почему ругаетесь?

— Вася… Савин.

— Он самый, единственный и неповторимый, — подходя тенет руку товарищ. — А ты чего бледный такой? Не на работе. Приболел?

— Да где там, не болею я, вообще. А злюсь… Несправедливо это. Неправильно.

— Конкретнее, — смотрит на меня Вася.

— Закон этот, о многожёнстве.

— Так, Ваня. За мной. В порядок тебя приводить буду. Вон, пивнуха. Пошли, по кружечке бахнем. Я угощаю.

Заходим, садимся. Вася притаскивает четыре кружки, садится и подперев руками голову смотрит в глаза.

— Чего?

— Рассказывай.

— Да что тут рассказывать. Бесит всё. На работе ругают, начальство грозится премии решить. Жениться заставляют.

— Так чего не женишься?

— Я что дурак?

— А я по твоему дурак, — хмурится Вася. — Быстрицкий дурак, Рокоссовский дурак. Командир по твоему вообще придурок получается.