– Валим ублюдков. Наша цель – последний снаряд. Все понял?
Я киваю и плотнее сжимаю челюсть. Меня колошматит так, что клацают зубы. По напарнику понимаю, тот тоже в штопоре. Безумный взгляд, брызги крови на щеках, сжатые губы, вздыбленные плечи. Это его состояние я выучил достаточно хорошо. А значит прорвемся!
Мы несемся прямиком на вторую сцепку соперников. Ту самую, что не одолели в первый тайм. Именно у них третий – он же последний вражеский мяч. Я с разбега сношу сателлита. Рядом тот же фокус проделывает Скиннер с вингером. Но его удар сильнее, противник кубарем катится по полю и выпускает мяч. Но перехватить не успеваем, дорогу преграждает вражеский блейд. Мой выход! Со всех ног кидаюсь в атаку. Он успевает выставить крыло. Грудь полоснуло болью, но то мелочи. Наваливаюсь снова, забрызгивая кровью его форму. В это время Артур наконец-то хватает мяч.
Озверев от поражения, на нас несутся две вражеских сцепки. Рассчитывают отбить снаряд. Но я знаю, Скиннер лишится добычи только с руками. Меня сносит чудовищным ударом сбоку. Ясно блейд из третьей сцепки. Не теряя времени, вскакиваю на ноги и ухожу от захвата. Артур на три шага впереди, а значит надо поднажать.
На меня кидаются сразу трое. Мы сражаемся так, что крылья высекают искры. И это тоже иллюзия, на самом деле на траву летят капли крови. Моей, их, нашей. На лице влажно, пахнет металлом и потом. Бью кулаками наотмашь, то и дело уворачиваюсь от ответных ударов. Трое на одного мало, к ним присоединяется еще двое. Из львов никто не спешит мне на помощь. Ублюдки. Слышу, как дурниной матерится тренер. Его зычный бас я уже выучил лучше голоса родного отца. Это срабатывает, рядом появляются Грин и Сандерс. Еще двое несутся за Скиннером, прикрывая его задницу от атак.
От ярости битвы плавится воздух, от криков болельщиков мозг. Штурмовик рассекает мне бровь, половина обзора окрашивается красным. Кажется по лицу стекает раскаленная лава. И я как терминатор в финальной сцене прощания медленно погружаюсь в цистерну с расплавленным металлом. Тело взрывается болью и яростью. Плевать. Раны не задевают, гораздо хуже улюлюканье в конце игры. Именно так провожают проигравшую команду. И каждый из нас готов терпеть, что угодно лишь бы не слышать этих стремных звуков в свой адрес.
Я едва держусь на ногах, когда наконец звучит громкий сигнал. Ифриты внезапно отступают. Поднимаю голову и нахожу взглядом Скиннера. Вместе с Райтом он лежит рядом с воротами соперника. Они все-таки сделали это!
– Новичкам везет, – презрительно кидает Адамс и медленно тащится к нашим скамейкам.
Но все понимают, везение тут ни при чем. С губ стекает кровь и мне не остается иного, как упереть ладони в колени и ждать. Глотать не хочется, иначе потом будет тошнить. Ненавижу металлический вкус крови. Рядом валяется Сандерс – вингер из третьей сцепки. Видимо, крепко зацепили. Взгляд расфокусированный, прижимает ладонь к ребрам.
– Эй, приятель, ты как?
– Не могу, – хрипит он.
Что не может, не понятно, но я поднимаю вверх пятерню. По полю уже несутся парамедики с носилками. Быстро грузят и вшестером уносят пострадавшего.
Скиннер тоже отдирает себя от поля и подходит ко мне. Все это время стадион скандирует наши фамилии. И хотя Мул забил Артур, мне тоже перепадает часть славы. Ведь мы – сцепка.
– Спасибо, – окидывая взглядом мое лицо, говорит он. Дождаться от Артура благодарности, как дождя в Сахаре. Значит плохи мои дела.
– Что там? – спрашиваю я, имея в виду свое лицо.
– Нарядно, – усмехается не весело и подхватывает меня под руку.
Вместе доходим до скамеек. Ко мне подскакивает медик. Первым делом засаживает укол в плечо, дальше стаскивает шлем и что-то лепит на лицо. Подлатали значит. Тренер протягивает пластиковый стакан с трубочкой.
– Молодцы, – сдержанно кидает он и отходит.
А мне хочется плюнуть ему в спину.
Еле как дождался награждения. Под гимн все игроки кладут руки на плечи соседа. Полный отстой. Со стороны смотрится красиво и, кажется, мы подпеваем словам, но на деле все матерятся. После игры любое движение – боль, помноженная на тысячу. Но болельщикам об этом знать не обязательно.
Миа.
Я пребывала в шоке. Нет, в ужасе. Это была не игра, а настоящая бойня. Пока одни психи пытались прикончить друг друга, пару тысяч других психов восторженно орали во все глотки. Почему-то в голову пришло сравнение с Гладиаторскими боями в Риме. Не уверена, что когда-нибудь пойму и тем более одобрю блейдвингс. Все внутри восставало против такой жестокости. Но времени, как следует осмыслить произошедшее не было. Сразу после игры парней забрали медики. Битый час я бесцельно слонялась по коридорам медкорпуса, дожидаясь, когда их отпустят. За это время умудрившись выдуть три стакана кофе. И как оказалось не зря. Хватило одного взгляда на «героев», чтобы понять – у нас впереди жаркая ночка. И секс тут ни при чем.
От вида заштопанных, заплывших гематомами лиц меня мутило, но я держалась. Парням ведь еще хуже. Сейчас они накачены болеутоляющими лекарствами, но наступит утро и обоим не поздоровится. Добравшись до апартаментов, уложила обоих в кровати, и в нерешительности остановилась. Бросать их в таком состоянии казалось предательством. Ведь теперь все официально, я помощница, а значит должна находиться рядом. Но, помимо чувства долга, меня переполняла жалость. А потому решение далось легко, сегодня я останусь здесь. Расстелила себе на диване в гостиной и легла. Но сон не шел. Перед глазами мелькали моменты игры. Снова и снова. Я не понимала, как можно добровольно в таком участвовать?
Ничего удивительного, что громила Скиннер скатился перед матчем в депрессию. Помимо боли и чудовищного стресса, всегда есть риск оказаться в проигрыше. Едва ли такое может воодушевлять.
Ночью мне то и дело приходилось вставать, чтобы напоить парней водой. Кинг едва шевелился, ему с трудом удавалось пить даже через трубочку. Рассеченная губа выглядела не важно и отекла, делая его похожим на здоровенную воинственную утку. У Скиннер налился фингал под глазом. Затянутый в эластичный корсет торс тоже оптимизма не внушал. Парень всю ночь раненным зверем метался на простынях. Хотела было обработать фингал, но передумала. Дотронься до лица и тебя снесет мускулистой ручищей, как щепку. Нет уж, кто-то должен оставаться на ногах.
Как только наступило утро, я помчалась в медкорпус и потребовала обезболивающее. Медики упирались. Оказывается, чтобы получить лекарства парням нужно прийти самим.
– Да, они даже в туалет встать не могут! Прикажете на себе их тащить?
Наконец, один из собеседников сдался, схватил бокс и пошел за мной. Вот интересно, если бы не мое упорство, парней вообще кто-нибудь навестил?
Медик провел осмотр, поменял повязки и оставил лекарства. Спокойный, с внимательными серо-зелеными глазами, он располагал и внушал доверие. Особенно после того, как минут пятнадцать терпеливо объяснял мне, когда и как менять повязки на ранах блейдвингеров. Честно, я старалась запомнить все до единого слова.
В который раз напоив парней, я решила, что пора заглянуть в столовую. С едой все прошло легче, чем с лекарствами. Все же повара молодцы! Стоило намекнуть, что завтрак необходим сцепке, забившей вчера Королевский мул, как работники загрузили меня контейнерами под завязку. По-моему, здесь хватит и на обед, но в случае с этими проглотами, трудно сказать определенно. Аппетит у парней всегда был отменный.
С подносом наведалась сначала к Артуру и на некоторое время зависла, раздумывая куда бы примостить поднос. Комната напоминала берлогу. Повсюду валялась одежда, обувь, пустые бутылки из-под напитков. Заметила в углу огромную коробку, до верху набитую кубками и медалями. Похоже, свой переезд блейд так и не завершил. Не придумав ничего лучше, примостила поднос на кровать.
Все это время парень молча наблюдал за мной. Ну и видок. Фиолетовая гематома расползлась на половину лица. Наверное, к этому можно привыкнуть, но пока от их вида мое сердце болезненно сжималось.