Вопрос в том, не добавить ли пятый пункт:

Мисс Берил, нахмурясь, окинула мысленным взором список. Каждый пункт вызывал у нее сомнения, а пятый казался и вовсе неубедительным. Первые четыре, по сути, обнаруживали невеликодушие по отношению к Клайву-младшему, не говоря уже о почти полном отсутствии материнского инстинкта – верить в своих детей больше, чем они этого заслуживают. Эти пункты сформулировал Инструктор Эд, а не она.

Увлекшись этими внутренними рассуждениями, мисс Берил не услышала шагов на лестнице и не заметила, что уже не одна. И когда незваный гость подал голос, старушка едва не подпрыгнула – не столько от неожиданности, сколько от того, что на долю секунды ей показалось, будто этот новый голос, смутно знакомый, прозвучал в ее голове.

– Шестое. Не разговаривай сама с собой. А то тебя примут за сумасшедшую, – сказал этот новый голос.

Мисс Берил ошеломленно смотрела на девочку, та сидела, не шевелясь, и не очень осмысленно таращилась на нее, короткие ножки не доставали до пола. Другой ребенок болтал бы ногами, барабанил пятками по дивану. У этой же ноги отчего-то висели неподвижно. Но не это было самое странное. Ее мать села не на диван рядом с дочерью, а на пол, прислонившись спиной к подлокотнику, – казалось, она признавала, что недостойна сидеть на диване. Но едва она уселась, как мисс Берил поняла, почему мать устроилась у ног дочери, – та, не глядя на мать, провела ручкой по ее руке, плечу, шее и наконец нащупала мочку. Мисс Берил смотрела, точно завороженная, как девочка большим и указательным пальцами теребит мамину мочку. Мать даже помогла дочери отыскать мочку, отведя волосы в сторону, и держала их, пока детские пальчики не взяли ее за ухо.

– Куриные Мозги любит, чтобы я всегда была под рукой, да, Куриные Мозги?

Девочка никак не отреагировала на это замечание, но мисс Берил отметила, что, взяв маму за мочку, малышка явно расслабилась и успокоилась. Мисс Берил снова увидела, что девочка сильно косит, но, с тех пор как она нащупала мамино ухо, взгляд ее блуждал заметнее, косой глаз уставился в потолок, здоровый смотрел на мисс Берил, и та заподозрила, что девочка, наверное, в прямом смысле слепая на один глаз – тот, который косит. А то и на оба, подумала мисс Берил, поскольку ни тот ни другой ничего не выражали и словно ничего не видели. Судя по тому, как спокойно она сидела, мягко массируя мамино ухо, будто, лишь прикоснувшись, могла убедиться, что мама рядом, девочка, возможно, слепоглухая.

– Кстати, – продолжала молодая женщина, – извините меня за тот раз. Я была зла на весь мир. У вас бывают такие дни, когда не знаешь, за что хвататься?

Мисс Берил пропустила этот вопрос мимо ушей, решив, что он риторический.

– Как тебя зовут? – спросила мисс Берил и перевела взгляд с девочки на мать. – Я так понимаю, Куриные Мозги – это ласковое прозвище?

– Точное описание, вот что это такое, – буднично сообщила молодая женщина, наклонила голову и подмигнула дочери. – А зовут ее Тина, правда, Куриные Мозги? Тинка-Тинка-Два-Ботинка.

Тина теребила мамину мочку. Ничего не ответила.

– Мы так себя ведем с тех пор, как перестали сосать мамино молоко, правда? – пояснила молодая женщина. – Но я надеюсь, что скоро это закончится. А то у меня в ухе словно висит сорокафунтовая вибрирующая серьга.

Мисс Берил поймала взгляд здорового глаза девочки и медленно спросила:

– Тина, хочешь печенье?

– Дома она слопала бы и дюжину. Но у вас вряд ли будет.

Девочка молчала.

– Вы, надо думать, уже догадались, что она у меня молчунья. А иногда у нас просто не все дома, да, Куриные Мозги?

Молодая женщина так раздражала мисс Берил, что хотелось куда-то уйти.

– Ладно, я все равно схожу за печеньем. У меня вчера были гости, и они съели целую тарелку такого печенья, так что оно явно вкусное.

Мисс Берил на кухне слышала, как мать, почти не понижая голоса, разговаривает с дочерью.

– Вот это квартирка, да, Куриные Мозги? Ты когда-нибудь видела в одном месте столько всякой херни? Тут как в том музее в Олбани, помнишь, я тебя водила? Смотри, какой большой старый патефон. Раньше такие играли музыку. А на той стене чувак с рогами и клювом!

Пауза. Неужели малышка ей что-то ответила?

– Помнишь большой музей? Помнишь, как мы видели индейцев? Как они сидели вокруг костра? Помнишь костер? Тебе он понравился больше всего. А динозавра помнишь? Здоровенного, из костей?

– Господи боже… – прошептала мисс Берил, как в то утро, когда увидела старую Хэтти, та шла против ветра по Главной, и халат парусил за спиной. Что за нелепая штука жизнь.

Мисс Берил вернулась в гостиную с тарелкой печенья, поставила на стол. Ни один девочкин глаз этого не заметил.

Молодая женщина взяла печенье.

– Иногда, если я что-то съем первой… – пояснила она, откусила кусок, прожевала и наконец задумчиво проглотила. – Какой-то чувак съел целую тарелку вот этого? – Недоверие.

– Женщина, – поправила мисс Берил. – Жаль, что вам не нравится.

– Нет, нормальное печенье, – сказала молодая женщина. – Но если бы я съела целую тарелку, то проблевалась бы.

– Этого слова я не слышала лет двадцать, – сказала мисс Берил.

Молодая женщина озорно ухмыльнулась.

– Да, я помню, оно вам не слишком нравилось. – И добавила: – Вы меня совсем не помните, да?

Вообще-то молодая женщина действительно казалась мисс Берил смутно знакомой. Впрочем, как и все жители Бата в возрасте от двадцати до шестидесяти, именно столько она проработала учителем английского у восьмых классов.

– Ничего страшного, я тогда выглядела как мальчишка, – пояснила женщина. – Это выросло в девятом классе, – добавила она, ткнув указательными пальцами в свою огромную грудь.

– Доннелли, – сказала мисс Берил, фамилия этой женщины вдруг выскочила в ее памяти. – Я пыталась учить еще вашего отца Закари. Теперь я вижу сходство.

Джейни Доннелли прищурилась:

– Вы уверены?

Мисс Берил была более-менее уверена. Выучив несколько поколений отпрысков многих семейств Норт-Бата, она считала себя вынужденным специалистом по местному генофонду и его предсказуемому круговороту.

– В основном губы и подбородок, – сказала мисс Берил и подумала, что, быть может, обидела женщину, опознав в ее чертах Закари Доннелли. – И рада слышать, что я не позволяла вам использовать термин “проблеваться” у меня на уроках.

– Тогда вы как раз об этом пожалели, – припомнила Джейни Доннелли. – Я сказала, что мне нехорошо и мне надо пойти в сортир проблеваться. Слово “сортир” вы тоже не одобрили. Сказали, что я буду стоять, пока не найду “синонимы, допустимые в приличном обществе”. – Женщина довольно похоже, но без ехидства передразнила мисс Берил.

Теперь мисс Берил смутно припомнила тот случай. Джейни Доннелли действительно выглядела как мальчишка – очень короткая стрижка, лицо, фигура, выражения удручающе мальчишечьи. Другие восьмиклассницы уже вовсю штукатурились, а бледное личико Джейни, увы, казалось бесцветным.

– “Туалет” я вспомнила сразу, – продолжала Джейни, – а слово “тошниться” не успела: проблевалась.

Молодая женщина явно веселилась, и злость мисс Берил отчего-то утихла.

– “Тошнить”, – поправила она.

– Один хрен, – ответила Джейни и обратилась к дочери: – Ну так что, Куриные Мозги? Хочешь печеньку или как?

Нет ответа.

– Только ухо, да? Может, все-таки возьмем пару печенек на потом?

Джейни Доннелли взяла два печенья, завернула в салфетку и убрала в сумку.

– Можно?

– Конечно, – ответила мисс Берил.

– В школе вас, наверное, не хватает, – продолжала Джейни. – Не знаю, кто у них считается строгим учителем после того, как вы ушли.