Руб протянул Салли деньги и засунул руки в карманы.

– Все равно было весело, – сказал он.

– Мне тоже, – заверил его Салли. – А это главное.

– Эх, ты продул и теперь будешь отыгрываться на мне, – сказал Руб.

Карл вернулся из туалета, уселся на табурет, возле которого стоял Руб, и сделал большой глоток из бутылки, якобы купленной Салли для Руба. Тот открыл было рот, закрыл и побледнел.

– Мне пора, – сказал Руб и ушел.

Карл Робак уставился на горлышко бутылки.

– Он пил отсюда? – спросил он.

– Не-а, – ответил Салли.

Карл сделал еще глоток, на этот раз осторожнее, и, нахмурясь, посмотрел на ухмыляющегося Салли.

– Разве только совсем чуть-чуть, – признал Салли.

Карл встал, перегнулся через стойку и вылил пиво в раковину.

– Салли, Салли, Салли, – сказал он.

– Что, что, что?

– Жаль, что ты небогат.

– Мне тоже, – согласился Салли.

– Будь ты богат, я посадил бы тебя на цепь у себя в подвале и зарабатывал бы тем, что пускал других играть с тобой в карты.

– Мне сегодня карта не шла, – сказал Салли. – Так бывает. Не с тобой, но с другими – бывает.

Карл махнул Бёрди.

– Оставлю тебя подумать над этим жалким объяснением. Я кое-куда опаздываю. У тебя все путем?

Салли заверил Карла Робака, что у него все отлично, на деле же это было совсем не так. Он гадал – как часто делал в такие минуты, чтобы отогнать сожаление, – о чем думал, когда сел играть в покер на деньги, которые не может позволить себе потратить, точно если он вспомнит ход своих рассуждений и найдет его разумным, пусть даже отчасти, то вернет себе деньги. Даже если бы он выиграл четыре сотни долларов, а не проиграл, на новый пикап ему все равно не хватило бы, и теперь, когда Салли проиграл деньги, ему было предельно ясно: главное, что нужно сделать – купить пикап. Салли не мог избавиться от необъяснимого ощущения, что четыреста долларов в графе “дебет” куда больше, чем та же сумма в графе “кредит”. Он с тоской вспоминал тот момент, когда решился сыграть в покер на деньги, потратить которые не мог себе позволить, тогда-то его положение было не настолько отчаянным, как теперь. А теперь придется работать несколько дней, чтобы вскарабкаться на финансовое плато, то самое плато, где прежде он чувствовал себя так паршиво. И чем больше Салли думал об этом, тем сильнее проникался своеобразным сожалением, которому прежде старался не поддаваться.

Хорошая новость заключалась в том, что договор с Майлзом Андерсоном не сорвался, как опасался Салли. Пугало его то, что он сам едва все не испортил, нахамив клиенту по телефону. Всю свою взрослую жизнь он ставил на место таких, как Майлз Андерсон, хотя богаче от этого не стал. Салли подозревал, что отец вновь пролез в его жизнь. Трезвым Большой Джим в присутствии людей образованных, с правильной речью, хорошо одетых делался кроток, угодлив и послушен, как верный пес. Но позже, набравшись, честил этих отсутствующих докторов, адвокатов, всех, у кого есть профессия, и срывал свою злость на тех, кто попадался под руку. Салли уже мальчишкой понимал, что такие люди обладают огромной властью над его отцом. Большой Джим неосознанно чувствовал, что люди, которые так одеваются и так разговаривают, способны ему навредить, буде пожелают, и всякий раз, как видел на улице такого человека, щурился с подозрением и, да, со страхом. Большой Джим и сам любил поиздеваться и знал, каково это – когда над тобой издеваются наделенные богатством и властью. Салли подозревал, что отец постоянно думает о таких людях. О тех, кто командует им в “Сан-Суси”. Быть может, это их он представлял, когда дрался в тавернах. Он цеплялся только к тем, кто, по его мнению, задавался. К тем, кто зарабатывал чуть больше него или был чуть лучше одет. К тем, кто заменит ему тех, кого он ненавидит по-настоящему. И Салли еще в юности дал себе слово не пасовать перед теми, кого так боялся отец. Разумеется, от хамства Майлзам Андерсонам мира сего Салли выигрывал не больше, чем его отец от подобострастия, но хотя бы получал удовольствие, и ему было бы жалко лишиться этих маленьких удовольствий. Но правда в том, что дела его плохи, намного хуже, чем когда-либо, а он едва не потерял работу, которая позволит ему выкарабкаться, из-за глупого упрямства, которое, уверяла Рут, свойственно исключительно Салли.

Как бы то ни было, он выкрутился, а значит, все не так уж и плохо. Завтра он будет любезнее, извинится перед Майлзом Андерсоном за то, что повел себя как дурак. Пожалуй, ничего страшного, что он проиграл все деньги Карлу Робаку, – может, теперь Карла замучает совесть и он разрешит еще несколько дней поездить на “эль камино”, пока Салли не разберется с покупкой нового пикапа. Если он наскребет денег на солидный первый взнос, быть может, Гарольд согласится отдать ему пикап и плуг, а остальную сумму Салли выплатит в рассрочку за несколько месяцев. Если этой зимой будет много снега – а похоже, что к тому идет, – то к весне, вероятно, Салли сумеет рассчитаться с Гарольдом, если, конечно, больше не станет играть в покер и делать прочие глупости в этом роде.

Но Салли боялся, что рано или поздно ему придется, оставив гордость, попросить у кого-то взаймы. Рут дала бы ему денег, если бы они у нее были, но у нее нет. У Уэрфа, возможно, есть деньги, и он даже согласится выручить друга, но Салли и так должен ему слишком много. А у старух он не брал из принципа, то есть мисс Берил отпадает. Карл Робак, глядишь, и раскошелится, если вновь подловить его пьяным, но Салли не хотелось брать деньги у Карла, которого он предпочитал презирать. Можно, конечно, наведаться в банк, но там Клайв-младший, от одной мысли о нем воротило с души, вдобавок Салли вдруг догадался, что гадостей про него Майлзу Андерсону наговорил, скорее всего, Клайв-младший.

Оставалось еще предложение Рут – продай отцовский дом, вот тебе и деньги. Интересно, подумал Салли, до какого отчаяния ему надо дойти, чтобы все же решиться. Пока что до этого далеко.

– Что ж, – произнес Карл, выведя его из задумчивости, – поеду проверю, найдется ли для меня сегодня пристанище.

– Но к Руби лучше пока не езди, – посоветовал Салли.

– Все еще злится, да?

– Как сейчас, не знаю. Но днем была вне себя.

Карл искренне опечалился.

– Зря я заговорил о женитьбе, – сказал он.

– Вот именно. – Салли припомнил, что и сам за последние сутки успел сделать предложение. – Женщины такие разговоры принимают близко к сердцу, даже если знают, что зря.

Карл вздохнул.

– Руби достойна того, чтобы на ней жениться, – заметил он. – В том-то и беда. Все женщины этого достойны. Они раздвигают свои прекрасные ноги, и я ловлю себя на том, что говорю: “Почему бы нам не пожениться”, причем на полном серьезе. И так каждый раз.

Салли невольно ухмыльнулся, до того у Карла был удрученный вид.

– Ну ты и фрукт.

– Как-то неловко ничего им не предложить, – пояснил Карл. – Если бы мог, я женился бы на всех и каждой.

– Верю, – ответил Салли. – Нам ни одной не оставил бы.

– Бутси оставил бы Рубу. – Карл кивнул на большой зал, где они играли в покер: – Я смотрю, Ахав[35] проснулся.

Уэрф стоял на пороге, отряхиваясь от паутины.

– Чем кончилась игра? – спросил он и проковылял к стойке.

– Белый кит уплыл вон туда. – Карл Робак указал в направлении Главной улицы.

Уэрф уселся на табурет, который Карл освободил.

– Ладно, – сказал он. – И пусть себе плывет. Зачем мне ловить китов?

– Понятия не имею, – ответил Карл по пути к двери.

– Я проснулся и не смог вспомнить, где нахожусь. Словно очутился в Нью-Йорке сороковых – сижу, таращусь на люстру. Я уж думал, что умер и попал в “Уолдорф-Асторию”.

– Вы не поверите, – крикнул Карл с другого конца зала, он смотрел в окно на улицу, – но там опять снег.

– Я поверю, – сказал Салли. Вообще-то его это радовало.

– Тут чем-то воняет, – сказал Карл, вышел из “Лошади”, и дверь закрылась за ним.