– Знаешь, что тебе нужно сделать? – спросил он.

– Нет. Что?

– Вернуться к поджогам.

Салли притворился, будто обдумывает совет.

– А это мысль, – сказал он, хотя Джоко наверняка шутил. С тех пор как Салли спалил дом, его часто в шутку называли “поджигателем”. И только с годами он понял, что многие правда так думали, поскольку Кенни не скрывал, что считает тот пожар большой удачей.

– А то. – Джоко фыркнул. – Если затея с луна-парком сорвется, у тебя появится масса клиентов со всей Главной. Я, может, сам к тебе обращусь.

– Не отчаивайся, – сказал Салли. – Завтра они опять откроются.

Красный “камаро”, равно как и “эль камино”, стоял у трехэтажной конторы, а значит, Карл, надо думать, у себя. Но до его кабинета подниматься три этажа, поэтому Салли слепил снежок, вышел на середину пустой улицы и запустил снежком в ряд окон с надписью “«Тип-Топ». Строительная компания К. И. Робака”. Снежок ударил в стекло громче, чем рассчитывал Салли, и в окне за рассыпчатой кляксой снежка тут же возникло лицо Карла. И плечи, почему-то голые. За его спиной мелькнуло чье-то белое испуганное лицо. Карл поднял створку окна:

– Я уже говорил, что значат буквы “К. И.” в моем имени?

– Вчера. – Салли ухмыльнулся. В соседнем окне – то есть в приемной – украдкой отдернули занавеску. – Привет, Руби. – Салли помахал рукой. – Счастливого Дня благодарения. – Занавеска качнулась на место.

– Что тебе надо, черт подери? – спросил Карл. – Ты вроде как должен работать.

“А ты вроде как должен быть дома”, – подумал Салли, но промолчал.

– Я не застал тебя в кафетерии, – вместо этого сказал он. – Ты, наверное, забыл, что обещал встретиться со мной и отдать мне деньги.

– И раз меня там нет, ты решил прийти сюда и швыряться снежками в окно, чтобы довести меня до сердечного приступа.

– Все я правильно сделал, – возразил Салли. – Иначе мне пришлось бы подниматься на третий этаж, а ты не открыл бы мне дверь, с тебя станется.

– Давай я через полчасика подъеду к тебе на площадку, – предложил Карл.

На лице его читалась мольба – будь человеком, я тут кое-чем занят, прошу тебя как мужик мужика.

Но Салли таким не проймешь.

– Положи деньги в конверт и сбрось мне. Это займет две секунды. Даже у тебя не успеет так быстро обвиснуть.

– У самого-то, поди, давно не стоит, – парировал Карл, – вот и забыл, как это бывает. – И отошел от окна.

Чуть погодя Карл вернулся с конвертом.

– Наверняка он упадет на подоконник.

– Я готов рискнуть, – ответил Салли. – Деньги, которые ты мне должен, обычно застревают у тебя в кармане, а не на подоконнике.

– Так дела не делают, – сказал Карл, но все же бросил конверт, тот полетел вниз, не задев подоконника второго этажа, и, точно фрисби, спикировал на улицу. Салли ловко поймал его на лету, открыл, достал купюры.

– Не уходи, у меня для тебя еще кое-что есть, – крикнул Карл.

Салли поднял глаза и увидел голую задницу. В окне белели ягодицы Карла, из его кабинета доносился женский смех. Не успел Салли слепить новый снежок и запустить его в цель, как задница скрылась из виду. Окно захлопнулось.

Салли собрался отчалить, как вдруг заметил темный седан, который вчера стоял неподалеку от стройплощадки. Незнакомец за рулем, казалось, пристально разглядывает какую-то черную коробку. Салли помахал ему. Незнакомец не ответил. И лишь когда в его ветровое стекло врезался снежок, опустил окно – оно было с электроприводом – и высунул голову.

– Это ты пульнул? – спросил Салли, указав на окно наверху.

– Я вас не понимаю, – спокойно ответил незнакомец.

– Я думал, это ты.

– Кажется, вы не вполне трезво оцениваете ситуацию, – произнес незнакомец тоном, который Салли терпеть не мог. Так с ним разговаривали юристы из страховой на судебных слушаниях по поводу его нетрудоспособности.

– Я на твоем месте все равно был бы осторожен, – посоветовал Салли. Он знал, что у Карла есть пистолет.

– Вы мне угрожаете? – уточнил незнакомец.

– Только если ты боишься снежков.

– Вот и ладно, – ответил незнакомец, и стекло с жужжанием поползло вверх.

Когда Салли прибыл к Хэтти, Руб уже приплясывал на цыпочках.

– Хотел бы я, чтобы “У Хэтти” было открыто, – сказал он. В уголках рта у него засох крем.

– Почему?

– Потому что тогда я ждал бы тебя внутри, в тепле, – серьезно пояснил Руб.

Салли на это лишь улыбнулся; Руб смутился под его взглядом и уставился на свои ботинки.

– Ты весь день будешь надо мной издеваться, да? – грустно спросил он.

Они двинулись к тому месту, где Салли оставил пикап. На боковом крыльце, придерживая у горла толстый халат, стояла мисс Берил и рассматривала снегоуборщик. Это навело Салли на мысль. Он взял цепь – она лежала в ящике с инструментами – автоматический замок, на который закрывал этот ящик, и, прихрамывая, пошел к крыльцу.

– Это чтобы вы при желании сами почистили дорожку, – сказал Салли квартирной хозяйке.

– Я не сумею, даже с этим. – Мисс Берил с подозрением взирала на снегоуборщик. – Он, чего доброго, поедет сам по себе и потащит меня по улице. А соседи выглянут в окно и скажут: вот едет старая Берил.

– Зря отказываетесь, – подначил ее Салли. – Славная была бы зарядка.

– Не хочу я делать зарядку. У меня золотое время. Для чего тебе эта цепь?

Салли прикрепил снегоуборщик к перилам крыльца. Он мог бы просто спрятать его в гараже, но ему улыбалась мысль показать Карлу, где его снегоуборщик.

– Чтобы тот, у кого я его украл, не украл его у меня. Если он придет, зовите копов.

Мисс Берил не сразу сообразила, что к чему. Она уже немолода, всю жизнь проработала школьной учительницей, но умела поддержать шутку, и Салли это знал.

– Как я уже говорила, вы нахал, сэр. – И добавила, уже серьезно: – Скажи мне, Дональд. Тебя никогда не смущает, что ты не сумел лучше распорядиться жизнью, дарованной тебе Богом?

Салли давным-давно дал себе слово не обижаться на слишком личные вопросы мисс Берил.

– Нечасто, – признался он и подергал цепь, чтобы убедиться, что закрепил ее надежно; цепь лязгнула. – Иногда.

Может, Салли и не любил обшивать стены гипсокартоном, но в этом процессе, как почти в любом физическом труде, был ритм, и если его поймать, то приноровишься, а там и утро пройдет. Долгие годы Салли полагался именно на ритм – и еще на понимание того, что нет такой работы, пусть даже самой неблагодарной, идиотской и непосильной, к которой нельзя было бы приноровиться. Время идет, если не пытаться его остановить. Сегодня утром оно летело. Салли с Рубом боялись, что часам к десяти уже не будут чувствовать пальцы, но потеплело и они не замерзли. Они действовали спокойно, неторопливо – пожалуй, так они закончат даже быстрее, чем если бы работали в спешке.

Карл Робак недоумевал, зачем Салли терпит такого напарника, как Руб, но Руб был одним из очень немногих, с кем Салли сработался. Руб был идеальным партнером по танцам, он всегда охотно позволял Салли – или любому другому, с кем работал, – вести. Достоинство Руба заключалось в том, что у него не было собственного плана действий. Если Салли торопился или ему было куда-то нужно, если по завершении этой работы его ждала следующая, Руб был не прочь поднажать. Если же по какой-то причине – например, почасовая оплата – им надо было сбавить обороты, то Руб, что еще удивительнее, умудрялся что-то делать без всякого результата. Руб был идеальный работник, прирожденный исполнитель, он не спорил, если от него требовали сделать что-то неправильно, он умел создать видимость деятельности и при этом не закончить работу в срок. При необходимости можно было не сомневаться, что он вообще не закончит работу, пока ей на смену не явится следующая. И все это без заметных простоев и даже отдыха. Салли всегда говорил, что из десяти человек, разбирающих груду камней, Руб будет последним, кого уволят за леность. И лишь уволив предыдущих девятерых, заказчик поймет, что Руб за все это время даже не притронулся к камням.