– Не мог же я наблюдать, как ты голодаешь. Шел бы ты лучше отсюда и занялся чем-нибудь прибыльным. Если бы такие, как мы, могли обуть страховую, в мире не существовало бы страховых. Здравый смысл-101.
Уэрф с досадой отмахнулся от Салли, взял лежащую посередине стола венерку и замахнулся ею на Салли, будто хотел разбить ему голову.
– Может, ты и прав, – сказал он. – Скудные знания – опасная штука, черт подери. Кто бы мог подумать, что в колледже Шуйлер-Спрингс тебя хоть чему-то научат? Мне больше нравилось, когда ты был полным идиотом.
Вновь подошла Рут, стала убирать посуду.
– Винс говорит, чтобы вы шли разговаривать в “Лошадь”. День благодарения на носу, и если вы оба уйдете, у него появится хоть один повод быть благодарным. – Она прислонила стопку тарелок к груди. – Еще он спрашивает, с чего ты взял, что Салли не полный идиот.
– Скажем так, догадался, – ответил Уэрф и добавил, обращаясь к Салли: – Пошли выпьем по бутылке пива.
– С тобой по одной не получится, – сказал Салли.
– Это правда, – признал Уэрф. – И что?
– А то, что я завтра работаю.
– Завтра праздник.
– Где-то я это уже слышал.
Уэрф сдался, вылез из кабинки, взял шарф и перчатки.
– Послушай. Только не бросай учебу официально. Тогда нам кранты. Пусть даже у тебя будут хвосты. Так мы хотя бы выиграем время до весны, а то и до осени. Если повезет, к тому времени мы сумеем доказать, что ты полный калека. Кстати, пора делать очередной рентген и снимки колена, так что пойди и сделай.
Салли согласился, лишь бы Уэрф ушел. Рентген стоит недешево, но если Салли упомянет об этом, Уэрф примется совать ему деньги.
– Пошли по пиву, – сказал Уэрф.
– Нет. Ты не понимаешь слова “нет”?
– И в следующий раз оставь мне венерку, – крикнул через плечо Уэрф.
– Ты и эту не съел, – напомнил Салли. Венерка по-прежнему лежала посередине стола.
Уэрф ушел, вернулась Рут и молча скользнула в кабинку позади Салли. Встала коленями на диванчик и потерла Салли плечи, склонясь над стенкой кабинки.
– Как там Питер? – спросила она.
Салли расслабился от массажа; он слишком устал, чтобы гадать, как она узнала о приезде его сына.
– Есть хоть что-то такое, чего ты не знаешь о моем дне?
– Ага, – весело ответила она. – Я не знаю, почему ты выпрыгнул из его машины и побежал по парковке.
– Я думал, по средам у тебя выходной, – удивился он.
Днем Рут работала кассиршей в супермаркете, то есть наверняка видела его в окно.
– Нет, и уже с конца сентября, – сказала она. – Раньше ты лучше помнил мои выходные.
– У меня, конечно, память паршивая, но я все-таки помню, что это ты пожелала сделать паузу.
Они условились об этом в августе, когда Грегори, младший сын Рут, ныне ученик выпускного класса, увидел, как они вдвоем выходят поздно вечером из “Лошади”. Грегори соврал о своих планах на вечер, и теперь ему было не с руки уличать мать, он, в общем, и не заикнулся о том, что видел ее с Салли, но Рут встретилась взглядом с сыном – он стоял на противоположной стороне пустынной улицы – и по его лицу поняла, что он обо всем догадался. Тогда-то она и сказала Салли, что лучше им некоторое время вести себя хорошо.
Вот они с августа и вели себя хорошо – Рут вкалывала на двух работах, Салли учился в колледже, вечерами сидел в “Лошади” с Уэрфом и прочими завсегдатаями, порой до самого закрытия. По правде говоря, Салли и Рут уже не раз “вели себя хорошо”, таков был ритм их отношений, и Салли порой думал, что если бы они все же поженились, как хотели когда-то, то уже измучили бы друг друга. Паузы шли им на пользу – конечно, не слишком долгие.
Они вынуждены были блюсти воздержание в ту пору, когда у мужа Рут обострялись подозрения, а потому и не задумывались, что, быть может, вести себя хорошо им нравится почти так же, как вести себя плохо. В последнее время периоды целомудрия постепенно затягивались, и Салли это полностью устраивало, хоть он и не осмеливался признаться в этом Рут. Прелюбодеяние, как и баскетбол, занятие для молодых – в последнее время Салли чувствовал, что участие в этом его унижает и ставит в дурацкое положение. Они с Рут были любовниками двадцать с лишним лет и не могли решить, ни вместе, ни поодиночке, гордиться им или стыдиться своих отношений, равно как и не сумели бы объяснить, почему их потребность друг в друге то сильнее, то слабее. Куда проще было признать эту потребность, когда она одолевала их, чем согласиться с тем, что ее нет; яростнее всего они ссорились, пытаясь выяснить, кто именно решил, что надо какое-то время вести себя хорошо, кто виноват в том, что они перешли к целомудрию, кто кого игнорировал и избегал. Салли чувствовал, что назревает очередной спор на эту тему, и догадывался, что ему не выиграть.
– То есть ты хочешь сказать, что когда я сказала “ненадолго”, ты подумал, я имела в виду три месяца, – проговорила Рут, впиваясь пальцами между лопаток Салли и умело переходя грань, отделяющую удовольствие от боли.
– Нет, – возразил Салли. – Я подумал, ты имела в виду семь месяцев. Я подумал, ты хочешь дождаться, пока Грегори окончит школу и уедет в колледж.
Удар был явно нечестный, судя по тому, что пальцы Рут давили чуть нежнее.
– Ну и нечего было так легко соглашаться.
– Я не умею читать мысли, – парировал Салли, решив рискнуть – тактика, редко приносившая плоды в общении с Рут. – Надо прямо говорить, чего ты хочешь.
Рут перестала массировать его плечи и замолчала.
– Я хочу, – наконец ответила она, – чтобы ты тоже хотел. Мне было бы очень приятно, если бы я твердо знала, что ты не можешь не думать обо мне каждый день. Если бы я знала, что ты раз пять снимал трубку, чтобы позвонить и рассказать мне о чем-то. Вот чего мне хотелось бы.
– То есть ты была бы счастлива, если бы знала, что я несчастлив? – перефразировал ее слова Салли.
– Именно.
– Давай я просто скажу, что скучал по тебе.
Рут снова принялась массировать ему плечи.
– Согласна, и еще объясни, почему твой сын гнался за тобой по парковке.
Салли рассказал ей, как внук врезал ему по больному колену книжкой доктора Сьюза, а заодно и обмолвился, что назавтра его пригласили на праздничный ужин к Вере. Рут всегда жалела Салли за то, что в праздники он один, но к его бывшей жене питала глубокое недоверие, он никак не мог взять в толк почему, пока Рут не призналась: она боится, что Салли с Верой сойдутся, – страх совершенно беспочвенный, учитывая, что Вера давным-давно сошлась с другим.
– И ты пойдешь?
– Может, заеду после работы, – без особой радости ответил Салли. – Я обещал Дубине, что завтра буду обшивать дом гипсокартоном.
– В праздник?
Салли пожал плечами:
– Почему бы и нет?
Существовало такое множество причин, почему человек в здравом уме не согласится в праздник, да еще и на холоде, обшивать дом гипсокартоном, что Рут не знала, какую выбрать. Но когда Салли сказал “почему бы и нет”, он не имел в виду, что не может придумать ни единой причины. Он имел в виду, что заранее отказывается признавать их весомость. Рут перестала массировать ему плечи и села напротив него.
– Это займет весь день?
– Возможно, – допустил Салли. – Сегодня у меня было работы на полдня, а я провозился весь день и часть вечера. Причем большую часть сделал Руб.
– Это же первый рабочий день после перерыва. Чего ты ждал?
– Большего.
– Может, завтра будет лучше.
– Завтра будет хуже, – честно ответил он. – Я даже не сомневаюсь. А вот послезавтра может быть лучше. Я не могу работать с прежней скоростью, это я уже выяснил. Может, я вообще не справлюсь.
– Хочешь совет?
– Не особо.
– Возвращайся в колледж.
Салли ответил не сразу, надеясь, что по его молчанию она решит, будто он действительно обдумывает ее мудрый совет.
– Там денег не заработаешь, – наконец произнес он.
– Тебе нужны деньги?
Он покачал головой:
– Не прямо сейчас. Но когда-нибудь понадобятся. И мне совершенно точно понадобится новый пикап – может, уже в начале следующего года. Мой еле живой из-за поездок туда-сюда на учебу. Я, в общем-то, и так планировал, но мало ли какие неожиданности…